Воронье живучее

— Я прошу тебя стать моей женой, — сказал Расул. — Если не хочешь, чтобы я пропал, чтобы горе вконец доконало меня, стань моей женой! Если согласна, мы завтра же распишемся, ты переедешь ко мне, мы будем вместе жить, вместе учиться. Ты согласна?

Нодира выдернула руку из его ладоней. Нет, она не может сразу решить, не может сказать «да» или «нет», она должна подумать, все взвесить — ведь речь идет о будущем, о жизни!..

— Ты согласна? — переспросил Расул. — Завтра распишемся, а свадьбу сыграем летом в нашем кишлаке…

Нодира молчала. Потупив взор, она теребила край платка. Лицо ее то краснело, то бледнело, руки дрожали.

Минуты тянулись мучительно медленно. Расулу показалось, что рушатся все надежды, и мольба, застывшая на его лице, сменилась отчаянием.

— Если не хочешь… если мил тебе другой… — произнес Расул таким тоном, что Нодире стало не по себе.

— Никто мне не мил! — резко перебила она и стремительно поднялась, иначе бы не сдержала рыданий.

Расул тоже вскочил. В его глазах вновь засветился огонек надежды. Он с трепетом смотрел на Нодиру.

— Я пойду, мне еще заниматься… Завтра приходите сюда… Завтра, в это время, — проговорила Нодира и, круто повернувшись, торопливо ушла.

В общежитии ее окружили подруги:

— Откуда взялся этот парень?

— Что за рохля такой?

— Где он учится?

— Ты давно с ним встречаешься?

— Тихоня, тихоня, а нас и тут обскакала!

— А парень красивый, если не нравится — познакомь меня!

— Почему это тебя, а не меня? Мы закадычные подруги.

— Девчонки, да отстаньте от нее! Она же вся горит. Нодира, что с тобой? Нодира. Нодира!..

Она оттолкнула тормошившую ее подругу, бросилась ничком на кровать, зарылась лицом в подушку.

Кровь стучала в висках, разламывалась голова. «Что делать? Что делать? Расул потерял и отца и мать. Одинок, как и я. В беде и несчастье человеку нужна поддержка. Нужен друг с твердой рукой. Это я испытала на себе, мне помогла Тахирова. А Расул вспомнил меня, он повторял как заклинание: «Стань моей женой». Женой! Не другом… Нет, он сказал и… женой, и другом! Ему нужна опора. Он может заболеть, пойти по кривой дорожке. Нужно его сейчас поддержать, обязательно нужно! Но как? Как?.. Распишемся завтра, сказал. Завтра!.. Но разве так, сразу выходят замуж? Нет, так не прилично. Не по-людски. Но с кем советоваться? А если выйду замуж, что станет с учебой? Ему еще год, мне целых три… Да, но ведь есть же у нас на курсе женатые?! Если могут учиться женатые, почему не смогут замужние? Какая разница?.. Ох, большая. Огромная. На жене заботы по дому, ей прибирать, готовить, стирать… Ну, а если Расул будет помогать? Если будем делать вместе? О, тогда… тогда… Нет, все равно не надо спешить. Надо посоветоваться… Да с Тахировой».

В тот же вечер Нодира пошла к Тахировой. Их беседа затянулась до глубокой ночи. Тахирова долго и дотошно расспрашивала, пока наконец не пришла к выводу, что Нодира может принять предложение Расула. Ничего, что она еще учится: будут помогать друг другу. Год пробежит быстро, а там Расул начнет работать, станет легче.

— Прежде чем пойдете расписываться, представь мне своего дорогого Расула, — сказала Тахирова, ласково улыбаясь. — Поговорю-ка я с ним, подучу, как обращаться с тобой.

— Обязательно! — рассмеялась счастливая Нодира.

Она собралась было уходить, но Тахирова глянула в окно и остановила:

— Куда же ты в такую темь? Не-ет, милая, и не думай. Пока не сдам тебя мужу, я за тебя в ответе. Перед всем твоим кишлаком.

Это было сказано в шутку, но Нодира-то хорошо знала, что это не пустые слова, и, благодарная за все, порывисто обняла и расцеловала Тахирову.

На другой день Нодира встретилась с Расулом на той же скамейке близ института. Он выглядел значительно лучше, был побрит и подтянут. Нодиру смутил его взгляд, по-прежнему горящий мольбой и надеждой. Она опустилась на скамейку и долго молчала.

— Я могу надеяться? — тихо спросил Расул.

— Не знаю… — не поднимая глаз, промолвила Нодира. — Пойдем к Тахировой…

— Зачем?

— Поговорить хочет…

— О чем?

— Там узнаете… О хорошем!

— Правда?! — просиял Расул.

Через минуту они оба оказались на автобусной остановке, втиснулись в переполненную машину и поехали к Тахировой.

Нодира перебралась к Расулу лишь после того, как отметили сороковой день смерти его отца и матери и все родные и друзья дома сняли траур. Зарегистрировавшись, молодые пригласили своих близких товарищей и подруг и устроили небольшую вечеринку. Это было десять лет назад.

Их чувства выдержали самое большое и мучительное испытание — испытание разлукой, которая могла оказаться и вечной. Но счастье не изменило Расулу. Он принес войне свою жертву — потерял в боях ногу — и вернулся домой.

Увидев идущего навстречу мужа, услышав стук его костылей и его весело прозвучавший голос, Нодира облегченно вздохнула, словно сбросила с плеч тяжкий груз своих председательских забот. Можно было расслабиться и почувствовать себя просто женщиной — женой и матерью.

— Э-э-э, тетушка, опять припозднилась? — шутливо произнес Расул.

Она подхватила его шутливый тон:

— Привет, Мухаммед Расул!

При детях и в обиходе она называла его, как принято, отцом, в мыслях он всегда был Расулджоном — дорогим Расулом, а когда подтрунивала над ним, величала Мухаммедом Расулом, то есть посланцем бога. Сейчас она с мягкой насмешкой прибавила:

— Слава всевышнему, хоть вы вернулись сегодня рано.

— Невыгодное это дело — появляться дома раньше тебя, — улыбнулся Расулджон. — Пока дождешься, все глаза проглядишь. Опять заседали?

— Да в райком вызывали. Снова о хлопкозаготовках говорили.

Расулджон глянул на небо: ни одной звездочки.

— Как бы уже сегодня не пошел дождь, — сказал он.

— Дети еще не легли?

— Нет, тоже тебя дожидаются. Мы не одни страдаем: с нами Обиджон.

— Какой Обиджон? Бухгалтер?

— Да, Валиев.

— Он что, уже из Ташкента?

— Утром приехал.

Нодира пожала плечами: уехал позавчера, а отпрашивался дней на пять. Неужели обернулся?.. Поразмыслив с минуту, сказала мужу:

— Ладно, вы пока займите Обиджона. Я проведаю детей и приду.

За детьми — семилетней дочерью и пятилетним сыном — присматривала совсем уже постаревшая хола, сестра матери Нодиры. Она же занималась и хозяйством. Нодира и Расул уходили чуть свет и возвращались затемно и поэтому, едва переступив порог, первым делом торопились взглянуть на них. Расцеловав ребятишек и узнав, что день у них прошел хорошо, а на ужин была рисовая каша с молоком, Нодира попросила холу уложить их спать и пошла в мехмонхону, где Расулджон угощал гостя чаем.

Увидев ее, Обиджон вскочил и, приложив руку к груди, поздоровался.

— Салом, Обиджон! — ответила Нодира. — С приездом! Что так скоро?

— Как управился.

— Значит, удачно съездили? Брату своему Расулджону, наверно, уже выложили все ташкентские новости, теперь моя очередь, а?

— Да какие там ташкентские новости? Все по-прежнему. Мы о делах говорили.

— Разговоры о делах бесконечны, — улыбнулась Нодира. — Да вы садитесь, садитесь, — спохватилась она.

— Расулджон-ака — мой устод[12], вот и пользуюсь случаем, беру уроки, — сказал Обиджон. — Работа усложняется с каждым днем…

— Какие это сложности? — махнул рукой Расулджон. — Колхозы-то мелкие, достаточно одного энергичного, подобного вам, человека, чтобы справиться со всей бухгалтерией. По-моему, пришла пора укрупнять колхозы. Вот тогда будет размах! Тогда, дорогой друг, мы с вами попотеем.

— Ну, к тому времени вы поднакопите опыт и справитесь, — улыбнулась Нодира.

— Не знаю, не знаю, — покачал головой Расулджон. — Как говорится, век живи — век учись. Новые масштабы — новые задачи. Не перестроишься — не потянешь. — Расулджон подмигнул бухгалтеру. — Но Обиджон и теперь на высоте, повезло вам с ним. Только, уважаемый раис, нужно ему помочь. Раз в одной упряжке, двоим и тянуть, и отвечать.

— За что отвечать? — насторожилась Нодира, почувствовала, что муж подводит разговор к тому, ради чего пришел Обиджон.

«Наверное, какая-нибудь неприятность, а Расулджон подготавливает меня. Что стряслось?» — подумала она и спросила:

— В чем помочь? Говорите уж прямо.

— Да вы не волнуйтесь, тетушка Нодира, все в порядке, — торопливо проговорил Обиджон. — Возникли кое-какие соображения и сомнения, я и пришел поделиться с вами.

Нодира перевела взгляд на мужа, молча спрашивая, так ли это?

Расулджон кивнул головой — да, так, а затем взял костыль и, опираясь на него, поднялся.

— Кое-что я уже слышал, по-моему, стоящие соображения, — сказал он и попросил подать ему чайник. — Вы начинайте, а я заварю свежий чай.

Расулджон действительно был устодом Обиджона: когда переехали в кишлак, он обучил его бухгалтерскому делу. Они оба воевали в Сталинграде, один потерял там ногу, второй, изрешеченный пулями, еле выжил. После госпиталей возвратились домой и, не успев окрепнуть, впряглись в работу. Расулджон вернулся на прежнее место — в колхоз «Пахтакор» и порекомендовал жене взять бухгалтером Обиджона. Он безгранично доверял ему.

Нодира и сама успела убедиться в его честности и добросовестности, внимательно прислушивалась к его советам и мнениям. Как и всякий хороший бухгалтер, Обиджон был прижимист и сам не знал и другим не давал покоя до тех пор, пока отчеты не сходились копейка в копейку.

«Ох, не зря Обиджон меня дожидался, что-то все-таки стряслось», — мысленно твердила Нодира, провожая мужа взглядом, и, едва он закрыл за собой дверь, повернулась к бухгалтеру.

— Ну начинайте, не томите, — сказала она.

— Из армии возвращается брат нашего завхоза — Дадоджон. Демобилизовался…

— Я это слышала.

— Весь колхоз уже знает, — усмехнувшись, произнес Обиджон, — наш ака Мулло только и носится с этой вестью.

— Ну и что? Это же действительно большая радость!

— Радость, — согласно кивнул головой Обиджон. — Всякий порадуется возвращению родного брата из армии. Но наш ака Мулло собрался закатить пир горой. Надумал выпросить для этой цели у колхоза барана, три пуда риса, двадцать килограммов сахара…

— Что-что? — изумленно перебила Нодира. — У колхоза?

— Да, он приходил сегодня ко мне и говорил об этом. Я посоветовал обратиться к вам, сказал, что нужно решение правления.

— Это что-то новое. Впервые слышу, — задумчиво проговорила Нодира.

— Я тоже удивился. Если хотите знать, все это подозрительно. По-моему, он просто втирает нам очки. Если сопоставить…

— Стойте, подождите! — остановила Нодира. — Не надо горячиться. Давайте поразмыслим. Вы говорите — подозрительно? Согласна. Сегодня, час назад, я тоже кое в чем засомневалась. Встретила Мулло Хокироха, он нес в интернат пуд риса из своих домашних припасов. Приходил якобы Нуруллобек, просил, но Мулло не решился отпустить без меня, понес не со склада, а из своих домашних припасов.

— Вот видите! — воскликнул Обиджон. — У него всякого добра с избытком. Нужны ему наши три пуда риса и баран, как слепому зеркало.

— А откуда у него запасы?

— Ворует!

— Как? Вы можете доказать?

— В том-то и дело, что умудряется не попадаться. Когда проверяешь его, не обнаружишь ни излишков, ни недостачи.