Нора

* * *

Я проснулась под оглушительный грохот цикад. Вчера ночью, когда мы ложились, дождь еще не кончился. Духота стояла такая, что мы не стали открывать окна и оставили кондиционер включенным. Вообще-то, через закрытые окна цикад не должно быть слышно… Я посмотрела на часы. Рано. Будильник еще не скоро прозвонит. Муж спал рядом, повернувшись ко мне спиной. Его футболка задралась до лопаток, на спине виднелись какие-то белые точечки, типа прыщей. Я тихонько встала с кровати, подошла к окну. Уже рассвело. На небе ни облачка — даже не верилось, что вчера целый день лил дождь. На участке я увидела дедушку, он поливал палисадник. То, что я приняла за звон цикад, было звуком льющейся воды. У меня вдруг подкосились колени, я едва удержалась на ногах. На дедушке, как обычно, была соломенная шляпа, серая рубаха с длинными рукавами и серые длинные штаны. Утренний полив до восхода солнца — это, конечно, очень правильно с точки зрения садоводства. Но нельзя же поливать бесконечно! С которого часа он там стоит со своим шлангом? Когда наконец уйдет со двора? Палисадник не такой уж большой. Куда стекает вся эта вода?

Проводив мужа на работу, я отправилась на соседний участок. С тех пор как я увидела дедушку утром из окна, прошло уже несколько часов, но он как ни в чем не бывало стоял в палисаднике и продолжал поливать. Свекровь давно уехала на работу. «Доброе утро! Много работы?» — громко спросила я от калитки. Никакой реакции. Я направилась к дому, но, сделав несколько шагов, остановилась. Дедушка, видимо, заметил движение, опустил шланг, повернулся ко мне, поднял приветственно руку и улыбнулся, показав все зубы. Я сделала вторую попытку: «И как вы тут все поливать успеваете?» Улыбка на мгновение исчезла с его лица, но он тут же заулыбался снова. Ну и ладно. Я прошла немного вперед и теперь остановилась в тени у дома. Еще даже не восемь, но уже очень жарко. Дедушка снова начал поливать. Он сложил губы в трубочку, будто свистел. Но звука не было. Я оглядела палисадник. Красные и темно-синие цветки вьюнка плотно сидели в густой листве. Гигантские алые канны, декоративные подсолнухи цвета йода. В одном углу среди разросшейся травы желтели цветочные горшки, на которые с другой стороны наступала сплоченным темно-фиолетовым фронтом кислица. Тут и там попадались красноватые растения — садовая культура, названия которой я не помнила. В целом, как ни странно, в палисаднике царила гармония, хотя, возможно, этот эффект достигался за счет того, что сейчас было лето. Буйная энергия зелени, которой был напоен неподвижный воздух, струится по палисаднику. Качается длинная травинка, а на кончике листа, который ходуном ходит вверх и вниз, замер маленький кузнечик.

В тенистых кустах виднеется темный силуэт. Пара будто нарисованных желтой краской кружков блеснет и пропадет из виду. Это моргает глазами большая круглая лягушка. На одиноком георгине, который растет чуть в сторонке, — колония тлей, отдельные особи вяло передвигаются вверх и вниз по узкому длинному стеблю. Оказывается, у тли есть глаза — черные точки, будто кто-то проткнул дырочку тончайшей иглой. Я вижу их четко до отвращения. У меня внезапно что-то произошло со зрением: все видится мне в увеличенном размере. Пик цветения миновал, лепестки меняют окраску, скручиваются на концах. Может быть, лягушка охотится на тлю? Я ждала: сейчас она как выстрелит своим длинным розовым языком. Но тут георгин согнулся до самой земли. Звенящая, сияющая струя воды с силой прибила узкий стебель. Он так и остался лежать на земле. Продолжая беззвучно свистеть — из губ выходил только воздух, — дедушка прошелся водой по кустам, где только что сидела лягушка. Теперь она бесследно исчезла. Неуклюжая муха пересекала палисадник, крутя задом и выделяя на лету прозрачную мочу. Послышалось тихое «тце-це-це». Дедушка посмотрел на меня, будто говоря своим видом: «А, так ты еще здесь?» — и улыбнулся неестественно широкой улыбкой. «Дедушка, вода льется…» Он кивнул и вскинул руку перпендикулярно вверх. Впрочем, совсем перпендикулярно не получилось, так как дедушка был слегка скособочен на одну сторону. Казалось, шире улыбнуться уже невозможно, но это ему удалось. Было очевидно, что он не слышал ни одного моего слова. Из-под огромной соломенной шляпы сверкали обнаженные в улыбке зубы. Ни глаз, ни носа не было видно. Только растянутый в улыбке рот. Хотя улыбку это напоминало только отдаленно. Оставалось надеяться, что это все-таки была она. Земля вокруг размокла, расползлась в хлюпающую грязь. Я вдруг заметила черного зверя, который шел по участку от калитки. У него была странная морда — вытянутая и заостренная. Мне показалось, зверь смотрит на меня. Случайная струйка из дедушкиного шланга попала ему промеж глаз. Зверь нервно скакнул и ускорил ход. Я взглянула на дедушку. Он должен был заметить зверя, но в его поведении ничего не изменилось: он все так же продолжал заливать все вокруг себя водой и беззвучно свистеть, выплевывая воздух. Зверь приблизился, крутанул мордой, стряхивая воду. С шерсти не упало ни капли. Она была почти сухой и на вид была мягче, чем шерсть похожего зверя, которого я видела в прошлый раз. И хвост вроде был короче. Может, это другое животное? Зверь уверенным шагом пересек участок, дошел до конца дома и скрылся за углом. Дедушка, глядя в неизвестном направлении, издал из сложенных в трубочку губ сипящий звук и усилил напор воды. Синий шланг задрожал, и мощная струя рассекла воздух над палисадником. Я последовала за зверем. На границе с участком семьи Сэра стояла бетонная блочная стенка, примерно такая же, как на границе с нашим участком, только повыше. На вид в ней было метра два. Между стеной дома и бетонной стенкой оставалось узкое пространство, в которое тем не менее мог протиснуться взрослый человек. Солнце туда почти не проникало. В сумраке перед собой я на мгновение разглядела пару задних лап и хвост. Я шагнула в узкий проход. Со всех сторон свисала многослойная паутина. Она прилипала к лицу, попадала в рот. Я отряхивалась и отплевывалась от нее как могла. Вся задняя стена дома была залеплена каплевидными кусочками высохшей земли — может, просто грязь, а может, гнезда каких-нибудь насекомых. На некоторых блоках, из которых была сложена стенка, виднелись отверстия в виде веера. Через них можно было посмотреть на соседний участок, то есть на участок семьи Сэра. На зеленой траве возле их дома лежало что-то ярко-желтое и ярко-красное. Сэра сказала, что ее сыну пять лет, — может быть, это его игрушки? Я представила себе, как она поливает газон в своей длинной белой юбке, а у ее ног на траве играет ребенок. Это вам не дедушка в замызганных грязью резиновых сапогах. Неожиданно проход расширился, я оказалась на небольшой открытой площадке у самого края задней стены дома. Зверя здесь не было. Зато был мужчина средних лет. Звон цикад прекратился.

Мужчина сидел на корточках возле бетонной стенки, просунув руку в одно из веероподобных отверстий. Я оцепенела. Он смотрел прямо на меня. Худощавый, с черными волосами, в сорочке с отложным воротником. Я его уже видела — тогда, в комбини. Это дети его называли сэнсэем. «Привет!» — громко поздоровался он. Я вздрогнула и проглотила комок в горле. Позади мужчины, в углу, виднелась небольшая постройка, что-то типа быстросборного сарайчика со стенами кремового цвета. «Кто это тут у нас?» — спросил он еще громче и радостно улыбнулся.

Если этот человек грабитель и мне нужно звать кого-то на помощь, то Сэра однозначно ближе, чем дедушка. И, кроме того, дедушка все равно меня никогда не слышит. Интересно, Сэра сейчас дома? «Я… с соседнего участка», — сказала я, пытаясь выиграть время. «Ну конечно, значит, невеста. Невестушка… Ты ведь имеешь в виду соседний участок с другой стороны, да? Вы недавно переехали». Он говорил очень дружелюбно и не казался опасным. От него не исходило угрозы, но, конечно, нельзя знать наверняка, что за человек перед тобой. «А я старший сын, ну, или, если хочешь, старший брат. Намного, намного старше Мунэаки». — «Что?!» Я осталась стоять с раскрытым ртом. Он продолжал говорить: «А раз я его брат, брат твоего мужа, значит тебе… значит тебе я… как же это называется? Свекор, свекровь… све… две…» — «Деверь?» — спросила я и непроизвольно попятилась. У моего мужа есть брат?! «Точно! Я тебе деверь. А ты моя невестка, невестушка. Приятно познакомиться». Неожиданно я почувствовала запах свежескошенной травы, и внутри меня как будто появилась какая-то ясность. Мужчина посмотрел на меня и улыбнулся, снова показав все зубы. Но я всегда думала, что мой муж единственный ребенок. Никто и никогда не говорил мне ничего, что означало бы иное. «Судя по твоему выражению лица, ты обо мне никогда не слышала, — сказал он. — Ну что ж, это понятно. Ситуация сложилась, скажем так, трагичная. Видишь этот сарай?» Он показал на постройку позади себя. Она немного напоминала временное жилье, которое строят для пострадавших в зоне стихийных бедствий. Сарайчик был небольшой, но двухэтажный. На его стенах виднелись точно такие же каплевидные комочки засохшей земли, только висели они повыше. В нескольких из них я разглядела дырочки. В сарае была откатывающаяся дверь коричневого цвета с маленькой замочной скважиной с левой стороны. «Здесь я прожил двадцать лет». — «Двадцать?» — переспросила я. «Да. Я знаю. Это очень много. Двадцать лет назад ты была еще маленькой девочкой. А я был уже взрослым молодым человеком. Я бросил школу, перетащил свою кровать в сарай и зажил собственной жизнью. Мои родители думали, что, наверное, у меня просто сложный период, но, вообще-то, уйти из дома было моей идеей фикс с самого раннего детства. Просто, пока я был ребенком, шанс как-то не подворачивался. Чтобы уйти из дома, нужно место, куда пойдешь. И как раз примерно в то время родители поставили здесь этот сарай. Замечательный двухэтажный сарай. Тогда мы занимались сельским хозяйством и надо было где-то хранить технику и инструмент. А я устроил захват этого сарая. Под покровом ночи, разумеется. Поверь мне, это была настоящая спец-операция. И с тех пор я поселился здесь на целых двадцать лет, в течение которых я не проработал ни одного полного рабочего дня. Вот такой вот я дармоед! — От возбуждения он перешел на крик и чуть не задохнулся. Переведя наконец дыхание, мужчина посерьезнел и очень тихо сказал: — Теперь, кажется, таких, как я, называют хикикомори».

У него были темные волосы, поэтому не возникало ощущения, что он сильно старше моего мужа, но, кроме этого, не обнаруживалось никаких видимых признаков, которые могли бы подсказать его возраст. Узкие бледно-красные губы. Под сорочкой просвечивала майка — и то и другое выглядело чистым и опрятным. Мягкие брюки темно-синего или даже черного цвета больше всего напоминали форменные из легкой ткани, которые обычно носят летом старшеклассники. Может, это они и были. Чем больше я об этом думала, тем загадочней казалась мне его одежда. Его черные кожаные туфли, которые блестели так, будто их только что начистили. Он все так же, непонятно зачем, продолжал держать руку в отверстии. И тут я вдруг осознала, как прохладно вокруг, особенно по контрасту с жарой с той стороны дома. Здесь, в тени, воздух был почти холодным. В нижней части стены и на земле под стеной рос мох. Там, где он не рос, чернела земля. На вид — влажная, но не грязная, в отличие от земли в палисаднике перед домом, где все пропиталось водой. Проход между домом и бетонной стеной был сухим. Наверное, он шел немного в стороне — там, где другая почва. За домом везде царила прохладная сырая гармония. Влажный воздух поднимался от земли, наполненный уже знакомым мне травяным запахом, какой бывает у только что изготовленных циновок татами, с примесью еще какого-то тонкого аромата. На земле росли зеленовато-лиловые кустики, увенчанные белыми цветами. «Это сныть. Бабуля заваривала ее с чаем. Мать терпеть не могла этот запах… Мне, вообще-то, он нравится, потому что я всегда был бабулин внучок. А вот мама никогда не пила бабушкин чай. И не хотела, чтобы я его пил. А теперь посмотри, эта трава повсюду. Хочешь взять себе немного? Заваришь дома с чаем. Только сначала высуши как следует». — «Ммм…» У меня в голове замелькал хоровод лиц: бабушкина фотография на алтаре, свекровь, муж и — непонятно почему — женщина из соседнего дома, Сэра-сан. Последним возник дедушка со своей коронной улыбкой. Брат моего мужа… Получается, мой деверь? Откуда они столько всего знают про меня, притом что я практически ничего не знаю о них.