Восемь недель

Я признаю, что отклонять предложение — дерьмовое решение. Но это было самое подходящее время, чтобы показать им, что такое смущение. Они, очевидно, испытали его недостаточно сильно, хотя они явно немного смущены произошедшим, о чём говорят их пристыженные взгляды и отсутствие их разговоров. Но я просто не могу сочувствовать им.

Хорошо, что сегодняшний вечер посвящен Софии, а не им.

Когда мой взгляд на долю секунды опускается под стол, я замечаю, что нога Софии дрожит. Я подозрительно смотрю на неё, а затем моя рука мгновенно оказывается на её бедре.

Сколько её знаю, София теребила свои пальцы, браслеты, ожерелья, даже волосы, когда нервничала. Всякий раз, когда мы сидели на скамейках на арене, я замечал, что её ноги дрожат. Настолько сильно, что раздражало меня. Тогда я думал, что это из-за холода, но теперь я знаю, что это не так.

Её голова поворачивается в мою сторону в ту же секунду, когда моя рука находит её бедро, но она не задаёт вопросов. Это делаю я.

— Ты в порядке?

София быстро кивает, кладя свою руку поверх моей и крепко сжимая её.

— Моя бабушка пыталась дозвониться до меня. Она пытается каждый год, но я… никогда не беру трубку. — Каждое слово, слетающее с её губ, становится всё тише.

Я наклоняюсь к ней, прижимаясь своей головой к её, и говорю:

— Может, в этот раз тебе стоит ответить на её звонок?

— Я даже не знаю, что сказать.

Вставая с неудобного стула, я поднимаю за собой Софию. Сначала она смотрит на меня немного вопросительно, но потом говорит своим гостям, что мы сейчас вернёмся. Я бы не стал так делать, но всё же она сделала это. В любом случае это никого не касается.

Ведя Софию к лестнице, которую я нашел во время украшения сарая. Иначе София никогда бы меня сюда не привела — лестница ведёт к её любимому месту. С каждым шагом София успокаивается.

Когда мы подходим к тюкам сена, на которых сидели в прошлый раз, София падает на них и внезапно начинает плакать. Её плечи вздрагивают, она хватает ртом воздух вместо того, чтобы нормально дышать. Мне больно видеть её такой, и единственное, что я могу сделать, это сесть рядом с ней и заключить её.

Я не осмеливаюсь что-либо говорить, позволяя выплакаться и успокоиться. Каждый может сломаться, верно? Предполагается, что люди должны проживать свои эмоции. Если я попытался бы успокоить её, боюсь, что это создало бы впечатление, что я не хочу чтобы она чувствовала. Безусловно, я не хочу видеть как София плачет, но если ей это необходимо, то я не против побыть её жилеткой.

— Почему она продолжает звонить? — Она плачет, уткнувшись лицом мне в плечо. — Я не понимаю этого, Аарон. Она просто… — она икает, её руки крепче сжимаются на моей рубашке. — Она каждый год пытается дозвониться до меня, и я не понимаю почему. Я ведь убила её мужа.

— Ты не убивала своего собственного дедушку, София.

— Но я сделала это. Я напугала его, он упал, и…

— София, — перебиваю я, — ты не убивала своего дедушку.

— Тогда почему у меня такое чувство, что я это сделала? — Если бы я только знал… — Ты можешь ей перезвонить? Сказать, чтобы она мне больше не звонила?

— Конечно. Если ты действительно этого хочешь.

София протягивает мне свой телефон, и я немедленно иду перезванивать её бабушке. Ей требуется некоторое время, чтобы ответить на звонок.

— София? — говорит она, и её голос звучит более взволнованно, чем София может себе представить.

— Миссис Карлсен? Это Аарон, парень Софии. — Я не уверен, помнит ли она меня, но в любом случае это не важно.

— Аарон? — она повторяет мне в ответ. — Где моя внучка София?

Я тянусь к руке Софии, держа её в своей, потому что София вот-вот побежит к выходу.

— Она рядом со мной. К сожалению, она пока не в состоянии с вами разговаривать, но, может быть, я могу передать ей ваше сообщение?

— Ох, — миссис Карлсен глубоко, почти болезненно вздыхает. — Я звоню каждый год, но она никогда не берет трубку. Я подумала, может быть, у неё другой номер, но это не так. Этот номер дал мне её отец. Поэтому я продолжаю звонить в надежде, что однажды она мне ответит.

Почему я сказал, что позвоню ей? Это сложнее, чем я думал. Особенно когда бабушка Софии говорит так, словно борется со слезами.

— Я понимаю, но, как я уже сказал, София пока не чувствует себя комфортно, чтобы поговорить с вами.

— Но почему? Она всё ещё сердится на меня за то, что я не испекла печенье, когда они приходили в последний раз?

Это может быть немного чересчур, но возможно ли, что миссис Карлсен абсолютно не представляет, почему София так и не обратилась к ней после кончины её дедушки?

— Э-э, нет, я не думаю, что она расстроена из-за печенья. Но я всё же спрошу её. Хорошо?

— Спроси, пожалуйста, Аарон, — в трубке раздается еще один тяжелый вздох, как будто она хочет сказать что-то ещё, но пока не знает, как это сформулировать. Однако в конце концов она находит нужные слова. — Ты можешь поздравить её с днем рождения от меня?

— Конечно.

Я смотрю на Софию и замечаю, как она вытирает слезу. Не вешая трубку, я говорю:

— Твоя бабушка поздравляет тебя с днем рождения.

Глаза Софии закрываются, когда она делает глубокий вдох. Намек на улыбку появляется на её губах, но она не показывает этого.

— Передай ей, что я благодарю её.

Мне и не нужно этого делать, потому что бабушка Карлсен испускает вздох, за которым следуют, должно быть, всхлипывания, видимо от тихого плача.

— О, это была она? Её голос звучит так мило, так по-взрослому. Скажи ей, чтобы она как-нибудь навестила меня, ладно, Аарон? Пожалуйста, попроси её навестить меня. Моя маленькая София. Я не понимаю, почему она больше не хочет меня видеть или разговаривать со мной. Я действительно скучаю по ней; ты можешь сказать ей это?

Прости, София.

— Может, вы сами ей это скажете? — вместо того чтобы дождаться ответа или позволить Софии отреагировать как-то иначе, кроме как округлить глаза, я подношу телефон к её уху.

Рука Софии немедленно накрывает мою, усиливая нажатие, поскольку её бабушка, должно быть, что-то говорит ей. София не отвечает, но слушает. Я это понимаю по ослабившейся хватке рук и посветлевшему лицу.

Тяжёлый груз, который она несла, годами игнорируя звонки бабушки, скучая по тому, кто, как она думала, возненавидел её, просто исчез после того, как она услышала её голос.

Проходит минута, прежде чем София наконец говорит:

— Я… тоже скучаю по тебе.

ГЛАВА 45

«Танцуй, скользи по полу, я навсегда твой» — dancing in the kitchen by LANY

Аарон

Колин и Лили пробыли здесь всю неделю: ездили на автобусах и поездах, чтобы посмотреть страну, вернее, Баварию. Что ж, по крайней мере, они больше не пристают ко мне. Потому что я планировал проводить с Софией столько времени, сколько это вообще возможно.

Только София.

Присутствие Колина и моей сестры рядом меня не особо беспокоит. Но представьте, если бы мне приходилось общаться с ними каждый божий день до Нового года, когда я мог бы использовать это время более разумно… например, трахаться с моей девушкой или ходить вдвоем на маленькие свидания звучит гораздо интригующе.

Как бы то ни было, сегодня мы провели с ними весь день. Когда они наконец решили пойти спать, я испытал некоторое облегчение. Мы успели провести с Софией немного времени наедине… до того, как она тоже легла спать. Сейчас два часа ночи, и я стою на кухне, выпивая стакан теплого молока с мёдом и надеясь после него заснуть.

Прошло около пяти минут, но я всё ещё ничего не чувствую. Ничего, кроме ноющей эрекции. Не могу сказать, что я возбужден или что-то в этом роде, просто… София переоделась у меня на глазах, и я мельком увидел её идеальную грудь. С тех пор член стал небольшой проблемой.

— Не спится? — раздается сладкий голос из-за открытой дверцы холодильника, сопровождаемый лёгким хихиканьем, которое пронзает моё тело.

— Не совсем, — отвечаю я Софии, опуская кружку, которую держал в руках.

София встаёт передо мной и кладёт руки на мой обнаженный торс, слегка проводя пальцами по рельефу моего пресса.

— Я думал, что ты уснула.

София качает головой.

— Я пыталась, но мой мозг просто не хочет отключаться.

— На что жалуется твой мозг? — я заключаю её в свои объятия, успокаивающе поглаживая рукой по её спине, и кладу подбородок ей на макушку.

— Слишком много мыслей, — признаётся она, прижимаясь головой прямо к моему телу, в то время как её руки крепко обхватывают меня. — Я не могу перестать думать о том, что скажу своей бабушке, когда поеду к ней.

Наконец-то она решила попытаться разобраться в своих проблемах. Это только начало, но постепенно всё наладится.

Я не могу удержаться от легкой улыбки при мысли о том, что София хочет, чтобы у нас всё получилось. Если бы она этого не сделала, то не захотела бы встретиться лицом к лицу со своими страхами, верно?

Впрочем, она должна была найти выход, даже если бы не было шанса на наши отношения. Быть со мной это так важно, как её здоровье.

— Я не уверена, будет ли разумнее увидеться с ней, когда мы вернёмся в США или когда мне снова придется уехать.

Снова уехать… Я не хочу, чтобы она уезжала, никогда.

Моё тело напрягается, что-то в груди начинает болеть при одной мысли о том, что мне придётся попрощаться с любовью всей моей жизни.

Нет. Не любовь всей моей жизни. Ещё нет. Она… Этого не может произойти, верно? Это невозможно. Мы только снова встретились, недавно начали встречаться, и я не могу думать о ней как о любви всей моей жизни. Это просто безумие.

Я знал, что она моя родственная душа, и смирился с этим давным-давно. Но любовь всей моей жизни? Нет. Ещё нет. Пожалуйста. Что касается моего собственного здравомыслия, я не могу считать её такой, когда нет стопроцентной гарантии, что она останется в моей жизни до конца. Позволить мне любить её до конца жизни и за её пределами.

— Я думаю, пришло время дать нам обоим шанс разобраться в некоторых вещах. Может быть, покончить с этим? Ничего не знаю, но я хочу её увидеть. Хочу поговорить с ней.

— Похоже, ты уже приняла решение по этому поводу?

Я очень надеюсь на это. Не ради моего обещания, а для её же блага. Софии нужно успокоиться, независимо от того, останусь я в её жизни или нет.

— Да.

Я отодвигаю Софию от себя ровно настолько, чтобы взять её руки в свои, и я кружу её вокруг себя.

— Потанцуй со мной, Льдинка.

— Сейчас? — я киваю. — Без музыки? — ещё один кивок. — Посреди тёмной кухни, где кроме подсветки в холодильнике, нет света? — и я ещё раз киваю.

— Либо это, либо быстрый трах в душе.

— Может и то, и другое?

— Ты можешь получить от меня всё, что захочешь, София. — Я держу одну её руку в своей, в то время как другая лежит у неё на бедре. — Просто скажи, и я всё сделаю.

Я едва могу разглядеть её лицо, но самый слабый голубой свет высвечивает улыбку на её губах, пухлые щёчки, которые я люблю больше всего на свете. Словно тот, кто исполняет желания, хотел, чтобы я увидел это снова, потому что это моё любимое.