Когда наступает рассвет
![Когда наступает рассвет](/uploads/covers/2024-03-23/kogda-nastupaet-rassvet-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Геннадий Федоров
- Жанр: Советская проза
- Дата выхода: 1971
Читать книгу "Когда наступает рассвет"
1
Кондрат Мокеевич Космортов, доверенный известной по всему северу архангельской лесопромышленной фирмы «Кобылин — Лунд и К°» в воскресный день готовился дать прощальный обед.
Его сын Михаил, преуспевающий помощник дворцового архитектора, приехавший с супругой в Усть-Сысольск навестить родителей, через несколько дней собирался возвращаться в Петроград. Не лишенный честолюбия папаша вознамерился устроить такие проводы, чтобы они надолго запомнились.
В большой двухэтажный дом Космортовых, стоявший на живописном месте у заливчика, гости стали собираться вскоре после обедни.
Встречал гостей сам Кондрат Мокеевич. Поздравлял с праздником, приглашал рокочущим басом:
— Прошу в залу! Покурите, отдохните, пока остальные собираются. Будьте как дома…
Несмотря на свои шестьдесят лет, он выглядел еще крепким. Был рослый, с внушительной раздвоенной бородкой. Его смугловатое лицо, с широкими в меру скулами, можно было бы назвать даже приятным, если бы не глаза — острые ястребиные, под темными кустистыми бровями. Руки, в молодости ловко орудовавшие топором на заготовке сортового леса, теперь нелепо торчали из рукавов дорогого сюртука.
В просторной и светлой зале, где были накрыты два длинных стола, гостей встречала молодая чета: архитектор Михаил Кондратьевич и его супруга Софья Львовна, одетые по-столичному. Он был в черном фраке из тонкого английского сукна, в ослепительно белой сорочке, галстуке бабочкой и лакированных штиблетах. Она в бальном платье, отделанном тонкими дорогими кружевами, с массивным золотым кулоном на груди. Волосы ее, причудливо уложенные высокой башенкой, слегла оттягивали голову назад.
Софья Львовна принимала гостей величаво, не утруждая себя поклонами. Лишь когда в дверях показался Латкин, она приветливо кивнула ему и протянула холеную руку в белой кружевной перчатке.
— Как мы рады, Степан Осипович, видеть вас у себя!
Латкин галантно поклонился, поцеловал ручку даме и похвалил ее прическу. Довольная Софья Львовна слегка возразила:
— Ах, милый друг, не льстите мне! Я здесь совсем опустилась, перестала за собой следить! —
И, обращаясь к мужу, сказала томно — Мишель! Не давай скучать нашему другу…
Софья Львовна говорила немножко в нос, подражая французской манере.
Происходила она из некогда весьма почтенного дворянского рода, чем весьма гордилась, хотя род ее давно разорился. Училась в модном тогда училище живописи, ваяния и зодчества, где и познакомилась с молодым Космортовым. Ее родители вначале и слушать не хотели, чтобы породниться с каким-то «туземцем», как они за глаза называли своего будущего зятя. Но молодой зырянин оказался способным и к тому же денежным человеком, блестяще выдержал экзамен в императорскую Академию художеств. Его считали талантливым, прочили прекрасное будущее, а Софья Львовна при всей своей дворянской спеси была все же бесприданницей и своему будущему супругу ничего, кроме родового герба, принести не могла. Это и решило все — Софья Львовна, или, как ее называли в семье, Софи, стала женой Космортова.
Сын известного купца-прасола, Латкин тоже не знал нужды в деньгах, и земляки-студенты частенько встречались в столичных кабачках или ресторациях, пристрастились к цыганскому хору и, в общем, оба жили весело. Они и сейчас были между собой на короткой ноге, хотя и занимали разное положение в обществе. Во всяком случае, оба делали вид, что не забыли студенческие годы.
Михаил Кондратьевич, подхватив Латкина под руку, проводил его через всю залу к окну, из которого открывался вид на Сысолу, на Медвежий луг и на дальнюю Золотую гору с ее сосновым бором. Они поговорили о том, о сем, пошутили с Гыч Опонем, который одним из первых пришел сюда — большой и неуклюжий, в сапогах гармошкой и с расчесанными на прямой пробор, обильно смазанными лампадным маслом волосами.
— Ну как, Афанасий Петрович, будем сегодня танцевать падеспань? Или мою любимую польку-бабочку? — от нечего делать потешался над Гыч Опонем Латкин. В тщательно выутюженном костюме, выбритый и подтянутый, он выглядел щеголем.
— Погожу ужо! — широко улыбался Гыч Опонь. — Мы свое уже отплясали, Степан Осипович. Пора о другом думать, хи-хи!..
— Не хитри, человече! Небось не пропустишь… — начал было Латкин и остановился на полуслове: в дверях показался купец Суворов со своей молодой женой. Как на крыльях, подлетел к ним уездный агроном.
Супруга Суворова, тонкая и стройная, с пышными белокурыми косами, уложенными вокруг головы, подарила Латкину очаровательную улыбку. Улучив момент, когда Суворов отвернулся от них, Латкин шепнул ей на ухо:
— Мария Васильевна, вы сегодня удивительно похожи на русалку!
Вслед за четой Суворовых появился, скрипя сапогами, лысеющий воинский начальник Драгунов со своей пухленькой женой с ямочками на щеках. Затем, кланяясь на ходу, стремительно вошел акцизный чиновник. Скоро почти все приглашенные были в сборе. Не было лишь исправника и протопопа, дружбой с которым хозяин особенно дорожил. Без них Кондрату Мокеевичу не хотелось садиться за праздничный стол.
В ожидании обеда гости слонялись по дому, осматривали комнаты, мебель. Мужчины, собравшись в одной из комнат, курили, обсуждая утренние события. Подробностей никто не знал, и все с нетерпением ждали прихода исправника, который по своему служебному положению должен знать все.
Стены гостиной были оклеены обоями с золотым тиснением. На окнах колыхались тюлевые занавески. На видном месте стояло трюмо в резной рамке, почти упиравшейся в потолок. Перед столиком лежала шкура белого медведя, а на стене висел старинный герб города Усть-Сысольска с изображением медведя. Вдоль стен стояли массивные стулья, обитые дорогим штофом. В углу — рояль.
— В молодости, говорят, Кондрат Мокеевич хаживал на медведей… Это не его ли охотничьи трофеи? — трогая носком сапога шкуру медведя, спросил Драгунов.
Латкин усмехнулся:
— Насколько я знаю, Кондрат Мокеевич предпочитает снимать шкуры, не рискуя своей особой.
— Умеют жить-с! — сказал воинский начальник.
— Умеют жить? — передернул плечами Латкин. — Я знаю село на Вычегде, которое он разорил до нитки! Все лесорубы его боятся. Здесь, на севере, он чувствует себя удельным князем.
Хозяин дома несколько раз озабоченно посматривал в окно, не показались ли долгожданные гости. Но ни протопопа, ни исправника не было.
— Где Пронька? Пронька куда запропастился? — спрашивал он у жены, метавшейся по дому.
— Гуляет твой рекрут! Его и с собаками не разыщешь! — с раздражением отвечала она.
— Вот бессовестный! — возмущался хозяин. — Обрадовался, что идет в солдаты.
Тем временем Софья Львовна показывала дамам альбомы со своими акварельными рисунками. Рисовала она недурно. Гости с интересом рассматривали рисунки, наброски, сделанные в Петрограде и уже здесь, в Усть-Сысольске…
В альбоме были и рисунки Михаила Кондратьевича, набросанные вчерне, над которыми он собирался поработать у себя в Петрограде.
— Вы знаете, Мишель — горячий патриот своего края! — снисходительно говорила Софья Львовна. — Посмотрите, сколько разных рисунков! Он так уговаривал ехать меня сюда! Признаться, я боялась: в такую даль и глушь, боже мой!.. А как вам нравится этот портрет зыряночки? Мишель, скажи, пожалуйста, где ты разыскал эту красавицу?
— У дяди на кирпичном заводе. Мне понравилось ее лицо. Согласись, Софи, у нее волевые черты и чувствуется сильный характер.
— Мишель, не говори глупостей! Какой может быть характер у чумазой девчонки! Впрочем, если она тебе нравится, подпиши внизу: «Очаровавшая меня красавица».
Софья Львовна улыбнулась собственной шутке, и ее улыбка мгновенно отразилась на лицах окружающих дам. Смех вызвали и рисунки Софьи Львовны. Под одним было подписано: «В гостях у кочпонского дядюшки». На рисунке за столом сидели человек шесть и деревянными ложками хлебали из огромной общей миски. На другом рисунке изображены полати и написано: «Опочивальня дядюшки». Рисунков было много, и во всех сквозила нескрываемая ирония.
— Софи! Зачем показывать всякую чепуху! — запротестовал супруг.
— Милый, ты напрасно сердишься! Я всегда тебе говорила: это же уникальные рисунки, воспоминания на долгие годы. — Софья Львовна продолжала показывать — А вот это узнаете кто? Наш папа. Я запечатлела его во время отдыха. Как находите?
Рисунок, который держала в своих руках Софья Львовна, был тоже выполнен акварелью и подписан: «Папа отдыхает». Кондрата Мокеевича можно было узнать с первого взгляда. Он восседал в кресле, как на троне, довольный собой.
— Похож, очень похож. И такой, знаете ли… Как бы сказать… э-э-э… — прицениваясь, как к товару в магазине, осторожно пробасил Суворов и, не найдя подходящего слова, покрутил пальцами около своего носа. На помощь ему пришла жена, Мария Васильевна:
— Я бы сказала: важный и представительный! Посмотрите, какие у него умные и задумчивые глаза! Удивительное сходство, просто прелесть!..
— Да, да! Нарисовать бы ему эполеты и — настоящий генерал! — поддержал ее Драгунов и молодцевато приосанился сам. Выглядел он еще моложаво, тщательно маскируя лысину длинной прядью волос, зачесываемой откуда-то сбоку. (Они с Латкиным только что подошли сюда и с любопытством рассматривали портрет хозяина дома.)
— А я бы сказал, — Латкин понизил голос до шепота, — сидит сытый сыч и хлопает глазами! Наелся до отвала и переваривает…
И они заговорщически рассмеялись.