Нежная

* * *

Все ушли в семь, как обычно. Я дождалась, пока все разойдутся, отказалась от помощи девочек с моей работой, отказалась от предложения меня подвезти до метро – на улице шёл дождь. У меня оставалось слишком много работы, и я ещё хотела успеть зайти к Юле и доделать то, о чём она меня просила, заодно сделать всё то, что она делала обычно перед уходом – чашку убрать, компьютер выключить, документы в сейф спрятать и дверь закрыть. Хотя бы это я могла для неё сделать, и очень хотела, потому что чувствовала себя виноватой в том, что не подняла панику раньше.

"Мне нужно было не чаёк ей носить и обезболивающие, а вызвать «скорую», ещё в обед нужно было, но я не решилась. А теперь она в больнице, с неизвестно чем. Вполне возможно, эти несколько часов промедления ей дорого обойдутся. А виновата я. Может быть, ей обезболивающие вообще было нельзя. Что я за человек..."

Я мечтала принять ещё одну ангельскую таблеточку, но они кончились, на этот раз точно. Эффект у них был впечатляющий, но кратковременный, часа на полтора, обычно мне хватало этого, чтобы выпить чай и заснуть.

"Надо не забыть купить, сегодня, обязательно."

Я взяла свою пустую чашку и пошла на кухню, по дороге случайно подслушав разговор в туалете, дверь была закрыта, но я узнала голос Роксаны, какой-то непривычно нежный:

– ...ничего, я подожду. Такой дождь на улице, а я в одной блузке.

В ответ раздался голос ВэВэ, до крайности раздражённый и саркастичный:

– Роксан, ты такая интересная. Как ты отделом руководишь вообще с таким подходом? То тебе холодно, то ты на каблуках, то дождь на улице. Не можешь пройти двести метров до парковки в одной блузке – одевайся по погоде, тебя что, на гисметео забанили?

– Прогнозы врут, – вздохнула Роксана, ВэВэ фыркнул:

– Все врут. Что теперь, не жить вообще? Иди. Вызови себе такси. Можешь попросить водителя, он тебя с зонтом до твоей машины проводит.

Я побыстрее прошла мимо, спряталась в кухне и закрыла дверь – мне было жутко это даже со стороны слушать, как себя чувствует Роксана, я боялась даже представить.

"У них что-то действительно случилось, или он всегда такой?"

Второй вариант мне не нравился, и верить в него не хотелось – утром он был само очарование.

"Днём что-то произошло? У фирмы какие-то проблемы? Поэтому он засиделся здесь до вечера, он работал? А тут ещё я со своей Юлей, и потом Юля со своим обмороком... Конечно, он психует. На что Роксана надеялась вообще? Вроде, умная женщина, а вот. Странно."

Поставив свою чашку в мойку, я сходила в кабинет к Юле и собрала её посуду, тоже поставила в посудомойку и включила. Вернулась в Юлин кабинет, села в её кресло и открыла её список дел на сегодня. Она была очень организованным человеком, у неё было записано вообще всё, и перерывы на кофе были запланированы, и список звонков, и предпочтительное время этих звонков, и краткое содержание беседы. Отмечено галочками было меньше половины пунктов, я опять себя мысленно обругала – я должна была понять, что ей гораздо хуже, чем кажется, ещё в обед, она никогда не работала так непродуктивно.

Просмотрев список дел, я отметила те, которые смогу сделать за неё – что-то заказать, кому-то написать, что-то найти. Занялась по порядку, помечала выполненное в её списке, дописывала свои комментарии, чтобы она смогла вспомнить и разобраться, когда вернётся. В какой-то момент зазвонил стационарный телефон, я взяла и максимально серьёзным голосом ответила точно так, как всегда отвечала Юля:

– Бухгалтерия, слушаю вас.

– Привет, Ань. Хорошо, что ты там.

Я узнала голос – Миша, водитель и мастер на все руки, решающий любые вопросы, я тоже была рада, что он позвонил.

– Привет. А ты где?

– Я в больнице с Юлькой. Дала она жару, конечно.

– Как она?

– Нормально, в сознании. Врачи сказали, что будут наблюдать, оставили на ночь здесь. Она просит телефон ей привезти, он на столе, под завалами.

– Сейчас посмотрю, – я пощупала документы, разложенные на столе, нашла телефон и аккуратно взяла его двумя руками, боясь уронить – он выглядел очень дорогим. – Нашла. Как передать?

– Такси вызови и попроси водилу передать, скажи, я встречу у шлагбаума. Адрес сейчас продиктую, записываешь?

– Да, диктуй, – я взяла бумажку и ручку, записала адрес, пообещала сделать прямо сейчас и попросила передать Юле, чтобы позвонила мне, как только сможет. Вызвала такси, вышла к машине и сделала всё, как Миша сказал.

Миша мне нравился, хотя и выглядел немного пугающе, но это было обманчивое впечатление, по телефону он звучал как милый зайчик, и ни единой живой души не обидел никогда, так о нём говорили, и я верила. Но разговаривать с ним вживую всё равно побаивалась, предпочитая телефон. Его внешность действовала на что-то настолько глубоко внутри меня, что логике это не подчинялось, оно просто видело его и закрывало мой рот от греха подальше.

Когда я вернулась в Юлин кабинет, то увидела в её кресле ВэВэ, он что-то читал на экране. Первым моим порывом было извиниться, выйти и закрыть дверь, но что-то меня остановило, что-то во взгляде ВэВэ. Он выглядел уставшим и мрачным, и глаза отвёл первым, как будто был передо мной в чём-то виноват. Я стояла в дверях молча, он молча смотрел в стол, потом посмотрел на меня и указал мне на экран:

– Твои пометки в её списке?

– Мои.

– Почему ты делаешь её работу?

– Она попросила.

– Ты всегда делаешь чужую работу, если тебя попросят?

Я молча опустила глаза – что я могла сказать?

"Да, всегда. И что? Это запрещено?"

Он подождал ответа, не дождался и мрачно приказал:

– Иди домой.

"Ну спасибо. Лучше бы к чёрту послал, чем домой."

Я попыталась изобразить прохладный и деловой голос, но вышло не очень:

– Я хотела ещё кое-что доделать.

– По списку или своё?

– И по списку, и своё.

Я не смотрела на него, не было желания, на вид он казался чем-то бесконечно прекрасным, утром, так давно, как будто это было месяц назад. А сейчас его как будто подменили, мне не нравилась эта метаморфоза, и я отгораживалась от неё, как всегда отгораживалась от информации, которая портит мне настроение, как будто её и нет вообще.

ВэВэ помолчал, потом уронил что-то на столе, я от неожиданности посмотрела на источник звука, и случайно поймала взгляд ВэВэ, он выглядел вполне мирно. Улыбнулся мне и сказал с долей шутки:

– Чего тебе днём не работается?

Я опять отвела глаза, хотя и не стала их опускать, было бы глупо это делать после того, как уже один раз подняла. Я изо всех сил пыталась собраться и говорить ровно, как будто мы просто коллеги, которым друг на друга плевать, но получалось ужасно напряжённо, я это слышала, это смущало, а от смущения я злилась.

– Днём другая работа. Я не "гоняю чаи", я за день выпиваю две чашки кофе, одну утром, одну в половине восьмого, мне больше нельзя.

– Сегодня утром ты выпила две, – он как-то так это сказал, что я опять на него посмотрела – он выглядел расслабленно, почти доброжелательно, но я не купилась.

– Значит, вечером пить не буду.

Я сказала это чётко и ровно, он посмотрел на меня с такой улыбкой, как будто насквозь видит моё смущение, плохо прикрытое официальной холодностью, улыбнулся в точности так, как улыбался утром, но я всё равно не купилась – я слишком хорошо помнила, как он со мной говорил в своём кабинете, и как говорил недавно с Роксаной. За неё почему-то было обиднее, чем за себя, как будто со мной так можно, а с ней – нельзя, она другая, она красивая и начальник, с ней надо только вежливо, а по-хамски с ней не надо, это недопустимо, я такое отношение проглочу, а она – нет.

ВэВэ молчал, я тоже уже наговорила достаточно, поэтому развернулась уходить, но он окликнул меня сразу же:

– Подожди.

Я обернулась через плечо, не отпуская дверную ручку, чтобы он не подумал, что я хочу остаться и только и жду повода. Он опять усмехнулся так, как будто насквозь меня видит, мягко спросил:

– Ты долго собираешься здесь сидеть?

– А что?

Он указал глазами на какие-то железки, лежащие на углу стола:

– Хочу съездить в строительный, это займёт где-то час, ты ещё будешь здесь? Поговорить надо.

– Буду.

– Хорошо, – он встал и начал собирать эти железки, рассовывать по карманам. – Я поехал, через час буду. Делай свою работу, Юлину не трогай, пусть сама делает.

– Ей это завтра сдавать, – мрачно вздохнула я, глядя на стопки бумаг на всех поверхностях в кабинете. ВэВэ посмотрел на меня с нежной жалостью, как на дитя неразумное, и сказал:

– Ей это завтра сдавать мне, я как-нибудь это переживу. Иди.

Я пожала плечами и ушла. В коридоре ускорила шаги, потому что слышала, что он тоже вышел из кабинета и закрыл его своим ключом, а ходит он точно быстрее меня, так что вполне может догнать, а мне не хотелось сейчас проходить через неловкие попытки разминуться с ним в узком коридоре. Утром мне это нравилось, но утром мне вообще всё нравилось, а сейчас это ощущалось ужасно, как будто я случайно влезла в долги или поставила в глупую ситуацию себя и ещё кого-то.

Войдя в свой кабинет, я закрыла дверь и опустилась в своё кресло так обессиленно, как будто была надувной куклой, из которой выпустили воздух. Воспоминания об утреннем кофе вдруг зацепили меня так сильно, как я не ожидала – я как будто бы ощущала его ладони на плечах прямо сейчас, горячие и мягкие, сжимающие мои плечи чуть сильнее, чем было бы прилично, но всё же слабее, чем мне хотелось. Мне хотелось большего, мне хотелось чего угодно, я вдруг подумала, что действительно не помню, когда меня в последний раз кто-то держал за плечи.

В моей семье всякие телячьи нежности были не приняты, и тем сильнее меня вгоняло в шок то, что мама этими нежностями просто фонтанировала, но строго в направлении брата, и только пока Антоша был маленьким, а потом резко перестала, я не знала, почему. Карину это вообще дико бесило, она не могла на эти "розовые сопли" даже смотреть, демонстративно выходила из комнаты, когда это начиналось. Я не понимала никого из них – ни Карину, ни маму. Я любила прикосновения. Но я узнала о том, что люблю их, только тогда, когда у меня появился парень, и я радостно бросилась в эти новые прекрасные ощущения с головой, в восторге от того, что это просто существует и это можно невозбранно делать, хоть каждый день. И мы делали, постоянно.

"Пока он меня не бросил. Когда это было?"

Я посмотрела на дату в углу экрана, попыталась сосчитать на пальцах, получила что-то около трёх лет.

"Три года без единых обнимашек. Три года."

Я вообще не понимала, как это получилось. У нас всё было прекрасно, а потом разладилось, и это было так очевидно, что я даже не задавала классического вопроса всех брошенных – "Почему?", потому что я видела, почему. Всё просто перестало быть в кайф, сначала ему, а потом и мне – было странно ощущать, что человек, который раньше всегда был рад меня видеть, теперь больше не рад. И его это тоже удивляло и смущало, и ему это не нравилось, мы вроде бы даже говорили об этом и пытались что-то предпринять, делали какие-то упражнения из книг по психологии, но это ощущалось безнадёжно, как будто мы делали своим отношениям искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, когда уже было понятно, что шансов нет, и мы просто издеваемся над трупом. Это было гадко, от этого хотелось плакать и жалеть себя, и его жалеть, и нашу поломавшуюся любовь, и наше несложившееся будущее. Всех было жалко, и было ужасно обидно, а я не любила такие эмоции, поэтому выбросила их из себя поскорее, заняв голову новыми знаниями и впечатлениями.