Война Кортни

Пока Данниган вел машину, он рассказал Шафран о своей жене, дочери и маленьком сыне, родившемся после его последнего отпуска на родину, которого он никогда не видел. Он рассказывал о своей овцеводческой ферме в горах близ Кесвика и, что самое страстное, о своей любви к собачьим бегам.

- Десять миль бегут собаки, через холмы и долины, перепрыгивая через стены-ничто не остановит маленьких нищих. Все букмекеры там делают чертово состояние, они делают. Вы бы посмотрели, мэм.”

- Мне бы этого хотелось, - искренне сказала Шафран, а затем описала кенийские холмы, где она выросла, и пастухов, чей скот бродил по ним.

- Вот мы и приехали, - прервал ее Данниган, сворачивая с дороги к воротам, на которых красовалась вывеска. Шафран уловила слово "Академия", и они въехали во двор перед зданием из красного кирпича. Грузовики, мотоциклы и джипы выстроились в ряд на большой открытой площадке, которая, как поняла Шафран, когда-то была детской площадкой.

Данниган выпрыгнул из открытого джипа, снял с заднего сиденья рюкзак шафран и, взвалив его на плечо, повел ее к двери. “О, я забыл упомянуть, мэм. Генерал шлет вам свои поздравления, но сегодня он вас не увидит. Вместо него за вами будет присматривать майор Фаррелл, его адъютант.”

Они вошли в старый школьный холл, который теперь был нервным центром дивизии. Шафран увидела офицера с румяными щеками и мальчишеской копной светлых волос, спокойно отдающего приказы в атмосфере лихорадочной деятельности. Хотя он едва выглядел достаточно взрослым, чтобы выйти из Сандхерста, Данниган подвел Шафран к нему и сказал: “Капитан Кортни к вам, сэр.”

Стоя напротив него, Шафран видела, что молодость Фаррелла была смягчена морщинами и темными тенями, оставленными на его лице войной. Но он улыбнулся, и его лицо просияло, когда он сказал: “Какой восхитительный сюрприз. Они сказали нам, чтобы мы ждали капитана Кортни, прикрепленного к Военному министерству. Я предположил, что это будет какой-то ужасный служащий, пришедший проверить, что мы используем правильное количество скрепок или что-то в этом роде.”

“Ну вот и я, сэр.”

“Итак, чем мы можем вам помочь?”

Шафран объяснила свою миссию, а затем вручила Фарреллу письмо с Даунинг-стрит.

“Ну, если Винни на вашей стороне, то кто я такой, чтобы спорить? Где именно находится этот Заксенхаузен?”

- Ораниенбург, в двадцати пяти милях к северо-западу от Берлина. Я думаю, что сейчас он уже в руках русских.”

“Ах . . . так близко и в то же время так далеко. С каждой минутой мы становимся все ближе к русским, как и они к нам. Но между двумя наступающими армиями оказалось довольно много немцев, и большинство из них пытались сдаться нам до того, как Дядя Джо схватит их в свои объятия . . . Вообще-то, это наводит меня на мысль. Пойдемте со мной. . .”

Фаррелл провел ее по коридору, выложенному пробковыми досками, к которым все еще были приколоты детские рисунки, постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. Шафран очутилась в помещении, которое когда-то было классом. К стенам были прикреплены карты, разложенные на длинном столе, стоявшем посреди комнаты. В одном углу за другим столом, заваленным радиоаппаратурой, сидели два оператора. Два сержанта сидели за школьными партами и печатали отчеты. Человек в очках с высоким лбом, редкими рыжеватыми волосами и круглыми очками поднялся из-за стола и направился к ним.

- Энди, - сказал Фаррелл, - позволь представить тебе капитана Шафран Кортни из бригады скорой медицинской помощи. Шафран, это капитан Эндрю Хэлси из разведывательного корпуса. Он - одно из тех редких созданий, для которых выражение "военная разведка" не является противоречием в терминах. До войны он был Доном в Кембридже.”

- Как интересно, - сказала Шафран, когда они пожали друг другу руки. “А какова была ваша тема?”

- Немецкая политическая история, - ответил Хэлси. “И вот я вижу, как это делается у меня на глазах.- Он посмотрел на Фаррелла. “Итак, чем я могу вам помочь, сэр?”

“Это больше то, что вы можете сделать для Мисс Кортни, - ответил Фаррелл. “Как вы, вероятно, уже поняли, она здесь не для того, чтобы измерить вам температуру или успокоить ваш разгоряченный лоб. Она отправилась на поиски нескольких наших ребят, которых забрали в лагерь под названием Заксенхаузен. Вы слышали об этом месте?”

- Да, это был один из первых лагерей, созданных нацистами для политических заключенных, после того как они пришли к власти.”

“Ну, мне пришло в голову, что среди захваченных нами Джерри могут быть люди из Заксенхаузена. Дайте знать другим ребятам из разведки, что мы ищем любого, у кого есть достоверная информация о британских заключенных в лагере. Пусть будет известно, что мы будем благосклонно относиться к любому, кто нам поможет.”

- Все очень заняты, сэр. Я не уверен, что у них будет время сделать это прямо сейчас.”

- Тогда скажи им, чтобы нашли время. Это очень важно. Черчилль проявляет личный интерес.- Он взглянул на Шафран. - Покажите ему письмо.”

Хэлси просмотрел документ, тихонько присвистнул и сказал: “Ах, верно, это бросает несколько иной свет на вещи. Я сейчас же приступлю к работе. Я сомневаюсь, что у нас будет что-нибудь для вас сегодня. Возможно, мы могли бы собраться завтра утром, и я доложу обо всем, что выяснится.”

“Прекрасно. Мы встретимся здесь в 9-00. И вы можете сообщить своим приятелям, что штаб двенадцатого корпуса будет серьезно недоволен, если у них не будет для нас ответов. Ясно?”

“Ясно.”

“Хороший человек. А теперь, капитан Кортни, похоже, вам не помешает перекусить. Я боюсь, что наше питание довольно простое, но если вы задавались вопросом, каким множеством способов человек может приготовить говядину, вы получите удовольствие.”

•••

Когда первые лучи рассвета осветили автозавод "Меербах", Берндт Сперлинг стоял на бетонном перроне перед главным ангаром, смотрел на угрожающие черные очертания реактивного бомбардировщика "Арадо АР234 Р-1", на котором он собирался лететь, и спрашивал себя: как мы могли проиграть еще одну войну, если мы можем произвести нечто подобное?

- Красив, правдаый?- сказал главный механик, отвечающий за техническое обслуживание самолета.

- Если бы только у нас была тысяча таких в сорок первом или сорок втором году. У Иванов не было бы ни единого шанса.”

“Ну, теперь уже немного поздно, а? И все же ты должен отдать должное графу. У него есть самолет, которого нет даже у Люфтваффе.”

Фон Меербах заметил потенциал Arado, когда первые модели сошли с конвейера годом ранее. Существовала одна проблема: самолет был рассчитан на экипаж из одного человека. Но несколько месяцев спустя, за деловым обедом с некоторыми старшими сотрудниками Arado, он обнаружил, что у компании были планы по созданию версии для двух человек и она зашла так далеко, что построила корпуса для нескольких прототипов. Они даже приняли поставку двигателей, которые планировали использовать. Но при нынешнем положении дел не было ни малейшего шанса на то, что они когда-нибудь будут завершены.

- Вот что я тебе скажу: я куплю один из этих прототипов и четыре двигателя у тебя, - сказал фон Меербах. - Я посмотрю, что могут сделать мои парни. Мы соберем эту штуку и настроим двигатели, посмотрим, сможем ли мы добиться от них большей производительности . . .”

Не было никакого смысла класть рейхсмарки в чужой карман. Все знали, что скоро они станут бесполезными. Но это только делало золото, которое мог предложить фон Меербах, еще более желанным.

Сделка была заключена, компоненты самолета были доставлены в район завода Meerbach Motor Works, который все еще оставался нетронутым. И вот она здесь, быстрая и гладкая, как Черная пантера, ожидающая, когда ее спустят с поводка.

- А вот и он, - сказал механик, когда лимузин фон Меербаха с мурлыканьем въехал в ангар. - Лучше отправляйся делать последние проверки.”

“Я только поздороваюсь с ним, а потом пройдусь по ним вместе с вами, - ответил Сперлинг.

Он пошел поприветствовать своего босса. Фон Meeрбах казался удивительно спокойным, учитывая обстоятельства, но целеустремленный.

“Вы установили курс?- спросил он.

- Да, милорд. Мы будем лететь почти точно на юг над Швейцарией и северо-западной Италией, большая часть которой все еще находится в наших руках, пересекая Средиземноморское побережье между Генуей и Сан-Ремо, прежде чем изменим курс на Запад. С этого момента мы будем находиться в воздушном пространстве союзников. Но мы будем летать так высоко и так быстро, что даже если они заметят этот самолет на своем радаре, они ничего не смогут с этим поделать.”

Фон Меербах одобрительно кивнул. Он был одет в летный костюм, кожаный шлем, защитные очки и маску. Он вскарабкался на остекленный нос и был пристегнут ремнями к сиденью, а его портфель спихнули на пол кабины под ноги. Сперлинг проверил, удобно ли устроился его пассажир, и завел двигатель.

Они ответили оглушительным ревом, перекрываемым бешеным, пронзительным воем, звуком, не производимым ни одним другим кораблем в истории авиации, ибо ни один другой четырехмоторный реактивный самолет никогда не поднимался в небо.

Фон Меербах почувствовал волнение и трепет при мысли о предстоящем полете. "Арадо" начал движение, выруливая к концу взлетно-посадочной полосы, поворачивая, останавливаясь, и, когда Сперлинг включил двигатели на полную мощность и шум стал еще более оглушительным, он покатился вниз по взлетно-посадочной полосе, набирая скорость с поразительной скоростью, пока мир по обе стороны от взлетно-посадочной полосы не превратился в размытое пятно. Они летели все дальше и дальше, мчась к самому краю взлетной полосы, пока самолет не взмыл в небо.

Фон Меербах откинулся на спинку сиденья, и ему показалось, что огромная тяжесть давит на него, когда "Арадо" совершал головокружительный подъем. Они карабкались все выше и выше, пока Сперлинг не выравнился. Его голос доносился из наушников фон Меербаха, едва слышный из-за шума реактивных двигателей.

- Мы достигли высоты в десять тысяч метров. Мы могли бы пролететь прямо над Эверестом! И мы будем двигаться со скоростью восемьсот километров в час.”

- Он сделал паузу, чтобы дать себе это понять, а затем добавил: - Поздравляю, сэр, вы успешно сбежали.”

•••

- Нам повезло, - сказал Хэлси Шафран и Фарреллу, когда они снова встретились в реквизированном классе. “Вчера вечером один из парней из лагеря на Люнебургской пустоши объехал это место с громкоговорителем, спрашивая всех, кто был в Заксенхаузене. Он сказал, что тот, кто располагает информацией, может рассчитывать на справедливое обращение. Вперед вышли более пятидесяти человек. Допрашивать их пришлось всю ночь, и, конечно, почти все они были фальшивками, примеряя их в надежде выторговать мягкую сделку.

- Но был один человек, который звучал многообещающе, человек по имени Михаил Шевченко. Согласно его рассказу, он был русским военнопленным, хотя и говорил, что он украинец и ненавидит русских. Его отвезли в Заксенхаузен, потому что его первоначальный лагерь вот-вот должен был быть захвачен Красной Армией. Большинство людей, с которыми он был, были убиты, когда они добрались до своего нового места, но ему дали шанс избежать казни, став одним из трусов, которые были поставлены во главе других заключенных. По-видимому, вы поймете, почему немцы выбрали его, как только вы его увидите.