Завоеватели

— В таком случае, где обитель Тьмы? — спросил Синяка, заранее зная ответ.

Торфинн усмехнулся.

— Обитель Тьмы здесь, сынок, — сказал он. — В Кочующем Замке. И я был равен всему ахенскому магическому братству, когда творил здесь свои чары. Но вот город Ахен устал, и было решено оставить его на произвол судьбы, чтобы он спокойно погиб, когда придет его час. Однако Белые Маги Ахена приняли свое решение. Все свои силы, все знания они вознамерились вложить в последнего, кто появится на свет в их роду, и оставить его городу в надежде, что когда-нибудь он спасет их любимый Ахен. За это им придется заплатить собственным исчезновением, ибо ни одна чаша весов не должна перетягивать другую. Тебе понятно?

— Да, — сказал Синяка. — Последний в роду — я. Но ведь меня ничему не учили. Как я могу спасти город? Там, у форта…

Торфинн фыркнул.

— У форта вы сделали очередную глупость.

— И я не умею колдо…

Торфинн перебил его.

— Твоя мать долго не могла родить ребенка. Когда на свет появился ты, было уже слишком поздно ждать, пока ты вырастешь и можно будет начать обучение. Тогда ты был обыкновенным младенцем с белой кожей, как у прочих в этом городе. Таким бы ты и остался, будь у твоей семьи время передать тебе знания. Но Белые Маги должны были покинуть Элизабет в тот день, когда тебе исполнялось три года. Дальнейшая твоя участь от них уже не зависела…

Взгляд Торфинна блуждал по потолку.

— Это были могущественные чародеи, поверь мне. У них был котел, в котором вода кипела без огня. Он стоял на кухне твоей матери — вроде бы на виду и в то же время скрытый от любопытный глаз. Три года эти маги работали, не покладая рук, собирая все свои таланты, все знания, вытаскивая на свет самые древние заклинания и чары. И когда настал срок, они бросили все свои магические таланты в этот котел и как следует проварили их, а сами остались ни с чем. Я видел, — Торфинн простер руку, указывая на свой магический шар, — я видел, как они заставили тебя выпить это, как они насильно вливали в тебя яд своих познаний. Тебе было только три года, и ты был один. Они победили, и ты, сам того не зная, превратился в воплощение Белой Магии. Ты равен мне, малыш. Нас с тобой двое на Весах Силы.

Синяка перевел дыхание.

— Поэтому ты не убил меня за дерзость там, на болоте?

— Я не посмел, — просто ответил Торфинн.

— Почему я стал черным, ты тоже знаешь?

— Да. От яда познания, который растекся в твоей крови, потемнела твоя кожа. Синева проступила в глазах, отпечаталась в лунках ногтей. Твоя мать громко плакала и кричала, что ты стал уродом…

— Где теперь моя мать? — спросил Синяка хрипло и закашлялся.

Торфинн сплел пальцы рук, и на левом его мизинце блеснуло кольцо, которого Синяка прежде не замечал.

— Твоя мать? — переспросил он совсем другим голосом и засмеялся. — Забудь о ней. И обо всех забудь.

— Где они? Скажи мне, Торфинн, — настойчиво повторил Синяка.

— Твои родные исчезли, — ответил чародей.

— Куда?

— Не знаю, — сказал Торфинн. — ИСЧЕЗЛИ. Навсегда…

Собеседники замолчали. В тишине было слышно, как трещал свечи и возится, гремя цепью, в подвале великан.

Внезапно Торфинн спросил:

— Кто тебя вырастил, мальчик?

— Я приютский, — ответил Синяка хмуро.

Торфинн с любопытством посмотрел на него.

— А другие дети дразнили тебя?

Юноша пожал плечами и вскинул глаза.

— Какое это имеет значение? Иногда дразнили…

— Почему ты не умеешь читать?

— Нас не учили читать. Мы работали.

Торфинн встал. Черный плащ окутал его высокую фигуру.

— Я предлагаю тебе стать моим сыном, — медленно, торжественно произнес Торфинн. Голова вепря над чародеем смотрела на Синяку неподвижным взглядом.

— Когда нас с тобой будет двое, — продолжал старик, — Весы Равновесия перестанут колебаться. Вдвоем мы сможем все.

— Но это значит, что… — Синяка запнулся, не зная, как выразить испугавшую его мысль.

— Ты боишься Черной Магии? — негромко отозвался Торфинн. — Напрасно. Она — оборотная сторона Белой. Не тот побеждает, кто бегает от Зла, а тот, кто идет ему навстречу и не теряет себя в его пучинах. Зло — это жизнь, и если ты посмотришь в корень вещей, ты поймешь, что нет на самом деле ни Зла, ни Добра, — есть только Жизнь.

Синяка отмолчался. Торфинн протянул к нему руку и вполголоса произнес:

— Идем, я покажу тебе кое-что.

Синяка встал. В развевающемся плаще Торфинн стремительно прошел через всю комнату и легко, словно не касаясь сапогами ступеней, сбежал вниз по лестнице. Синяка шел за ним, стараясь не отставать.

Они снова оказались в подвале, и у нижней ступеньки Синяка разглядел великана. При виде высокой черной фигуры своего хозяина чудовище сжалось и уползло подальше от входа, насколько позволяла цепь. Не удостоив великана ни единым взглядом, Торфинн сорвал со стены факел и, указывая им в угол, где жался стражник, сказал Синяке:

— Сними с него цепи.

С сомнением поглядев на давно не мытое чудище, Синяка все же послушно шагнул в его сторону.

— Стой, — негромко произнес Торфинн. И когда Синяка остановился, удивленно глядя на чародея, Торфинн поднял факел над головой и сказал совсем тихо: — Сними с него цепи, не касаясь.

Чувствуя в груди странную пустоту, Синяка замер, босой на ледяном полу. Он видел теперь только горящие черные глаза Торфинна, слышал резкий треск пламени. Узкие губы чародея шевелились.

— Ты умеешь это делать, мальчик. Не думай.

На мгновение он замолчал, и Синяка перестал слышать даже треск горящей смолы. Наступила абсолютная тишина. Тяжелыми каплями свинца, медленно падали слова Торфинна:

— Слушай, как шумит твоя кровь. Слушай, как стонет и дышит земля. Слушай, как над тучами движутся звезды…

Синяка стоял, беспомощный перед противоборствующими силами, которые внезапно хлынули в него. Огромный бесконечный космос распахнулся в его душе, и границы между ним и миром исчезли. В голове зазвучали голоса, крики, стоны, их было много, они оглушали. Он оказался в центре Вселенной и — более того — он и был вселенной, и это чувство причиняло ему острую боль.

Почти против своей воли он протянул руку к великану.

В подземелье вдруг стало очень просторно, хотя еще несколько минут назад оно было маленьким и тесным, и великан, съежившийся в ярко освещенном углу, куда факелом загнал его Торфинн, оказался далеко-далеко, словно на другом краю земли. Мрак застилал глаза. Синяка почти ничего не видел, будто смотрел в старинное, помутневшее от времени зеркало. Потом до него донесся чей-то долгий хриплый стон. Стон тянулся, не прерываясь, одной отвратительной нотой, и вдруг захлебнулся.

Голос Торфинна спокойно произнес где-то совсем близко:

— Ты загнал цепи ему в мясо. Не торопись. Попробуй еще раз.

Синяка тяжело перевел дыхание. Он был все еще в тумане. Когда он снова поднял руку, великан отчаянно взвыл и хотел было подползти к ногам своего хозяина в поисках спасения, но Торфинн безжалостно хлестнул его факелом. Великан заревел и шарахнулся к стене, с размаху ударившись об нее спиной.

Теперь Синяка был осторожнее. Ему вдруг стало очень холодно, и он понял, что касается металла. Железо потекло по его жилам, заполнило рот, зазвенело в ушах — и он задрожал. Голос Торфинна окликал его, но Торфинн был теперь невероятно далеко. Синяка с трудом взял себя в руки. Железо. Как только он назвал металл по имени, из-за туч ему откликнулся Марс, который был почти рядом. Синяка стал медленно отсылать железо в черные бездны, мягко отталкивая его от себя. Он ощутил движение материи почти физически — и вдруг темная пелена, застилавшая глаза, исчезла.

Подземелье снова было тесным, Торфинн стоял рядом, и его угольные глаза торжествующе блестели. Великан, скорчившийся у стены, был весь покрыт хлопьями ржавчины. Он с тоской смотрел на Синяку.

— Что это было? — растерянно спросил Синяка. Он шагнул к великану, присел рядом на корточки и потрогал ржавые пятна на обнаженных плечах чудовища. Того била крупная дрожь, но Синяка не замечал этого. Великан что-то забормотал, и Синяка неожиданно понял, что тот обращается к нему. Маленькие глазки несчастного тролля были полны мольбы и страха. Он прижимал ладони ко рту и горлу — его тошнило от ужаса.

— Перестань, дурак, — сказал Синяка и повернулся к Торфинну. Чародей стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей в покои замка, и в каждой руке держал по горящему факелу.

— Это лишь малая толика твоей силы, — сказал Торфинн, и его низкий голос заполнил все подземелье. — Оставайся, я научу тебя пользоваться родительским наследством.

Синяка покачал головой.

— Зачем я тебе, Торфинн из Кочующего Замка?

— Власть, — кратко и жадно сказал старик.

Синяка задумчиво покусал губу.

— Я не гожусь тебе в сыновья, Торфинн, — сказал он просто. — Я ухожу.

Ноздри Торфинна дрогнули.

— Уходи, — сказал он, помолчав. — Но пока я здесь, ты можешь вернуться в любой день.

— Спасибо.

Синяка двинулся к выходу, но Торфинн снова окликнул его:

— Ублюдка этого забери.

Синяка с сомнением поглядел на великана.

— На что мне тролль?

— Бери, не то я его прирежу.

Синяка подошел к чародею и, подняв голову, заглянул в его сумрачное лицо.

— Спасибо тебе, Торфинн, — сказал он. — Прощай.

Вокруг замка на болоте разливалась чернота. Гроза уже прекратилась, и стало еще холоднее. Стискивая зубы, чтобы не стучать ими от холода, Великий Магистр сидел на кочке, кое-как пристроившись среди голубики. Демон Тагет, вздрагивающий от каждого звука, бродил вокруг и бросал на замок подозрительные взгляды. Разенна слушал ночные шорохи: с деревьев срывались капли, хрустели тонкие ветки — то ли под ветром, то ли под лапой зверя, не поймешь. Попутно Ларс строил планы осады.

Потом до его слуха донесся скрежет двери. Разенна вскочил на ноги и схватился за карабин.

Шаги.

Совсем близко раздался спокойный голос Синяки, который звал его по имени. Великий Магистр опустил карабин.

— Я здесь, — сердито сказал он.

Перед ним возникли два темных силуэта. Разенна невольно отступил на шаг от неожиданности.

— Кто это с тобой?

Великан втянул голову в плечи. Разенна смутно разглядел безобразную рожу и свалявшиеся волосы.

Протолкавшись вперед, Тагет смерил великана неодобрительным взглядом и поджал губы.

— Где ты ЭТО выкопал?

— В подвале у Торфинна, — усмехнулся Синяка. — Это подарок.

Теперь, когда великан стоял, выпрямившись в полный рост, Синяка понимал, что в былые времена он действительно представлял собой грозную силу. Великан был выше Синяки на две головы и до сих пор не утратил могучей мускулатуры.

Дрогнувшим от отвращения голосом Тагет сказал:

— Зачем тебе эта дрянь?

Великан угрожающе засопел, одновременно скосив глаза в сторону Синяки. Тот переминался с ноги на ногу на мху, пропитанному холодной водой.

— Ничего не дрянь. Обычный великан, — миролюбиво сказал Синяка. — Корявый немного, но это ничего…

— Давай его прирежем, пока не оклемался, — решительным тоном предложил старый демон. — Послушай совет знатока: это он сейчас тихий, пока дохлый, а как поправится, такое устроит…

Великан засопел еще сильнее.