Вохштерн

Глава 17

Ох, и намаялся я, пока вытаскивал Глинора из лагеря. Похудел-то он похудел, но от этого мне было отнюдь не легче. А уж когда до Ромчика тащил, то вообще — чуть спину не сорвал. Но все же дотащил. И, перекинув старосту через спину коня как мешок с картошкой, свалил подальше от охваченного огнем и паникой лагеря (про ветер и искры, которые он может перенести на те самые соломенные крыши я как-то позабыл).

В себя моя спящая красавица начала приходить ближе к утру. Аккурат тогда, когда я уже вконец задолбался бежать, держа Ромчика в поводу. Услышав возню сзади, я, не сбавляя хода, поздоровался со старостой:

— Доброе утро, засоня. Как спалось?

— Что… Кто… Кто ты вообще такой? И что происходит?

— Не узнал? — тихо рассмеялся я. — Богатым, значит буду.

Я остановился сам и остановил Ромчика, после чего подошел к все так же лежащему пузом на крупе коня старосте и одним ловким движением перерезал веревки, стягивающие его руки. После чего помог слезть.

— Вот, возьми. — Протянул страдальцу мех с вином. — Тебе полезно будет. И извини, что связал. Боялся, что иначе ты свалишься с коня.

Глинор взял у меня сосуд, в котором плескалась живительная влага, откупорил его, принюхался и тут же припал к нему будто заблудившийся в пустыне к воде.

— Что, давненько вина не пивал? — Ухмыльнулся я. — Соскучился, поди.

— Есть такое, — хрипло ответил староста, возвращая мне пустую тару. — Пожрать есть что?

— Держи, — бросил ему небольшой кусок твердого козьего сыра.

Тот его ловко поймал и тут же, буквально за три укуса, съел.

— Да уж, — невесело покачал головой я, — знатно ты изголодался. Но больше пока не получишь. Тебе вредно сразу много есть. Потерпи хотя бы часок-другой.

— Кто ты? И где мы?

— Все же не помнишь? — Я внимательно посмотрел на него.

— Смутно. Лицо помню, но вот где мы встречались нет.

— Бывает. Как-никак полгода уже прошло. Ты как, в кустики не хочешь? Нет? Ну, тогда поехали, по дороге поговорим. А то неровен час, тебя твои бывшие дружки хватятся.

— Дружки? — Он непонимающе уставился на меня. А потом, догадавшись о ком идет речь, зло сплюнул. — Хаймат они дружки, а не мне, суки…

— Ну, ей они тоже не дружки, можешь мне поверить. Да и вообще, будь осторожнее в выражениях.

— Что?

— Говорю, не возводи хулу на богов. И не упоминай их почем зря. А то, не дай боги, — я не выдержал и хихикнул от получившегося каламбура, — они на тебя обратят внимание.

— Ну… Ладно.

— Так что давай, поднимай свою задницу и поехали. Благо, уже дорогу видно.

Ромчик с честью выдержал испытание двумя нашими тушками. Лишь покосился осуждающе, но возмущаться не стал. Видимо, понимал, что сейчас не время и не место.

До того, как окончательно развиднелось, мы двигались еле-еле, но все же быстрее, чем если бы я шел пешком (про бег после того, как Глинор пришел в себя и речи быть не могло). А после Ромчик вжарил так, что лишь ветер в ушах свистел. Но даже это не помешало нам с толком побеседовать.

— Так кто ты такой, и что тебе от меня нужно? — В очередной раз задал вопрос мой спутник, стоило нам выдвинуться в путь.

— Талек. Меня зовут Талек. Я летом у брата твоей жены телегу покупал, помнишь? Вот, захотелось еще одну купить, а тебя нет на месте. Ну, я и решил тебя украсть у его милости, чтобы ты мне ее смастерил.

Ответом мне было недоуменное молчание. То ли с чувством юмора у него все было печально, то ли у меня. А может, староста просто еще недостаточно пришел в себя.

— Да шучу я, не волнуйся. Работу хочу тебе предложить. По профессии. У меня в будущем намечается много разнообразного строительства. А человек ты рукастый, правильный. Вон, как деревеньку свою обустроил.

— Раз ты догадался, что Пригорье — это моя заслуга, то должен понимать, что я своих людей не брошу.

— Именно поэтому я тебя нашел не дома, а в лагере его милости? — Подначил я своего спутника.

— Так было нужно. — Хмуро ответил тот. — Жатва шла. Нужно было кого-то отдавать. И я решил, что пойдут те, кто на тот момент не нужен.

— Угу. И оставил поселок без руководства. Тут уж извини, ты сглупил. А где, кстати, брат твоей сестры и остальные сельчане?

— Ладора, как и меня, в отверженные записали. Вот он и не выдержал. Еще два месяца назад погиб. А куда других моих дели, я не знаю. Нас разделили почти сразу.

— Ладор — это брат твоей жены?

— Да.

— Прими мои соболезнования.

— Благодарю.

— А что значит «отверженные»?

— Так в лагере называли тех, кто не понравился руководству.

— И за что же вас туда определили?

— За мой длинный язык. Я указал сотнику на то, что вышки должны стоять у забора, а не у плаца.

— И все? А Ладора за что?

— За меня. Суки знали, что мы с ним родня.

— Соболезную. — Повторил я, прекрасно понимая, как себя сейчас чувствует Глинор.

— Все быльем поросло. — Мрачно ответил он. — Я тебе, конечно, благодарен за спасение. — Вернулся он к прерванной теме. — Но ты должен понимать, что я своих людей не брошу. Просто не могу.

— А я и не предлагаю тебе их бросать. Хотите, хоть все переезжайте. Дам вам землю, работу. Будете жить себе, как раньше. Почти.

— Дашь землю? — Задумчиво проговорил он. — Ты из барей?

— Можно и так сказать.

Глинор вновь замолчал, о чем-то напряженно раздумывая, а спустя некоторое время задал новый вопрос:

— Из захребетников?

— Мы предпочитаем, чтобы нас называли фарсами. И, если ты примешь мое предложение, тебе стоит это запомнить.

— Вот оно что. То-то мне твое имя странным казалось. А насчет твоего «предложения», — он невесело хохотнул. — Сам ведь понимаешь, что я отказаться не могу. Выкрав из лагеря, ты превратил меня в дезертира. А с дезертирами у нас разговор короткий. Так что у меня теперь два пути — или к тебе на службу, или сплясать на «Пеньковой вдове». А вот с моими односельчанами будут вопросы. Не все согласятся идти на службу к зах… К фарсу.

— Ну, почему же не можешь? — Не согласился я с ним. — Я все же не настолько мудак, чтобы заставлять служить людей силой. Я тебе больше скажу: мне вообще не нужны те, кто служит из-под палки. От таких и толку мало, и предать могут. Нет, Глинор, для меня преданность на первом месте стоит. Именно поэтому я, когда верну себе свое баронство, полностью откажусь от сервов и рабов. Кто хочет — пусть остается и работает честно. Кого подобное не устраивает — пусть валят на все четыре стороны, держать их я не буду. Что же касается тебя, староста. Ты мужик нормальный. Во всех отношениях. И я прекрасно понимаю как тебя подставил. Так что, если ты откажешься мне служить, я дам тебе пятьдесят золотых, и иди себе куда хочешь. Хоть в Пригорье свое, хоть еще куда. А за селян не волнуйся — если и захочет кто с тобой идти ко мне на службу, пусть идут, а оставшиеся сами как-нибудь проживут. Тем более, что им ничего больше не угрожает.

— Больше? — Вычленил самое главное из моей речи Глинор.

— Угу. Повадился, вишь, Кривой со своей бандой на твое Пригорье ходить. Но ничего не добился. Даже несмотря на дурацкий запрет виконта на закрытие ворот. Так, пару домов сожгли, да кое-кого из селян убили и все.

— Кого убили⁈

— Не знаю. — Пожал я плечами. А потом поспешил успокоить: — Не волнуйся, твой сынишка и жена, живы здоровы. Ну, по крайней мере, были живы и здоровы пару дней назад, когда я у вас в деревеньке останавливался на ночлег.

Сзади раздался облегченный выдох старосты. И, после недолгого молчания, он поинтересовался у меня:

— Кривой, говоришь? Он же, вроде какой-то мелкой местной ватагой верховодил. Мы ему уж точно не по зубам были. Уж я-то знаю, сам частокол возводил.

— Эх, дружище, совсем ты со своей службой, от действительности отдалился. Кривой, дабы ты знал, еще вчера был атаманом самой сильной из местных ватаг. Он умудрился повывести все остальные банды, и обложить данью с десяток поселков.

— Был?

— Угу. А потом встретился со мною… И моими людьми, — немного приврал я.

— И что теперь?

— Ничего. Нет ни Кривого, ни его бандитов. Мы всех подчистую вырезали.

— А что за запрет? — После еще одной паузы задал он новый вопрос.

— Неужто не знаешь?

— Откуда? Эти с… Командиры наши, с нами новостями не делились. С такими, как я, тем более.

— Да граф де Фель все бунтовщиков ищет. Вот и запретил укрепленным поселениям ворота закрывать. Ну а племянничек его, ваш виконт, тут же и повторил за дядюшкой своим.

— И правда дурацкий запрет. Как же тогда защищаться, если вдруг что?

— Ну, твои ребятки оказались не лыком шиты. Они соорудили что-то вроде разборной баррикады, а рядом с воротным проемом вышку поставили. Невысокую, но такую, чтобы можно было вовремя заметить врага. Ночью они эту баррикаду ставили так, чтобы узенький проход оставался. Такой, что один всадник еле протиснется. А если случалось нападение, то полностью перегораживали проход. Тарана, конечно, она не выдержит, но против ребят Кривого показала себя отлично.

— Вот шельмы, — сквозь смех проговорил мой спутник. — Уверен, что это Хонирова задумка. Он всегда был тем еще мастаком на разные выдумки. Помнится, однажды мы с отря… — Глинор внезапно осекся на полуслове.

А я тихо, и совершенно не зло рассмеялся. Вот оно получается как. То, что староста не обычный селянин было понятно еще в первую нашу встречу. Слишком у него все было четко, слишком по-военному. И слишком уж он хорошо разбирался в том, как нужно правильно строить укрепления. Не всякая деревенька сумеет пережить несколько штурмов многочисленной и неплохо экипированной бандой. А это его Пригорье сумело, причем с какой-то там баррикадой вместо ворот. Да еще отделалось нереально низкими потерями.

Опять же, причина конфликта с его новыми командирами тоже становилась чуть яснее. У старого солдата сердце было не на месте от того бардака, что творился в подготовительном лагере. Вот и не выдержал, высказался не по делу. И, скорее всего, не один раз. За что и огреб неприятностей по полной. А если рассказ о лагерных вышках правда, то тут все становится еще интереснее.

Был и еще один момент, на который я раньше не обращал внимания. Сын. Глиноровскому сыну было не так много лет, вряд ли сильно больше десяти. И это при том, что отец у него уже с сединой. Такое нормально для Земли, но ничуть для Риэла. Тут рожали рано и много. И для поздних детей должна была быть весомая причина. И, кажется, я понял что за причина была у Глинора.

— Чего ржешь? — донеслось недовольное сзади.

— Кто ты по старому званию? — Слово «старому» я выделил особо.

На этот раз Глинор молчал очень долго. Но я его не торопил с ответом. Видно было, что раскрытие его тайны ему совершенно не по душе. Хотя, как по мне, это был секрет Полишинеля. Любой, кто имел глаза и немного мозгов, мог легко понять, что к чему.

— Лейтенант. — Наконец раздался сзади мрачный ответ.

— Ого! — Я аж присвистнул от удивления. Лейтенант — это вам не хухры-мухры. Особенно, для простолюдина. Поэтому я решил уточнить:

— Ты из благородных?

— Бастард.

Спрашивать чей именно я уже не стал — и так превысил все допустимые нормы приличия. В принципе, все становилось более-менее понятно — перед бастардом, а особенно таким, которому благоволит его благородный папаша, открыты почти те же дороги, что и перед вторыми (и далее) сыновьями. Непонятно было другое. Лейтенант — хорошее воинское звание, с хорошим окладом. И они, пусть и бывшие, в захолустных деревеньках обычно не живут.