Анималотерапия

Елена Зайцева

(1 голос)

0 0

Аннотация: «А ГОВОРИТЬ МНЕ МОЖНО? А ПИТЬ?» – вывела Яна красным карандашом во весь альбом и отправилась с этим «транспарантом» на сестринский пост.

Книга добавлена:

12-01-2023, 12:50

177

knizhkin.org (книжкин.орг) переехал на knizhkin.info

Содержание

Начало

Читать книгу "Анималотерапия"

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 28

Через полчаса Яна, Люся и Гоша (Гоша – на руках у Люси, да, не у Яны, теперь-то всё как полагается) выдвинулись в сторону больницы. Люся – ну и Гоша соответственно – провожали Яну.

Настроение у Люси было хорошее – непостижимым образом оно наладилось. Наладилось после двух ссор – ссорищи и ссорки. Глядя на неё, можно было решить, что именно ссорища и ссорка прекрасно восстанавливают силы человека!

А вот Янины силы были на исходе. Она действительно устала – от неизвестности, от ответственности, да просто от страха, а потом ещё эти «выяснялки» были... Яна ведь, едва вошла, спросила Люсю, где же она была! Так началась ссорища.

– Где я была? – усмехнулась Люся, и пламя свечки заметалось. – Где я только не была... Я ведь, Яночка ты моя, вот уже год нигде, кроме больниц, не бываю. Больницы – и врачи, больницы – и врачи... Ты сколько в этой больничке лежишь? Два дня, четыре?

– А сегодня считается? Уф... – Яна положила, наконец, Гошу на кровать и села (бухнулась!) рядышком.

– Не перебивай. Я – неделю. Ты, наверно, думаешь: что такое неделя! Но до этого-то я в микрорайоне лежала, а до этого – на Некрасова, а до этого... Ты меня слушаешь?

– Да. Сегодня пятый день... – досчитала Яна. – Я слушаю, слушаю, где вы лежали.

– Да не «мы»! Не «мы», понимаешь? Гоша ведь дней не считает, правда? Считаю я. Вот и говорю тебе, сколько я насчитала. Я насчитала – двести двенадцать. А ему это, может, всё как один день. Может быть такое?

– Может...

– И все эти двести двенадцать дней мне от него не отойти.

– Но вы же нам даже памперс не оставили!

– Но вы же и обошлись!!

Яна немного испугалась, но остановиться уже не могла. Как не могла перестать смотреть этим прямым вызывающим взглядом. Осуждающим.

– Вы сказали, что сейчас придёте, вы только в магазин!

– Мало ли кто что сказал! Господь, например, сказал, возлюби ближнего. Возлюбили?.. Всё, отправляйся-ка ты в палаты, тоже мне, принцесса. Перетрудилась?

– Я не перетрудилась. Но было...

– Трудно? В общем, «я не трус, но я боюсь!» – ухмыльнулась Люся. – А мне было – легко. Может, в первый раз за эти чёртовы двести двенадцать дней. Я просто вышла – без никого на руках. Шла и шла – и магазин прошла, и ещё много кварталов. Потом на автобус села – и уехала до самой конечной, до микрорайона. Подальше от больнички. Но походила по микрорайону – и опять на больничку вышла! На другую, конечно. На ту, где мы до Нового года лежали. Мы там ёлку на окне нарисовали, так до сих пор её не стёрли, представляешь?.. Вот видишь – говорю «мы». Ты не злись, мы с Гошкой... конечно «мы». И какая разница, кто там дни считает...

– И что было потом? Мы тут замёрзли, как...

– Потом: села бы я на автобус – да обратно. Села бы, да? Сунулась в кошель, а там... – сделала она выразительную паузу, – что там? Да ничего! В общем, на билет-то и не хватает. Замёрзла я тоже, будь уверена. С микрорайона пешком топать. Топаю, а время идёт, топаю – идёт... По дороге в магазины заходила – греться. Я ведь и в магазинах теперь почти не бываю. Так, в буфетик больничный выскочишь... – Люся вздохнула. – Ну так во-от... Грелась я, грелась в магазинах, а тут – рынок. Я, конечно, сразу в павильон. А там – гусей продают! Стою любуюсь, а время идёт, любуюсь – идёт...

– Так до вечера и дошло?

– Добежало, Яночка! Добежало! Ты не злись...

Яночка и не злилась. Она тоже вздохнула. Странные какие объяснения. Но... и не странные тоже! Если вот так, раз в год, выйти без никого... Если легко, если автобус, если гуси! Ведь это можно понять? Можно. Наверно, можно. Яне другое было неясно: зачем, уходя, Люся спрашивала про темноту? Ведь не знала же она, что затемно вернётся! Или?..

– Я не злюсь, – сказала Яна. Она решила, что – не знала. Без «или». Решила на этом остановиться. Так легче было, куда легче, чем наоборот, а она так устала...

На этом ссорища закончилась. А вот как началась и чем закончилась ссорка:

– Да, ещё раз обутой увижу – пеняй на себя, – в какой-то особо обидной интонации заявила Люся, когда они уже выходили из дома (Люся надумала таки её проводить).

– Ну почему?

– Потому что дом, – повторила Люся своё малопонятное объяснение.

– У меня опять горло болит! Это из-за пола холодного! – возмутилась Яна. Надо сказать, не вполне искренне возмутилась. Не пол она винила, а льдину-«мороженое»...

– Тёте доктору расскажешь, – отрезала Люся. – Вечер-то какой! Бери-ка сумку...

На этом настроение её наладилось.

Шли они не спеша, Люся-то никуда не торопилась. А вот Яна как раз побыстрее бы пошла – было так по-ночному темно, что она начала опасаться, а впустят ли её. Зайдёт ли она обратно, в больницу...

– Смотри, какая кошка! Люблю кошек! – закатила Люся глаза. Перед этим она восхитилась: огоньками, снегом, крышей подвала («Прямо блестит!»), заледеневшей колонкой, «заевшим» светофором, вороной...

– Как бы Трапецию не отравили, – угрюмо напомнила Яна.

– Ах э-это!.. Завтра вечером её заберут.

– Куда? И крысят?

– И крысят.

– А... кто?

– Дед Пихто! Там, возле гусей, дедок один морских свинок продавал, так он...

– Это правда?

– ...Так он – любитель. У меня, говорит, свинки, хомяки, белые мыши – мне бы, говорит, ещё серых. Ну, или крыс. В общем, завтра в шесть он у приёмного будет, а я ему вынесу наш крысятник...

– А вы точно уже вернётесь? Ну, к шести...

– К трём, – твёрдо сказала Люся.

– А это правда, что тот дом сейчас ничей? Мне соседка сказала...

– Да? – остановилась Люся. – А что она ещё сказала?

– Да ничего...

– Тот дом сейчас Гошин. Ему прабабка оставила. Так и написала – ГО-ШЕ. Меня она не любила. Устраивает тебя?

Яна кивнула. И тут же смутилась – получается, что она согласилась с тем, что Люсю не любили? А сказать, что просто её устраивает само объяснение – тоже как-то... получается, могло бы и не устроить?

Люся стояла и молча смотрела на Яну. Рассерженно, наверно. Взгляд Яна чувствовала, но голову поднять боялась – вдруг действительно рассерженно? Опять ссора?..

– Пришли уже почти... – наконец, пробормотала Яна, искоса поглядывая на светящуюся окошками больницу.

– «Пришли» да «пришли»... Спрашиваешь, а не слушаешь.

– А что?

– Не «что», а «кто». Прабабушка Гошина, вот кто!

– Прабабушка? Нет, я слушаю...

– Пойдём-ка на скамейку. Раз слушаешь. – И Люся усадила на эту самую скамейку Гошу. Он, разумеется, не уселся, стал клониться и сползать куда-то вбок. – Ну, садись, – кивнула она Яне, Яна поёжилась, но села – и тут же получила Гошу «в подарок»: – На-ка тебе! Подарочек. У меня руки отваливаются... Слушаешь или нет?

Что рассказала Люся о Гошиной прабабушке – своей бабушке

В детстве Люся редко видела бабушку, та к ним не приходила. Иногда они – Люся и мама – сами к ней приходили, и хоть бы раз она была довольна!

Бормоча что-нибудь себе под нос (чаще всего по-татарски), бабушка непрестанно перекладывала с места на место часы, ободки, расчёски, очки... Однажды она взялась переставлять обувь и так всё передвинула, что собравшиеся уходить мама и Люся долго не могли найти своих туфель.

– Просто больше не буду разуваться в этом доме, – тихо, но твёрдо сказала мама.

– Тада не войдёшь, – пообещала бабушка. И стоило к ней прислушаться. Бабушка Закира считалась колдуньей.

Как это – «считалась»? Была или нет? Да так: никто не мог сказать, насколько это правда. И сама она на этот счёт ничего не говорила. Но что-то зловещее было во всём её облике, в этом бормотании, а главное – нет-нет да случались какие-то странные истории, сбывались, казалось бы, бессмысленные, слова, в общем, происходило нечто, заставлявшее так думать.