С паном Беганеком по Эфиопии

— Теперь я вижу, что Павел не напрасно предостерегал меня от вашего любопытства, — сказал он. — Но делать нечего. Раз уж мы поехали вместе, буду откровенен. Не забудьте только, что вы меня принудили. В Эфиопии запрещено даже упоминать имя злополучного Лидж Ияссу.

После этого предисловия все поудобнее устроились в креслах, и Касса Амануэль начал свой рассказ. Этобыла, несомненно, самая интересная из всех историй об императорах, какие мне приходилось слышать. Трудно было поверить, что все события произошли каких-нибудь пятьдесят лет назад.

— В тысяча девятьсот восьмом году великий император Менелик II упал с коня, да так неудачно, что тяжело заболел и не мог управлять страной. Полупарализованный монарх уже больше никогда не выходил из своего дворца, а во главе государства стала императрица Таиту.

Любимая жена Менелика в ту пору уже не была молодой, прекрасной и капризной Таиту времен строительства Аддис-Абебы. Годы превратили ее в старую, одержимую жаждой власти интриганку. По наущению своих советников — духовенства и наиболее консервативно настроенных расов — императрица одно за другим отменила все прогрессивные нововведения Менелика и восстановила старые, феодальные порядки.

Узнав об этом, Менелик впал в страшный гнев. Парализованный узник дворцовых подземелий решил напомнить эфиопам, что он — император и единственный правитель страны. По приказу монарха к его постели были призваны все расы Эфиопии. Преданные Менелику придворные ввели в подземелье внука императора от первого брака, четырнадцатилетнего Лидж Ияссу. Коснувшись руки мальчика, умирающий негус в присутствии всех расов торжественно произнес:

«Этот человек будет моим преемником, и кто откажется ему повиноваться, пусть будет проклят, пусть его сыном будет черный шелудивый пес». Следующая часть се была обращена к юному наследнику престола: «Если же мой внук изменит вам, пусть он сам будет проклят и пусть его сыном будет черный шелудивый пес».

Никто из расов не посмел воспротивиться воле Менелика и тем самым навлечь на свою голову страшное проклятие.

Так четырнадцатилетний Лидж Ияссу стал императором.

Двор и духовенство приняли нового правителя весьма недоброжелательно. Императрица Таиту сразу смертельно возненавидела его за то, что он занял трон, который, как она считала, принадлежал ее дочери — Заудиту. Духовенство и расы-христиане не могли примириться с тем, что отец нового негуса рас Микаэль — обращенный мусульманин, недавно именовавшийся Мохаммедом Али.

Ссылаясь на юный возраст Лидж Ияссу, Таиту не допускала его к власти. Она назначила временного опекуна — раса Тасамму.

Но умный и энергичный Лидж Ияссу быстро нашел выход из положения. В один прекрасный день он совершил дворцовый переворот, заточил в подземелье гебби императрицу Таиту вместе с дочерью и преданны ми ей расами и взял в свои руки государственную власть. Во время этих событий произошел эпизод, сильно подорвавший авторитет молодого правителя в глазах его народа. Рас Тасамма, особенно ненавистный Лидж Ияссу, спасаясь от гнева императора, спрятался в доме абуны Матеоса. Дом главы эфиопской христианской церкви предоставлял свято чтимое в Эфиопии право убежища. Однако, охваченный жаждой мести, молодой и горячий Лидж Ияссу не пожелал с этим считаться. Он ворвался в дом, оттолкнул абуну, который золотым крестом преграждал ему путь, и приказал арестовать беглеца. Абуна не простил императору святотатства. С этого момента восемьдесят тысяч эфиопских священников стали непримиримыми врагами нового правителя.

В последующие годы, краткого, но бурного правления Лидж Ияссу число его врагов возросло.

Из рассказа Кассы Амануэля можно было сделать вывод, что Лидж Ияссу, при всех его недостатках, несомненно, имел и много достоинств. Он был отважен, умен, отличался необычайно веселым и добродушным нравом. Однако юноша не терпел около себя постояв пых советников и с откровенным пренебрежением относился к надменным расам. Кроме того, он совершенно не считался с дворцовым этикетом, что часто приводило к недоразумениям.

Однажды, например, он отправился с официальным визитом во Французское Сомали. На вокзале в Джибути была подготовлена торжественная встреча. Собрались губернаторы, высшие чиновники, члены консульских представительств. Взвод почетного караула уже принял команду «смирно», оркестр готов был грянуть гимн, все ждут появления царя царей и Льва-победителя из племени Иуды. Но императора нет. Перепуганные министры ищут его по всему поезду и наконец находят… на паровозе — в грязном комбинезоне он ведет задушевный разговор с машинистом, потягивая из бутылки тедж.

Подобные истории происходили довольно часто. Молодой император не обращал внимания на укоры и смеялся до слез над возмущенными и негодующими придворными. Но все это были только цветочки. А ягодки ожидали его еще впереди.

Когда Лидж Ияссу исполнилось двадцать лет, он посетил завоеванный Менеликом мусульманский Харэр и там без памяти влюбился в дочь богатого купца Абудaкера, мусульманку из племени данакиль. Девушка, которую он полюбил, была необычайно красива. Для того, кто увидел ее однажды, переставали существовать все женщины на земле. Лидж Ияссу не посмотрел на то, что он — правитель христианской страны, и решил жениться на мусульманке, приняв ее веру.

Эфиопия была возмущена. Восемьдесят тысяч христианских священников объявили императора вероотступником и предателем. Но Лидж Ияссу не испугался священников. Ведь он был внуком великого Менелика, и его отец, рас Микаэль, стоял во главе сильной армии. Запальчивый юноша вступил в борьбу с эфиопской церковью. Он отнял у христианского духовенства подаренные Менеликом после завоевания Харэра поместья и передал их мусульманским монастырям. И это еще не все. Принимая в Харэре парад сомалийских войск, он подарил им двенадцать эфиопских знамен, на которых по приказу императора было вышито: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его».

Лидж Ияссу, конечно, преследовал при этом вполне определенную цель: сделавшись правителем мусульманских провинций Эфиопии, стать со временем императором всей мусульманской Африки. Одержимый этой идеей, император отрекся даже от своего библейского предка — царя Соломона и надел тюрбан с изображенной на нем новой генеалогией, согласно которой он вел родословную от пророка Мухаммеда.

Чаша терпения христианских расов Эфиопии переполнилась. Они объявили о низложении императора-вероотступника и возвели на престол дочь Менелика Заудиту.

Один из расов, Тафари, член императорского рода Соломонидов, вступил в вооруженную борьбу с Лидж Ияссу. Впоследствии он стал императором Хайле Селассие I.

Перевес сил был на стороне Лидж Ияссу — в его руках находилась железная дорога Аддис-Абеба — Джибути и хорошо вооруженная армия. Он двинулся навстречу своему противнику на паровозе, который тянул за собой вагоны с войсками. Император намеревался дать бой под Мехессо и, вероятно, выиграл бы его, если бы… не спирт. Солдаты Лидж Ияссу в ожидании войск раса Тафари от нечего делать ограбили товарный состав, груженный бочками спирта. Когда появился) рас Тафари, пьяные до бесчувствия солдаты негуса сдались без единого выстрела. Бывший император, закованный в золотые цепи, оказался в заточении. Но этим дело не кончилось. Могущественные приверженцы Лидж Ияссу, из числа старых друзей императора Менелика, дважды устраивали ему побег in тюрьмы. В итоге внук великого Менелика больше десяти лет продолжал угрожать трону Хайле Селассие I. Он погиб только во время итало-эфиопской войны, при чем обстоятельства его смерти до сих пор не выяснены Ходят слухи, что сын низложенного императора и по сей день укрывается в лесах, дожидаясь подходящего момента, чтобы заявить о своих правах на трон. Вот почему даже имя Лидж Ияссу в Эфиопии находится под запретом.

Рассказ о злоключениях императора Лидж Ияссу сильно поразил пана Беганека. Укротитель леопардов имел весьма чувствительное и склонное к романтическим порывам сердце. Больше всего его взволновало то обстоятельство, что причиной всех бед была любовь юноши-императора к прекрасной женщине из Харэра.

Кассу Амануэля очень позабавила сентиментальность референта.

— Не надо преувеличивать, — сказал он. — Тогда все выглядело не так романтично, как вам кажется. Политика всегда остается политикой. Сведущие люди говорят, что падение Лидж Ияссу произошло вовсе не из-за любви, а из-за политического союза с Турцией, который молодой император заключил в начале первой мировой войны. Этот договор очень не понравился Великобритании — его расценили как угрозу британским колониальным владениям в Африке. Английское правительство незамедлительно послало в Эфиопию одного из агентов Интеллидженс Сервис, знаменитого полковника Т. Э. Лоуренса, с заданием свергнуть неугодного монарха. Лоуренс вкрался в доверие Лидж Ияссу, стал его закадычным другом и советчиком. Он сделал все, чтобы подорвать авторитет императора. Существует предположение, что это Лоуренс посоветовал Лидж Ияссу создать всеафриканскую мусульманскую империю, уговорил жениться на мусульманке и принять ее веру. И тюрбан с новой генеалогией императора, как говорят, был подарком англичанина. Любопытно, что накануне низложения Лидж Ияссу полковник Лоуренс таинственным образом исчез из Эфиопии: очевидно, порученное ему дело было доведено до конца. Как видите, здесь не обошлось без политических махинаций.

Но Кассе Амануэлю не удалось убедить пана Беганека. Скептически выслушав рассказ об интригах английского полковника, референт продолжал восхищаться влюбленным Лидж Ияссу и его прекрасной женой. После нашего возвращения в отель он еще добрых полчаса морочил мне голову. Только москиты избавили меня наконец от его романтических восторгов. В самый разгар беседы о влюбленном императоре референт вдруг вскрикнул и изо всех сил ударил себя по шее, после чего сунул мне под нос раздавленного москита:

— Смотрите, какой крупный! Но я убил его, негодника!

— Что вам сделало бедное насекомое? — сказал я сердито, потому что он никак не давал мне заснуть. — Вам не нравилась Эфиопия без москитов — пожалуйста, вот вам москиты. Вы должны радоваться и чувствовать себя, как в любимом Египте.

Референт укоризненно взглянул на меня:

— Ну, знаете ли, сравнили!

— А что, египетские москиты лучше?

Пап Беганек несколько минут обдумывал ответ.

— Нет, эти насекомые везде одинаковы, — смиренно вздохнул он, — но в Египте… В Египте были ящерицы, которые поедали москитов. А здесь нет ящериц! Вот что!

Я оглядел комнату. Ящериц, как на зло, не было.

— Вот видите, — сказал обрадованный пан Беганек, — Эфиопия-это не Египет. Что и говорить: Египет — это Египет.

На этот раз он меня убедил. Истинность его слов не подлежала сомнению: Эфиопия действительно не была Египтом, зато Египет был Египтом.

На следующее утро нас разбудил монотонный стук по стеклу. Дождь лил не хуже, чем в Аддис-Абебг Мысль о том, что Харэр относится к числу наиболее сухих районов Эфиопии, ничего не меняла.