Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая

Если напрямую временно неуправляемые Петербургской республикой некоторые повстанческие части, рвались к Москве, то тем войскам, которым мы могли отдавать приказы, в эти дни двигались в совершенно других направлениях – на юг и восток.

Так, передовые гвардейские части сейчас абсолютно мирно занимали охваченную мятежом военных поселенцев Новгородскую губернию. Здесь, сладкой парочкой «реформаторов» – Александром с Аракчеевым был посеян … эээ … точнее говоря поселен Гренадерский корпус, в который входила и 1-я гвардейская гренадерская дивизия. Последнего российского императора с его прихвостнем здесь ненавидели люто, а потому проблем с присягой Временному правительству даже близко не возникло.

Направленные в Финляндию эмиссары Временного правительства успешно провели переговоры с командованием 23-й пехотной дивизией – Отдельным Финляндским корпусом.

В декабре, одиннадцатого и двенадцатого числа, практически одновременно вспыхнули восстания в Польше и Финляндии. Польское восстание заставило Литовский корпус, ведомый Константином, начать покидать мятежные польские земли. Этот корпус вместе с силами 1-й армии сейчас разворачивался в Белоруссии с твердым намерением обезопасить свое подбрюшье, утопив в крови восставшее Южное общество и примкнувшие к этому Обществу войска, костяк которых составляла 2-ая армия.

Науськанные англо-шведами финны восстали практически одновременно с поляками. К действующим финским частям – Гельсингфорскому учебному батальону (сформированному в 1818 году из лучших офицеров и нижних чинов трёх финляндских егерских полков) – присоединились моментально образовавшиеся финские партизанские отряды, находящиеся под начальством бывших и действующих шведских и финских офицеров. Здесь следует понимать, что все финские поселяне являлись, прежде всего, отличными охотниками, в каждом доме были ружья и рогатины. Вот эти-то «лесные братья» и образовывали под предводительством офицеров, пасторов и ландманов сильные пешие и конные отряды. Сами финны, как народ со своей особой спецификой, также как и местность на которой они проживали, где безраздельно господствовала суровая северная природа с озерами, болотами и лесными дебрями – все вместе, эта смесь, идеально подходила именно для ведения партизанской войны. Но, по счастью, ее не случилось.

Независимость страны Суоми (в границах существовавших на 1808 год, что существенно отодвигало государственную границу от Санкт-Петербурга, заодно сохраняя за Россией довольно обширную Выборгскую губернию) петербургское правительство было вынуждено признать, и слава Богу, это признание стоило нам лишь словесных баталий, хотя и среди революционных офицеров противников подобного рода признания было не перечесть.

В этом непростом вопросе два фактора помогли нам избежать раскола и кровопролития. Во-первых, это наличие все возрастающей день ото дня царской армии в Центральной России, нависающей над молодой Петербургской республикой Дамокловым мечом. Ну и, не последнюю роль в этом вопросе, сыграла личность командира 23-й пехотной дивизии – так называемого Отдельного Финляндского корпуса – генерал-майора Теслева А.П. Александр Петрович, будучи прекрасным военным топографом, ветераном войн против Наполеона, в 1814 году был посвящен в масонство в военно-походной ложе «Александра к военной верности», а в 1816 году стал еще и членом-основателем масонской ложи в Митаве. Отсюда ясно, что найти с этим масонским генералом точки соприкосновения и достигнуть взаимопонимания для членов Временного правительства особого труда не составило.

Петербург, вместе с независимостью Финляндии, выполняя ранее достигнутые тайные договоренности, признал еще и Польскую республику в границах Царства Польского. По сравнению с финляндской независимостью тот же вопрос с поляками так остро на повестке дня не стоял – о польской «незалежности» судачили уже не первый год и большинство революционных офицеров если и не разделяло прямо этих взглядов, то морально смирились с этим как с неизбежным злом.

Сейчас расформированный Отдельный Финляндский корпус (23-я пехотная дивизия) существенно усилил революционные войска.

2-я бригада 23-й пехотной дивизии, в составе Петровского и Вильманстрандского пехотных полков, была направлена в Прибалтику, в помощь командиру 1-го морского полка полковнику Федору Васильевичу Вольскому – члену Северного общества с 1823 года.

3-ю бригаду 23-й пехотной дивизии в составе 45-го и 46-го егерских полков оставили в Выборге. Эти два егерских полка в числе первых мною планировалось перевооружить на новые капсюльные винтовки.

1-ю бригаду 23-й пехотной дивизии, в составе Выборгского и Нейшлотского пехотных полков планировали к переброске в Нижний Новгород, если только генерал Лопухин сможет успешно выполнить порученное ему задание.

Отдельная, но крайне ответственная миссия была возложена на командира 1-й бригады 1-й уланской дивизии, члена Союза спасения, Союза благоденствия и Северного общества, масона, участника наполеоновских войн, генерал-майора Лопухина Павла Петровича. Два уланских полка его бригады – Оренбургский и Сибирский уланские полки, расквартированные соответственно в Торжке и Вышнем Волочке, не теряя времени, должны были пройтись по руслу Волги – от Твери до Казани, устанавливая на местах новую революционную власть, а дальше, после Казани двинутся по льду Камы на восток, поднимая на бунт заводской Урал, помнящий еще времена Емельяна Пугачева.

Москву, честно говоря, надежд удержать было мало – громаднейшие массы войск – из Польши и западных губерний, под предводительством великого князя Константина, словно огромный маятник тронулись с места и качнулись на восток, в первую очередь, нацеливаясь на Москву. В этой ситуации крайне важно было попробовать зацепиться за Поволжье и Урал, а потому Лопухина вдобавок усилили еще и гвардейской кавалерией.

Пребывавшего в дни восстания в Петербурге и примкнувшего к нашему Обществу полковника Булатова Александра Михайловича, пятнадцатого декабря отправили в его родной 12-й егерский полк, точнее говоря во второй батальон этого полка, что сейчас находился на поселении в Новгородской губернии. А дальше он должен был попробовать связаться с Угличем и если не будет противодействия, принять на себя командования остальными расквартированными в Угличе батальонами 12-го егерского, а затем двинуться вниз по Волге, вслед за кавалерией Лопухина.

Со слов прибывшего Волконского и по нашим собственным разведданным ситуация на юго-западе России складывалась тяжелая. В Киевской, Подольской, Херсонской, Екатеринославской, Таврической губерниях и в Бессарабской области в десятых числах декабря наблюдался самый настоящий слоеный пирог - восставшие армейские части 2-й армии входили в боестолкновения с правительственными войсками.

Самой монолитной силой оказалась дислоцированная в Кишиневе 16-я дивизия Орлова М.Ф., взбунтовавшаяся и выдвинутая опальным генералом через Тульчин, где дислоцировался штаб 2-й армии, на Киев. Орлов действовал не в одиночку, а заодно со своим старым приятелем – генерал-майором в отставке, бывшим командиром 2-й бригады 16-й Орловской дивизии – Пущиным Павлом Сергеевичем.

Туда же, на Киев, что был одиннадцатого декабря занят 2-м батальоном Черниговского пехотного полка Бестужева-Рюмина, дислоцированным в Василькове, выдвинулись Артамон Захарович Муравьев – заговорщик со стажем (член «Союза спасения», «Союза благоденствия» и «Южного общества») – командовал Ахтырским гусарским полком, выступившим в поход на Киев совместно с Черниговским полком во главе с подполковником Сергеем Муравьевым-Апостолом.

Витебский пех. полк дислоцированный в Ржищево Киевской губернии под командованием подполковника Хотяинцева И.Н., члена Южного общества, в числе первых вошел в Киев. В Киев также вошли Полтавский полк Тизенгаузена и 1-я бригада 18-й пехотной дивизии, в составе Казанского пех. и Вятского пех. полков. Командовали этими самыми полками соответственно - полковник Аврамов Павел Васильевич, член Южного общества, и полковник Пестель Павел Иванович - непосредственный руководитель Южного общества.

На сторону восставших переходили не только целые полки – Харьковский драг. полк (плк. Канчиялов Г.А., член Южного общества), Пермский пех. полк (плк. Леман П.М., член Южного общества), Саратовский пех. полк (плк. Повало-Швейковский И.С., член Южного общества), Екатеринбургский пех. полк (плк. Астафьев А.Ф., член Союза благоденствия), Мариупольский гусар. полк (плк. Горленко П.И., член Южного общества), Северский конно-егерский полк (плк. Граббе П.Х., член Союза благоденствия), но и более мелкие подразделения – роты пехотные, конно-артиллерийские, иногда целые арт. бригады, как в случае с полковником Фроловым А.Н. из 3-й гусарской дивизии.

От первоначальных своих намерений идти прямиком на Москву южане, слава Богу, отказались – Москва с первых же дней восстания оказалась занята полками Нарышкина, а потому южанам волей-неволей пришлось переключить свое внимание на войска монархистов, что двинулись от западных границ на восток.

2-я армия, состояла из двух пехотных корпусов (16 пехотных и 8 егерских полков в составе четырех пехотных дивизий), девяти казачьих полков, одной драгунской дивизии, нескольких артиллерийских бригад и пионерных батальонов. Всего во 2-й армии числилось около 100 000 человек. 2-я армия была сравнительно небольшой на фоне размещенной в западных российских губерниях 1-й армии из пяти пехотных корпусов, не считая кавалерии и артиллерии.

Разрозненные восставшие подразделения 2А в один кулак пытался собрать начальник штаба 2-й армии генерал-майор Киселев. Пару лет назад, на дуэли им был убит командир бригады 2-й армии генерал-майор Мордвинов. Причина дуэли была в следующем. Командира входившего в эту бригаду Одесского полка во время дивизионного смотра за грубое обращение с офицерами и солдатами избил его собственный офицер. Киселев узнал, что это было сделано с одобрения Мордвинова, и он снял его с должности командира бригады, а тот вызвал Киселева на дуэль, так как счел поступок Киселева оскорблением. В результате, Мордвинов был убит.

Сам же Киселев личностью был довольно скользкой, с одной стороны он придерживался либеральных взглядов, но с другой стороны всегда был ловким царедворцем, находя общий язык с правительством. Но сейчас, после захвата Тульчина, похоже, Киселев просто был вынужден сделать окончательный и бесповоротный выбор в пользу революции. Но разбрасываться даже такими нестойкими кадрами было бы грех, тем более штаб Киселева находился под «присмотром» Пестеля, Орлова, Пущина, Юшневского и других более стойких в своих убеждениях и проверенных временем товарищей.

- Все свободны, господа министры! – шумно задвигались отодвигаемые стулья. – А вас, генерал Волконский, я попрошу остаться …

С Петром Михайловичем мы проследовали к дальнему углу, где притулился круглый шахматный столик. С этим генералом мне требовалось поговорить тет-а-тет, чтобы окончательно принять одно важное для всех нас решение.