Миланский вокзал

* * *

Комиссар Далмассо вспотел. Больше, чем обычно. Потела голова; пот стекал по лысине, румяным щекам, по лбу, пробирался между складками на щуплой шее и образовывал большие влажные пятна на рубашке.

Он собирался поговорить о показателях последней статистики, предоставленной Главным управлением полиции, относительно преступлений, совершенных в районе Центрального вокзала в первые три месяца года. Бюрократы на самом верху очень любили статистику и постоянно ее публиковали. В полиции были люди, которые проводили больше времени за подсчетом цифр и попытками подстроить их под свои нужды, чем за розыском преступников. Статистические данные – это наличные деньги, которые можно потратить на политическом уровне. Одни карьеры были на них построены, другие по их вине потерпели крушение.

В этом случае цифры были беспощадны: 53 обвинения в торговле наркотиками, 24 – в занятии проституцией, 42 грабежа и карманных кражи, 61 ограбление, 38 нападений с нанесением телесных повреждений, 5 смертей от передозировки, 4 изнасилования и 2 убийства. Общий рост преступности в сравнении с тем же кварталом предыдущего года составил 17 процентов. Цифры говорили сами за себя, указывая на неконтролируемость ситуации.

– Вы наверняка читали газеты за последние несколько дней, – сказал Далмассо, вытирая лицо уже насквозь мокрым носовым платком. – «Центральный вокзал: колыбель преступности», «На вокзале свирепствует насилие», и так далее, и тому подобное. Районный совет, районные комитеты, ассоциации торговцев, политики… Все они требуют законности и безопасности. Все они призывают к более решительному вмешательству правоохранительных органов.

Комиссар сделал паузу, наморщив лоб.

– А кто крайний, как думаете? Мы, конечно. Ничего нового, да, парни? Все это мы уже проходили. Перманентный, мать его, кризисный цикл. В конце концов, с теми силами и ресурсами, которыми мы располагаем, уже просто чудо, что нынешняя ситуация является исключением, а не нормой. Но на этот раз всё по-другому. Некоторые из вас, возможно, слышали об этом: уже некоторое время рассматривается фараоновский план перестройки вокзала. Это будет радикальная перестройка, которая полностью изменит его облик, превратив вокзал в своего рода торговый центр, полный магазинов, баров, ресторанов и кто знает чего еще; место, где люди больше не будут просто приезжать и уезжать на поездах, а станут приходить, чтобы поесть, сделать покупки, развлечься. Как на вокзале Термини в Риме, типа того. До сих пор у проекта была трудная жизнь, осложненная бесконечными спорами и конфликтами. Но в марте МКЭП[11] наконец одобрил его, и были выделены первые средства. Ожидается, что строительная площадка будет открыта к концу года. На самом деле, разумеется, ничего такого не случится и начало работ все равно сдвинется. Но рано или поздно благословенная перестройка начнется, это уж точно. К тому времени, когда бы оно ни настало, ситуацию на вокзале надо взять под контроль. На кону стоят большие деньги и огромные выгоды, как экономические, так и политические. На заседании комитета провинции по порядку и безопасности на прошлой неделе практически не было разговоров ни о чем другом, и даже заместитель министра внутренних дел выступил по телефону из Рима. Он дал понять, что если в ближайшее время не появятся конкретные результаты, полетят головы. В заключение, добавил он, нужно очистить станцию от разных подонков, и теперь это действительно нужно сделать раз и навсегда.

Следующие полчаса Далмассо провел, выслушивая споры и протесты своих подчиненных. Отдел был сильно недоукомплектован, средства и оборудование оставались неадекватными и устаревшими; дежурных нельзя было нагружать; понадобилось бы больше, чем те жалкие тридцать активных камер наблюдения, на которые они могли рассчитывать в данный момент; самые крупные проблемы на самом деле возникали не внутри вокзала, а в прилегающих районах, которые не находились под строгой юрисдикцией «Полфера»… Все это было понятно Далмассо, как и причины для жалоб, – и недовольство подчиненных он вполне разделял, но загвоздка состояла в том, что ему нечем было их успокаивать. На все просьбы о предоставлении дополнительных ресурсов он получил от своего непосредственного начальства лишь туманные и неопределенные обещания.

По окончании собрания полицейские стали с ворчанием расходиться. Лица их были угрюмыми, а настроение – хуже некуда. Были объявлены отсрочки отпусков и продленные смены.

Меццанотте все еще оставался на месте, приводя в порядок свои бумаги. Проходя мимо него, Карбоне нарочно задел складную столешницу его стула, в результате чего ворох бумаг полетел на пол. Он пошел дальше, даже не обернувшись; за ним тащились Лупо и Тарантино, его несносные приспешники, которые топтали разбросанные по полу страницы, выдувая розовые пузыри из жевательной резинки. Из-за своей привычки всегда жевать ее они выглядели еще тупее, чем обычно.

После инцидента с ультрас двумя неделями ранее Меццанотте старался избегать любых столкновений с Карбоне. К тому времени, когда он вернулся из пятидневного отпуска по болезни, его раздражение частично прошло, и на тот момент повторное рассмотрение вопроса уже не имело особого смысла. В любом случае, несмотря на то что Карбоне лишил его премии за освобождение заложника, поведение Рикардо во время вылазки на «поезде ужаса» произвело сильное впечатление на четырех оперативников, которых он захватил с собой, и те принялись рассказывать о случившемся. У него сложилось впечатление, что это способствовало небольшому повышению его рейтинга в отделе, так что ему было чему радоваться.

Когда Карбоне и его приспешники ушли, ухмыляясь и обмениваясь «пятюнями», Меццанотте попытался встать, но Колелла, сидевший позади него, удержал его, положив руку ему на плечо.

– Не стоит, Кардо, – прошептал он ему на ухо, – пусть идет.

Позади троицы шествовала агент Нина Спада, которая старательно обходила упавшие бумаги и бросала на него долгие взгляды, сопровождаемые улыбкой – то ли ироничной, то ли озорной. Апулийка по происхождению, она была миниатюрной, но весьма фигуристой, чего не могла скрыть даже униформа, которая едва скрадывала ее взрывоопасную сексуальность. Половина мужчин в отделе с ума по ней сходили, но Нина Спада была та еще штучка и без труда их отваживала. Она прекрасно знала, как выжить в этой преимущественно мужской высокотестостероновой среде. Прямолинейная до откровенности, Нина была обладательницей черного пояса по дзюдо, а вне службы разъезжала в шипованной кожаной куртке на старом «Харли Дэвидсон Спортстер». Поговаривали, что она спала с Карбоне.

– Ох, Кардо, ты видел, как она на тебя смотрела? – Колелла пихнул его локтем. – Я думаю, ты ей нравишься…

– Не говори ерунды, Филиппо, она просто со мной поздоровалась. С тех пор, как я здесь, мы обменялись лишь двумя словами – «да» и «нет».

На самом деле, хотя Нина, как и большинство ее коллег, благоразумно держала дистанцию, он уже не в первый раз ловил на себе ее настойчивые взгляды, интерпретировать которые не решался.

– Да брось, ясно же – она на тебя запала.

– Завязывай, кому говорю… Лучше помоги мне собрать эти гребаные бумаги.