Anima Mea. Моя душа

Глава 1

Доктор наук Гермиона Грейнджер, стоя на коленях, задумчиво отряхнула руки. Она внимательно посмотрела на изображение, которое она так старательно расчищала кисточкой. Судя по всему, находка очень хорошо сохранилась и представляла собой замысловатую мозаику середины первого века нашей эры. Последний месяц она работала на раскопках в Помпеях, надзирая за выемкой грунта на северо-западе от города там, где находился древний район городской застройки среднего класса. Ей помогала группа студентов из Италии и Австралии, которые хоть и были неопытными археологами, но с лихвой искупали это энтузиазмом и желанием учиться. Повинуясь какому-то инстинкту, она сосредоточила своё внимание на одном из домов и в награду нашла эту замечательную мозаику.

Был почти полдень, и она внезапно поняла, что солнце грозило сжечь неприкрытые плечи и шею. Она пробормотала еще одно охлаждающее заклинание, сдвинула широкополую шляпу чуть назад в надежде спастись от лучей и сделала глубокий глоток воды. Она уже привыкла к палящему солнцу южной Италии и, хотя другие археологи из группы уже давно укрылись под навесом, ели обед и обсуждали утренние находки, была слишком увлечена раскопками и забыла о времени. Замысловатая мозаика, которую она откапывала из слоя вулканической пыли, поглотила всё ее внимание. Конечно, она могла бы воспользоваться магией для того, чтобы удалить слой почвы, но считала, что работа вручную приносила лучшие результаты. И дело было не в ее умении управляться с волшебной палочкой, а в том, что ей доставляло удовольствие удалять слой за слоем и видеть, как древняя красота оживает, храня в себе неузнанную тайну.

Она опять взялась за кисточку. Пройтись ей один раз, другой. Сдуть пыль. Мозаика была размером примерно в три квадратных фута, а каждый изразец, составлявший её, был с ноготь. Она аккуратно смахивала вулканическую пыль от краев к центру. По мере того, как она продвигалась в своей работе, ее интерес возрастал. По краям изображение было украшено геометрическим узором, в котором переплетались разноцветные линии. Примерно через каждые шесть дюймов попадались римские цифры, которые, соединяясь с причудливым узором, образовывали свой особый рисунок. Гермиона нахмурилась и закусила нижнюю губу. Они ей что-то напоминали. Может быть, их цвет был знакомым, или всё дело во взаимосвязи цифр? Она точно не могла сказать. Она вытащила телефон и щелкнула пару фотографий, после чего вновь вернулась к своей работе.

Взмах кисточкой, и вот уже проступает центральная часть полотна. Видно, что это изображение человека. Римские портреты того времени, как правило, представляли из себя рисунки, и мозаики встречались очень редко. На самом деле до этого момента было известно только об одной такой мозаике. В преддверии нового открытия ее волнение усилилось. Ещё один легкий взмах кисточки, и портрет проступил более отчетливо. Теперь видно, что изображен кто-то с темными волосами. Х-м-м-м. Ну, в этом не было ничего удивительного, так как люди, жившие в этом районе до извержения вулкана, были черноволосыми. Попив воды, она сдула прядку волос с лица и опять склонилась над мозаикой. "Спокойно... не торопитесь, — в голове неожиданно всплыл голос из давнего прошлого. — Будьте точны, мисс Грейнджер. Точность очень важна, а иначе зелье будет загублено".

Еще взмах кисточкой.

Очертания портрета проступают все отчетливее.

Сдуть пыль.

Теперь видно бледную кожу.

Крупный нос.

Гермиона нахмурилась. Минуточку... Что это? Это лицо казалось ей знакомым. Зажав кисточку в руке, она опять наклонилась. Сердце колотилось у самого горла. Она почувствовала странный запах с металлическим привкусом, так напоминавший кровь.

Вдруг над ее головой раздался громкий клёкот, и огромный филин, вздымая пыль, приземлился рядом с Гермионой. От неожиданности она, не удержав равновесия, упала. Бутылка с водой опрокинулась и залила ее блокнот. Выругавшись себе под нос, и, раздосадованная своей реакцией, Гермиона мрачно посмотрела на почтальона. К счастью, она была одна, и ей не пришлось ломать голову, пытаясь объяснить своим коллегам, что тут делала огромная хищная птица с привязанным к лапе пергаментом. Она смахнула воду с блокнота. Ей повезло, что она делала записи карандашом, и они не пострадали. Филин гордо посмотрел на нее и протянул лапу с письмом.

Пошарив по карманам, Гермиона нашла недоеденный пакетик с арахисом и отдала его филину. Птица окинула ее презрительным взглядом и, схватив угощение, полетела к ближайшему дереву. Гермиона со вздохом поднялась на ноги и потерла ушибленное место. Она развернула послание, и глаза ее расширились от неожиданной радости — письмо было от Джинни. По мере чтения письма радостное выражение сменилось на задумчивое.

В тот год, когда Гарри Поттер вернулся в Хогвартс, он узнал, что в кабинете директора отсутствовал портрет Северуса Снейпа. Гарри был удивлен и огорчен тем, что Снейп не был удостоен этой чести. Стоило только Мальчику-Который-Выжил-И-Победил-Темного-Лорда отправить несколько писем в министерство магии, а также в Придиру и Ежедневный Пророк, как пристыженные официальные лица тут же подписали все необходимые бумаги. Работа над портретом началась.

"...он, конечно же, это заслужил, не так ли, Гермиона? Ведь он так помог Ордену и умер такой ужасной смертью. К тому же, он всю жизнь любил маму Гарри..." — написала Джинни, прежде чем перейти к рассказу о том, как три недели спустя в замок прибыл художник Адегус Додж. Он привез с собой уже законченный портрет. — "На мой взгляд, портрет получился немного неправдаподобным, хотя тебе бы он наверняка понравился, ведь ты всегда была чуть-чуть неравнодушна к профессору", — писала Джинни. Готовый портрет повесили в кабинете профессора Флитвика, и художник приступил к заклинаниям, которые должны были его оживить.

Тут-то и начались все проблемы.

Портрет так и остался неподвижным. Все жутко смутились. Сначала официальные лица из министерства, а потом и представитель Хогвартса засомневались в правильности заклинаний. Несколько волшебников, включая самого Флитвика, проверили чары несколько раз. Ошибки не было. Тогда стали рассматривать и другие возможности. Может быть, все дело в том, как он погиб? А может быть, портрет не ожил из-за того, что Снейп сбежал со своего поста? Гермиона усмехнулась. "Снейп в своём репертуаре, — подумала она. — Скорее всего, он специально притворяется, что портрет не живой. И всё для того, чтобы вывести всех, в особенности Гарри, из себя". У Гермионы потеплело на душе от мысли, что ее резкому и саркастичному профессору удалось взять небольшой реванш. Её сердце пронзила мимолетная боль... Она опять принялась читать письмо от Джинни.

Минерву посетила прекрасная мысль опросить другие портреты в кабинете директора. Никто из них не мог его почувствовать, хотя ощущать друг друга они могли с легкостью. Никто из них не знал, почему. И ни у кого не было готовых решений. Дамблдор предложил пойти и пощекотать Снейпа, чтобы выяснить, не притворялся ли он. Однако, к его разочарованию, Дамблдору не удалось попасть в его портрет. Остальные портреты в кабинете только закатывали глаза. Гарри сильно огорчился. Представители министерства и журналисты пообещали вернуться, если разгадку удастся найти.

"Ну ладно, — подумала Гермиона. — Ты ведь начала письмо с того, что это имело ко мне какое-то отношение".

Она продолжила читать послание Джинни: "Ну что тебе сказать, Гермиона? Я уверена, что сейчас ты думаешь: "А я-то тут при чем?"..."

Гермиона виновато улыбнулась.

"Ну, на следующее утро Гарри вернулся к портрету в надежде во всем разобраться и обнаружил, что портрет изменился. Если по правде, то теперь он вовсе не похож на портрет..."

Гермиона отвлеклась от письма и посмотрела на мозаику у своих ног. Филин, прилетевший с посланием, крыльями разметал остатки пыли, что покрывали изображение.

Она внимательно изучала мозаику.

Потом она перевела взгляд на письмо в руке.

"...портрет превратился во что-то очень напоминающее мозаику. Внизу она украшена словами, написанными на латыни..."

Гермиона опять посмотрела на мозаику у своих ног.

На мозаичный пол, созданный около 79 года нашей эры.

На мозаичный пол, покрытый пылью из вулкана, который уничтожил все живое в городе Помпеи.

На знакомое изображения Северуса Снейпа, которое смотрело на нее из центра мозаики.

На мерцающие цифры по периметру портрета, которые, казалось, манили ее к себе, создавая притягательное ощущение магии.

На слова на пергаменте, зажатом в ее немевших пальцах.

На те же самые слова, написанные под портретом у ее ног.

"INVENI ME" — "Найди меня!" — перевела она на автомате.

"ANIMA MEA, HERMIONE" — "Гермиона, моя душа!"

Она наклонилась, нахмурившись. В задумчивости она дотронулась пальцем до портрета, обвела линии бровей, нос и губы. Гермиона вспомнила, когда в последний раз дотрагивалась до его лица. Сердце закололо, и знакомое чувство потери появилось где-то в животе и в груди. Столько горя и сожалений. Упущенная жизнь, даже и не жизнь вовсе. А разве у нее было по-другому? Лицо исказила гримаса боли, и горло перехватило. Казалось, что она была готова расплакаться. Она погладила мозаику рукой и опять почувствовала поднимающуюся боль в груди, даже где-то ниже — в животе. Острое сожаление, чувство потери, какое-то смутное желание и томление, какая-то невнятная надежда. За последние несколько лет эти чувства прочно поселились в глубине ее души, отдаляя ее от родственников и друзей.

Она опять обвела пальцами сначала его губы, а потом слова, написанные под портретом: "Anima mea… Причем здесь душа? Кто создал эту невозможную мозаику?" — подумала Гермиона. Она вновь посмотрела на цифры, расположенные по периметру портрета. Казалось, изразцы горели и сверкали на солнце.

Она дотронулась до изображения, и ей почудилось, что оно поддалось под ее пальцами. Опять возникло знакомое ощущение, будто ее рванули крюком за живот. Дыхание перехватило, и она почувствовала, как падает вперед, проваливается сквозь мозаику.