Мой вагончик

Новый уклад

Мы постепенно обживаемся, налаживаем быт.

В марте начинаем бегать по утрам на море, под грудные возгласы недовольной горлицы:

– Чекушку! Чекушку! Чекушку!

Сбегаем по извилистой дорожке между сосен и пустых домиков пансионата. На берегу пахнет водорослями. Огромные валуны сходят в воду рядом с эллингом и причалом для катеров. Волны набегают на длинную полосу галечного пляжа. Вдалеке, в самом конце бухты, галечник уступает место песку. Набережная красивая и ухоженная. Белая балюстрада, клумбы, дорожки, фонари, лавочки, экзотические растения. Эта территория принадлежит нескольким пансионатам и домам отдыха. Венчает набережную белоснежная танцевальная площадка, двухярусная, похожая на корону. Можно подняться по лесенке и сверху смотреть на море и на танцующих людей.

Добегаем до песчаного пляжа, и на несколько минут погружаемся в обжигающую воду. Потом, уже неспеша, поднимаемся в поселок.

Хорошо жить в семье: если дочка проснется до нашего возвращения, то бабушка ее покормит и присмотрит.

Нашей первой крупной покупкой на новом месте стало пианино. Первый, старенький инструмент, еще в Москве, отдала нам моя институтская подруга. Тогда мы начали водить нашу малышку в подготовительный класс музыкальной школы, где вместо отметок, в дневник вклеивали кружочки и квадратики разного цвета. Теперь продолжаем заниматься музыкой здесь. Два раза в неделю я везу ее в Судак. Выходим на развилку и ждём. Кто-нибудь нас подхватывает: или поселковый пазик, или пансионатский микроавтобус, или попутная машина. Здесь все едут в одну сторону.

Потом минут двадцать идем пешком до музыкалки.

С учительницей музыки нам повезло – хороший педагог и душевный человек. Позднее, в две тысячи седьмом, я пыталась ее разыскать. Оказалось, что она вышла замуж, сменила фамилию и уехала в другой город. След затерялся. Жаль. А мне так хотелось сказать ей слова благодарности, ведь это она предложила дочке заняться вокалом, и стала её учить пению. Первые шаги на пути, который привел к участию в конкурсе «Евровидение» были сделаны с ее подачи.

На обратном пути заходим в кафе, угощаемся десертом из взбитых сливок. Я выпиваю чашечку кофе, приготовленного на горячем песке, по-турецки.

После, стоим у стены ресторана и ждём попутный транспорт. Здесь собираются все желающие попасть в поселок. Иногда ждём по часу и больше. Зимой бывает и пасмурно, и ветрено, а то и дождик моросит. А бывает и солнечно, но все равно, ветер несет промозглую сырость от холодного моря. Чтобы не скучать, разговариваем с дочкой обо всем на свете.

На своей машине мы стали ездить только в апреле следующего года. Путь к прекрасному стал много комфортнее.

В Советском Союзе машин в свободной продаже не было. Папа стоял на очереди в академии наук. Деньги на машину, полученные авансом за аренду квартиры, лежали у родителей. Перед самым подорожанием, успели купить жигули, шестёрку.

Мы с мужем нашли работу, оставляющую достаточно времени для прочих дел. Я вела учет у местного бизнесмена. Устроиться помогла старая запись в трудовой. Сначала было тяжеловато, законодательство менялось на глазах, опыта не было. Но я обложилась литературой, получила несколько консультаций, и все наладилось. В те годы многие инженеры, оставшиеся не у дел, превратилась в бухгалтеров.

Муж дежурил в пожарке, сутки через трое.

Остальное время чем только не занимались.

Например, держали кур. Посаженные весной на яйца несушки успешно высидели птенцов, но больше половины цыплят имели странный вид: тощее жилистое тельце и огромный тяжелый клюв. Они плохо ели, вяло ходили и, потихоньку, вымирали. Мы называли их Кондорами.

Возились с огородом. Край благодатный, чего только не растет. Консервировали овощи и фрукты. Мариновали огурцы, помидоры, патиссоны. Закатывали трехлитровые банки персикового, абрикосового и вишневого компотов. Варили варенья, мариновали виноградные листья, всего и не перечислить.

После окончания уборки, совхозы разрешали желающим зайти в сады и на поля для сбора оставшегося урожая. Это называется – чембалос. Начембалосить за пару часов можно много, только не ленись.

Еще мы ходили в горы за дикоросами: грибы, кизил, терн, шелковица, грецкий орех, миндаль. Горные тропы, ущелья, поляны, запахи трав, ручейки, открывающиеся внезапно завораживающие виды.

Лайма обжилась и завела новые привычки. Она полюбила снимать с куста зрелые помидоры, или, лая на колючки, лакомиться ежевикой. По утрам ходила встречать поварих, идущих с автобуса в пансионат, потом спускалась к морю и с причала прыгала в воду – муж научил. Он для неё главный. Если не велит брать у отдыхающих подачки – ни за что не возьмет. У нее появилась манера, ни с того ни с сего, охранять вещи, к которым он прикасался. Что именно охранять – решает сама. При этом у собаки такой грозный вид, что никто не решается приблизится к объекту внезапного служебного рвения. Однажды, она не дала набрать картошки из принесенного мужем мешка. Так и не смогли сварить до его возвращения.

Осенью начинали бить птицу. Обработкой занимались все вместе. Ставили на костер чан с водой. Когда вода закипала, тушку окунали в кипяток, и сразу приступали к ощипыванию. Плохо снимается перо – опять в кипяток. Перо собирали, мыли, сушили и набивали им подушки. Из мяса делали домашнюю тушенку.

На зиму оставляли ограниченное количество кур, с тем расчетом, чтобы семье хватало яиц.

Потом резали свиней.

Помню прозрачный осенний день, ноябрь. Уже прохладно, около пятнадцати градусов. Вся семья в сборе, приехали сестры мужа с мужьями и детьми. Мужчины приносят со скотного двора тушу свиньи и начинают опаливать ее на газовой горелке. Поджаренные на горелке хвост и ушки, если их немного подсолить, очень вкусные, их отдают детям, которые крутятся тут же. Кровь бережно собирают. Свинью потрошат и рубят на куски. Мяса и сала много. В свинье практически все идет в пищу, даже кишки, промытые многократно, служат оболочкой для домашней колбасы.

Женщины нарезают часть мяса и тушат его с травами и пряностями.

Семья по южному крикливая. По пустяку может мгновенно вспыхнуть яростная ссора, о которой через пять минут все забывают.

Уже вечереет. Мясо поделено, разложено по тазам, накрыто белыми тряпицами. Пора к столу. Все едят сладковатую свежину, пьют кислое виноградное вино. От свежины соловеешь, говорят, что она вредна для здоровья. Может и так, но устоять невозможно. Наконец, все расходятся, унося тазы со своей долей мяса. Уже за полночь, мы заканчиваем обрабатывать свою долю сала. Оно нарезано большими кусками, плотно уложено в трехлитровые банки, залито рассолом и закатано жестяными крышками. Мясом забит весь холодильник. Остальное завтра.

Следующий день весь посвящен обработке свинины. Готовится и кровяная колбаса с гречкой, и мясная с салом. Колбаса кольцами укладывается в фаянсовые миски и заливается смальцем. Это для долгого хранения. Смалец потом будет использован для тех же целей, что и масло. На нем жарят, его добавляют в выпечку и, даже, мажут на хлеб. Делается свиная тушенка. Консервируют ребрышки, чтобы зимой потушить их с картошкой или сварить похлебку.

Погреба ломились. Это я еще не упомянула про домашнее вино и самогон из фруктов. На веревочках, натянутых в погребе, развешаны гроздья винограда. Его хватит до февраля. В летних сарайчиках, на кроватях для отдыхающих, расставлены ящики с яблоками, орехами, луком-репкой и чесноком. Рассыпана по полу картошка. В здешнем климате, эти помещения прекрасно подходят для зимнего хранения.