Сын ветра

И вот на следующий день он пригласил дядюшку Нгулунгу пойти с ним вместе в кузницу, чтобы раздувать мехи.

Не догадываясь о злом умысле вождя, дядюшка Нгулунгу взял с собой сына: он боялся, как бы его малыш не убежал куда-нибудь и не заблудился. И леопард по той же причине прихватил сына.

Когда они приблизились к деревне, где жил кузнец, Кажама сказал Нгулунгу, что лучше, мол, оставить сыновей в лесу: они такие проказливые и несмышленые, что могут обжечься в кузне.

Простодушный Нгулунгу согласился, и они спрятали своих детей в дупле толстого дерева около деревни, наказав им даже не высовываться наружу. Довольные, что их взяли на прогулку, детеныши обещали, что будут послушными. Успокоенные их ответом, вождь и его спутник вошли в деревню.

После обычных приветствий Кажама сказал кузнецу:

— Вот железо, выкуй мне несколько мотыг. Осмотрев болванки, кузнец тут же разжег горн с двумя мехами и велел каждому раздувать по меху.

Как только железо раскалилось докрасна, кузнец принялся его ковать и остановился передохнуть лишь в полдень, когда три мотыги были уже готовы.

Он сказал леопарду:

— Почему ты не принес мне никакого подарка? Я не привык работать задаром. Если хочешь получить мотыги, расплатись со мной или принеси какое-нибудь угощение.

Кажама злобно рассмеялся, обнажив свои острые клыки, отозвал кузнеца в сторонку, чтобы Нгулунгу не мог услышать их разговор, и сказал:

— Вели антилопе сторожить кузню, а сам иди домой и жди там, за угощением дело не станет.

Кузнец попросил Нгулунгу посторожить кузницу и отправился домой. А Кажама бегом пустился к тому месту, где они с дядюшкой Нгулунгу оставили детенышей: малыши спокойно играли в дупле.

Приказав своему сыну терпеливо дожидаться его возвращения, леопард добавил, что возьмет с собой сына антилопы: отец-де очень по нему соскучился и боится, как бы он не убежал в лес и не заблудился.

Сын антилопы испугался и горько заплакал. Леопард отвел его в дом кузнеца, там и окончилась его жизнь. Тем временем дядюшка Нгулунгу, покуривая трубку, сидел у дверей кузницы и поджидал возвращения кузнеца и леопарда, не зная, какая участь постигла его сына.

Вскоре возвратились кузнец с леопардом, и работа закипела вновь.

Леопард, раздувая свой мех, подмигивал кузнецу, мурлыкал песенку, а иногда насмешливо ронял:

— Только глупцы берут с собой детей!

Дядюшка Нгулунгу, ничего не подозревая, смеялся вместе с ними.

Вечером кузнец отковал последнюю, шестую, мотыгу и предложил:

— Хотите пойти ко мне домой отведать угощения?

— С удовольствием,— согласился Кажама, предвкушая вкусный ужин. Он похлопал Нгулунгу по плечу и сказал:

— Пошли поужинаем у кузнеца. Жена его приготовила ужин и давно ждет нас в гости.

Дядюшка Нгулунгу сразу почуял недоброе, и его дурные предчувствия оправдались.

Едва войдя в дом кузнеца, он понял, что его малыш пал жертвой леопарда, и, не разбирая дороги, бросился бежать в свою деревню, оплакивая участь сына, а кузнец с леопардом в это время пировали, наслаждаясь нежным мясцом.

Увидев опечаленного Нгулунгу, соседи окружили его и принялись расспрашивать, что случилось и почему он так горько плачет.

— Как же мне не плакать,— отвечал дядюшка Нгулунгу,— если Кажама с кузнецом съели моего сына?

Он сказал, что навсегда покинет деревню и поселится в лесу: видеть убийцу сына, пусть даже он и их вождь, для него невыносимо.

После ужина Кажама, довольно посмеиваясь, распростился с кузнецом, забрал своего сына из дупла и вернулся домой поздней ночью, боясь встретиться с жителями деревни.

Опасения вождя были не напрасны: кроме гиены и таких же трусливых, как она, советников, все были возмущены его подлым поступком.

На другой день Кажама снова собрался к кузнецу за мотыгами и стал приглашать одного за другим всех соседей, но никто не захотел с ним идти.

Согласился пойти только дядюшка Мбалу, который задумал провести леопарда.

— Неужели никто не желает сопровождать к кузнецу великого вождя Кажаму? Можно подумать, у них есть причины опасаться тебя,— сказал он.

— Да, да, нехорошо они поступают, мой добрый Мбалу,— подхватил обиженным тоном леопард и добавил: — А ты не хотел бы отправиться со мной?

— Для меня слишком большая честь сопровождать такого знаменитого вождя, ведь я самый жалкий из твоих рабов. И все же,— сказал Мбалу,— если твои достойные советники и все остальные отказываются с тобой идти, придется мне со своими сыновьями составить твою свиту. Ты убедишься, что хоть я и мал ростом, но могу целый день раздувать мехи и работать не хуже Нгулунгу.

Обрадованный его согласием, Кажама кликнул обоих сыновей и, захватив с собой болванки, направился в деревню кузнеца в сопровождении дядюшки Мбалу и его двух крольчат.

Вся деревня дивилась отваге дядюшки кролика, а он, как всегда веселый и беззаботный, играл на своем киссанже и приплясывал, а крольчата прыгали и пели:

Ты обманул оленя,

Немудрено: он глуп.

Ты обманул оленя,

Задал олень стрекача.

Эта песенка не понравилась леопарду; прослушав ее два или три раза подряд, он рассвирепел:

— Почему ты поешь одно и то же? — прорычал он, обращаясь к кролику.

— Это моя любимая песенка, я уже давно ее сочинил и пою каждый день,— отвечал дядюшка кролик.

Наконец они достигли того же самого дерева, в дупле которого был спрятан накануне сын антилопы, оставили здесь своих детей и отправились к кузнецу, который уже поджидал их у наковальни.

Обменявшись с ними приветствиями, кузнец разжег в горне огонь и принялся за работу, а леопард и кролик усердно ему помогали.

Когда время подошло к полудню, кузнец, как и в прошлый раз, потребовал плату за свой труд. Кажама громко расхохотался, велел дядюшке Мбалу посторожить кузницу и, хлопнув кузнеца по спине, предложил:

— Пойдем прогуляемся. Может быть, я по дороге придумаю, чем с тобой расплатиться.

— Пойдем! — согласился кузнец.

И оба они направились к дереву, где сидели в дупле дети Кажамы и Мбалу, а кролик потрусил за ними следом, хоронясь за высокой травой и кустами, чтобы его не заметили.

Когда они подошли к дереву, Кажама схватил крольчат и отдал их кузнецу.

— Вот тебе и плата. Отнеси их жене, и пускай она приготовит нам ужин.

Вернувшись домой, кузнец отдал крольчат жене, велел ей приготовить ужин и вместе с леопардом пошел в кузню.

Тем временем дядюшка кролик выхватил из дупла сыновей леопарда и отнес их жене кузнеца, которая уже собиралась прикончить его крольчат.

— Не убивай моих детей,— взмолился он.— Ведь они такие маленькие, что вы все равно не наедитесь. Возьми лучше этих котят, они куда крупнее, и вам хватит еды на два-три дня.

— Ладно,— согласилась жена кузнеца и отдала дядюшке Мбалу его детей в обмен на детенышей Кажамы.

Кролик проворно припрятал свой выводок в другом месте, где ни леопард, ни кто-нибудь другой не смог бы их отыскать. Кажама и кузнец остановились по дороге, чтобы покурить трубку вождя деревни, а Мбалу направился прямо к кузнице и уселся там, закрыв глаза, притворяясь, будто заснул: он боялся, как бы вождь, вернувшись, не заподозрил его в обмане.

Жена кузнеца расправлялась с детьми леопарда, а сам он беспечно курил трубку, да еще ухмылялся, предвкушая, как будет наслаждаться крольчатиной.

Поболтав, посмеявшись и накурившись всласть, кузнец и леопард возвратились в кузницу. Решив, что кролик и впрямь уснул, Кажама схватил калебас с водой, опрокинул ему на голову и с издевкой воскликнул:

— Проснись, лежебока, пора приступать к работе, или ты пришел сюда, чтобы дрыхнуть?!

Дядюшка Мбалу не проронил в ответ ни звука, сделав вид, будто шутка вождя задела его за живое. Он схватил кузнечный мех за обе ручки и принялся усердно раздувать угасший огонь. Как бы случайно он швырнул пригоршню пепла и угольной пыли прямо в лицо Кажаме и кузнецу. Пока его недруги, запорошенные золой, с пеплом во рту вопили и осыпали его проклятиями, кролик прыгал вокруг них и хохотал до упаду. Кузнец и леопард долго отчищались и отмывались и только потом снова взялись за работу.

Вождь был очень недоволен выходкой Мбалу, но утешал себя мыслью о том, что кролик поплатится за все. Раздувая мехи, Кажама, как и накануне, пел и то и дело подмигивал кузнецу:

— Глупец, кто берет с собой детей!..

Дядюшка кролик был, однако, куда смышленее его, он уже знал наизусть все поговорки и присказки коварного вождя, поэтому он не растерялся и тут же пропел:

Кто был глупцом, поумнеет!..

— Зачем ты поешь при мне наглые и обидные песенки? — взъярился леопард.— Попридержи-ка язык, не то тебе плохо придется...

— Не горячись, Кажама,— остановил его дядюшка Мбалу, прикидываясь испуганным.— Я спел свою песенку в ответ на твою, мой повелитель и господин. Но если ты недоволен, обещаю больше не петь сегодня, да я и не в духе, у меня такое предчувствие, будто вот-вот случится какое-то несчастье.

Поверив, что он и вправду раскаивается, Кажама дважды похлопал его по плечу и сказал, самодовольно посмеиваясь и подмигивая кузнецу:

— Брось грустить, милый дядюшка Мбалу, и прости, если я тебя обидел. Мне почудилось, что ты надо мной издеваешься. Право же, нет никаких причин для ссор и обид. Продолжим лучше работу.

— Конечно,— поддакнул кролик, делая вид, будто очень благодарен леопарду за его утешительные слова.

Никто из них в этот день больше не пел и не разговаривал. Окончив работу, кузнец вручил Кажаме шесть новехоньких мотыг и пригласил его с дядюшкой кроликом на ужин.

Пока кузнец болтал с Кажамой и связывал мотыги веревкой, проворный Мбалу успел добежать до его дома. Он вошел в кухню и попросил жену кузнеца накормить его. Сидел он возле открытой двери, чтобы сразу же убраться подобру-поздорову, прежде чем леопард догадается, как ловко его одурачили, и быстро уписывал кусок мяса с маниоковой кашей.

Завидев вдалеке кузнеца и Кажаму,— к этому времени дядюшка Мбалу подчистил все, что положила ему на тарелку жена кузнеца,— кролик потихоньку улизнул. Прихватив крольчат, он бросился в свою деревню, чтобы предупредить сельчан: пусть они будут настороже, скоро явится разъяренный вождь.

Узнав о гибели своих детенышей, леопард тотчас же помчался на поиски кролика.

Лишь теперь до него наконец дошел истинный смысл оскорбительных песенок, которые распевал Мбалу. Как он жалел, что не разорвал обидчика в клочки!

— Ах! Какого же дурака я свалял! — шептал про себя Кажама.— Только бы мне его догнать, уж я бы отыгрался на этом проходимце за все!

Он бежал изо всех сил, но еще до его появления, по совету Мбалу, все сельчане покинули деревню и схоронились в лесу, чтобы избежать гнева вождя.

Видя, что и на этот раз его перехитрили и не на ком сорвать злость, Кажама разъярился пуще прежнего. Он поклялся, что будет беспощадно мстить всем зверям, всем живым существам, даже людям, которые тоже отведали мяса его детенышей.