Гуманитарный бум

X

С утра зарядил обложной моросящий дождь, на дорогу бесшумно стлалась мелкая изморось, и по проводам зябли мокрые воробьи. Федя готов был все на свете проклясть, до того не хотелось подниматься с постели. Он уже вторую неделю работал в колхозных парниках — носил ведрами чернозем, на колесном тракторе перевозил прицепы с цветочными горшками, свинчивал трубы водопровода, поливал, смешивал удобрения. Колхоз недавно стал заниматься декоративным садоводством, а до этого в основном сеял овес и выращивал клевер. Это не давало большого дохода, и тогда, посовещавшись с областным начальством, выстроили несколько оранжерей для цветов и лечебных трав.

Дело весело заспорилось, и вскоре уже заключили хозрасчетный договор с заводом лекарственных препаратов, наладили контакты с постоянной клиентурой — с Академией наук, с Домом дружбы и дворцами бракосочетаний. Пригласили агронома — специалиста по редким цветочным сортам, впервые выставились и получили приз за туберозы. Старух, работавших в оранжереях, обрядили в белые халаты и стали именовать техническими сотрудниками.

Федя застал тепличное дело бурно цветущим, и поначалу ему нравилось до вечера пропадать в парниках, гонять по бетонке трактор с прицепами и ни о чем не думать. Ему даже казалось, что во всем этом он обрел некий смысл жизни, он вспоминал на досуге, что и Лев Толстой пахал землю, и про себя восклицал: «Умен старик!» Вечерами Федя возвращался домой, съедал две тарелки Анютиного борща, выпивал ковшик квасу с изюминкой, и они с Настей садились на велосипеды. «Да, черт возьми, как же это я раньше… не знал… не догадывался?!..» — думал он, подскакивая в седле, и его прежняя жизнь представлялась ему глупой и никчемной, и он удивлялся, что столько лет прожил зря.

Но затем сквозь его пылкие восторги стала просачиваться тоска, ему надоедало возиться в земле, надоедало видеть все те же цветочные луковицы, и Федю тянуло в Москву. Особенно тошно становилось ему в ненастье, когда он думал: «Да пропади все пропадом!» Поэтому, увидев с утра на стеклах дождь, он уже заранее знал, что сегодня ему все осточертеет, и обреченно готовился к этому. Действительно, днем он поругался в парниках со старухами, чуть было не опрокинул в канаву трактор и, когда Анюта подала ему тарелку, усмехнулся и сказал:

— Снова борщ? Это что, намек на мою фамилию?

Анюта сразу поняла, в чем дело, и достала из шкафчика бутылку.

— Что-то часто ты, Феденька…

— А ты не пои. Сама же…

Федя отодвинул рюмку.

— Я же вижу, что ты хочешь. Пей…

— Все ты видишь! Насквозь! Тебе бы следователем по особо важным делам работать! Или — гипнотизером! Сеансы бы устраивала! «Анна Сапожкова. Чтение мыслей на расстоянии».

Анюта с напряжением вытянула перед собой худые длинные руки.

— Вот и тебе со мной стало плохо, — сказала она тихо.

— Господи, шуток не понимаешь!

Она сама налила ему рюмку:

— Пей.

— Попрекнула, а теперь предлагаешь. Убери.

— Феденька, я не в смысле упреков. Хочется — выпей. Греха нет.

Федя согнал с лица жеваную гримасу.

— Ладно, прости меня. Хандра напала. А пить я здесь больше не буду. Нехорошо — Настя. Лучше дай десятку.

— Феденька, нет десятки. До получки день остался.

— Займи…

Анюта метнулась к двери.

— Сейчас… Посиди.

Федя долго сидел за столом, а потом вышел во двор. Дождь все моросил, вода сбегала по водостоку, свиваясь тонким блестящим сверлышком и наполняя ведерко. Федя посмотрел на раструб водостока, на падающие капли, на лужицу возле ведерка и вдруг с размаху ударил по ведерку ногой, и оно, кувыркаясь, полетело в малинник.

Он зашагал к лесу.

— Федя, куда ты?! — издали закричала Анюта. — Вот деньги! Я заняла.

— Не надо, — он все решительнее убыстрял шаги. — Верни назад. Я достану.

— Где?! Что ты задумал?!

— Я знаю где, — сказал Федя.

За деревней он свернул в лес, сбежал по размокшему и скользкому спуску оврага и выбрался на дорогу. Дождь мягко опадал, стлался в воздухе невидимыми волоконцами, опутывал лицо мелкой сеткой. Федя пересчитал деньги, которые были в кармане, — набралось два рубля с мелочью. «Мизер», — подумал он. Сквозь пелену дождя в лесных просветах показался дачный поселок. Федя подошел к своей калитке, попробовал открыть ее, но калитка оказалась заперта. Тогда он перелез через забор и спрыгнул в сад. На дачной кухне горел свет и свистел закипавший чайник. «Интересно, кто там? Отец?» Федя подкрался ближе и выглянул из-за куста смородины. За кухонным столом сидел Алексей Степанович и резал хлеб. На столе стояла всего одна чашка, значит, Лизы на даче не было.

Пригибаясь к земле и прячась за яблонями, Федя перебежками добрался до приоткрытого окна, развел створки пошире, подпрыгнул и забрался вовнутрь. С подоконника упал железный ломик и грохнул об пол. «Будь ты неладен!» Федя стал тихонько подниматься по лестнице. Лестница скрипела, и он часто останавливался и прислушивался. «Детективный сюжет! — усмехнулся он. — А если отец услышит?» На втором этаже дачи было темно и гораздо холоднее, чем на первом, где Алексей Степанович регулярно включал обогреватель. Федя с трудом нащупал дверь в кабинет отца и толкнул ее. Дверь не поддалась, и он достал перочинный ножик, просунул лезвие в щель и, надавив на него, открыл замок. Проникнув в комнату, он взял с полки серебряный кубок и еще несколько вещиц, торопливо рассовывая их по карманам. «Так, что еще?!» Прихватил медальон на цепочке и гемму. «Хватит!» Он крадучись двинулся к двери и тут лицом к лицу столкнулся с Алексеем Степановичем.

— Это ты?! — зловеще прошептал Алексей Степанович, пряча за спину короткий железный ломик.

Федя выронил из рук медальон, хотел нагнуться за ним, но отец опередил его:

— Вот оно что! Ты крадешь мои вещи! Ты — вор!

Федя с усмешкой вывернул карманы.

— Пожалуйста, возвращаю…

Алексей Степанович узнавал и не узнавал свои вещи, настолько странно было представить, что они чуть было не оказались похищенными.

— …И ты все это собирался пропить?! Загнать за три рубля?! О боже! — он дрожащими руками схватился за голову.

— Полагаю, ты бы не обеднел…

— Что?! Да ты понимаешь… ты, уголовник… — Алексей Степанович прикрыл глаза, заставляя себя успокоиться. — Я знаю, это не первая попытка! Ты уже появлялся здесь со своей шайкой! Сколько вас было?! Двое?!

— О чем ты говоришь!

— Не притворяйся! В прошлый раз вашу шайку спугнули соседи, и вот ты решил сам! Без лишнего шума обокрасть родного отца! Нет, не зря я вызвал милицию! Пусть тебя заберут и посадят! Ты мне не сын!

— Милицию?! Анекдот!

— Да, милицию! Сейчас они будут здесь!

— Серьезно?!

— А ты как думал!

— Ладно, мне пора, — Федя сделал попытку выйти, но Алексей Степанович ломиком преградил ему путь.

— Я тебя никуда не пущу.

— Пусти! Я не желаю из-за твоих бредовых заскоков объясняться с милиционерами!

— Нет, ты объяснишься! Как миленький!

— Пусти, не драться же мне с тобой!

— Только посмей, — полушепотом произнес Алексей Степанович, и Федя увидел угрожающе направленное на него острие ломика.

Отделение милиции, куда доставили Федю, находилось в райцентре. Под дождем его вывели из газика, провели мимо дежурного и посадили перед кабинетом рядом с другими задержанными — подростками в расклешенных брюках и пьяной напомаженной женщиной, державшей сумку за наполовину оторванную ручку.

Федю пригласили в кабинет последним.

— Фамилия, имя, отчество? — спросил сидевший за столом хмурый милиционер в очках.

— Федор Алексеевич Борщев.

— Кем вы приходитесь Алексею Степановичу Борщеву, на даче которого вы были задержаны?

— Прихожусь законным отпрыском.

— Говорите точнее, сыном?

— …и наследником.

Федя значительно поднял брови.

— С какой целью вы тайно проникли на дачу?

— С целью экспроприации, — возвестил Федя.

Милиционер кашлянул.

— Говорите точнее, кражи?

— Не кражи, а экспроприации — принудительного отчуждения имущества.

— Чем же ваше отчуждение отличается от кражи? — устало спросил милиционер.

— Оно продиктовано идейными соображениями. Вещи моего отца не должны принадлежать ему лично.

— Вы хотели передать их в музей?

Федя слегка замялся.

— Я еще не решил.

Лицо милиционера поскучнело.

— Имитируете интеллигентную кражу. А потерпевшим сказано, что вам просто не хватало на водку.

Федя тоже скучающе вздохнул.

— Не хватало…

— А что ж вы тут разыгрываете: «Экспроприация! Отторжение имущества»!

— Знаете, тусклая у нас в сущности жизнь…

— Старая песня! Работать — скучно, красть — весело!

— Спрашивайте, — Федя показал взглядом на лежавшую без дела авторучку.

Милиционер не сразу собрался с мыслями.

— Так… Это была ваша первая попытка ограбления дачи? — спросил он, заглянув в блокнот.

Федя посмотрел на него испытующе.

— Дебют, можно сказать…

— Соседями вашего отца зафиксирована ранее произведенная попытка взлома дачи. Вы в нем не участвовали? — милиционер не поднимал глаз от блокнота.

Маленькая головка Феди ушла в плечи.

— Вопрос ясен? — спросил милиционер.

— Участвовал! Моя работа! Сколотил шайку из тунеядцев, выселенных из Москвы, и из уголовников, которым устроил побег! Сам был главарем! Кличка — Щербатый! На моем счету тридцать три ограбления и двадцать два убийства!

— Протокол подпишете? — устало спросил милиционер.

Федя хмыкнул.

— Собственной кровью…

— То-то! Тогда не шутите. Значит, участие во взломе отрицаете?

— Отрицаю, — сказал Федя.

— Так и запишем…

Когда Федю выводили из кабинета, к нему навстречу бросилась Лиза, ждавшая его возле дверей со скомканным дождевиком на коленях.

— Федька! Чучело! Кончай дурака валять! Скажи им, что ты пошутил, и сейчас же домой!

— Девушка, девушка, — предостерег конвоировавший Федю милиционер. — Что значит — домой?

— Но ведь это недоразумение! Федя, скажи им!

— Как ты здесь очутилась? — спросил Федя.

— Я с дачи…

— И он с тобой?

Лиза вздохнула, уловив особый акцент на слове «он».

— Никита ждет во дворе. Не понимаю твоей неприязни.

— Поймешь…

— Перестань, прошу тебя! — Лиза еще сильнее скомкала дождевик.

Федя усмехнулся с видом пророческого всепонимания.

— Видишь, и тебе и отцу спокойнее, если я буду находиться здесь!

— Зачем ты?! Отец сам обо всем жалеет! Он не предполагал, что так выйдет! Когда он услышал шум в доме, он решил, что это бандиты! Он теперь места себе не находит!

— Мне он нашел место…

— Хочешь его наказать?! И его, и меня?! Всех?!

— Не знаю, чего я хочу, — сказал Федя и двинулся вслед за милиционером.

На суде главным аргументом против Феди было то, что он дважды пытался ограбить дачу. Вызванные в суд соседи Алексея Степановича подтвердили, что они чуть было не поймали его с поличным. Они говорили об этом без полной уверенности, но им казалось, что ее недостаток с лихвой восполняется теми очевидными страданиями, которые терпит от сына Алексей Степанович. Слухи об ограблении мгновенно облетели весь поселок, и для соседей было вполне резонно предположить: если столь очевидно ограбление сыном дачи отца, значит, и в первом случае грабил он же. Алексей Степанович же думал, что, если соседи с такой уверенностью говорят о первом ограблении, следовательно, и во второй раз Федя забрался на дачу с той же преступной целью.