Предрассветные миражи

Глава 2

Она не знала, сколько прошло времени. Она сидела на кухне и заторможенно гладила закругленные уголки своего изящного ежедневника в кожаном переплете ярко-оранжевого цвета. В нем была вся ее упорядоченная жизнь, распланированная и предсказуемая, простая для понимания и исполнения. Сегодня в нем не появилось ни одной записи. Хаос не поддается описанию. Кира застегнула миниатюрную застежку и отложила ежедневник. Она встала, сварила себе кофе. Так, как любила, крепкий, с неполной ложечкой сахара, с пенкой. Ни запах, ни вкус не возымели ожидаемого (или уже даже не ожидаемого) действия. Кофеин тоже. Но выпить крепкого кофе в такой ситуации казалось правильным. Правильным также казалось привести себя в порядок, пригладить прическу, надеть свежую блузку, отутюженные джинсы и… А вот что делать дальше, что делать, чтобы это действительно оказалось правильным, она не знала. Жена и дочь дипломата знает многое о том, как вести себя на публике, о правилах поведения за столом и на различных презентациях, но этикет ничего не говорит о том, что является правильным в ситуации, когда твой мир, твой такой любимый, по кирпичикам, деталь за деталью выстроенный мир вдруг разрушен практически до основания без всякой на то причины. Просто так. В одночасье. За несколько сонных мгновений под покровом ночи.

В новом, разрушенном мире от счастливого прошлого осталось множество вещей. Мужская одежда в шкафах, фотографии повсюду на стенах, на полках, книги мужа, его любимая кружка…

— А-а-а-а-а!!! Ненавижу!!!! Ненавижу тебя!!! Ненавижу!!!

Кружка звонко раскололась о плитку кухонного пола. Кира смотрела немигающим взглядом на мелкие осколки фарфоровой любимицы. Это сделала она? Господи, нервы ни к черту. Нельзя. Нельзя терять самообладание. Нельзя выходить из себя. Она присела на корточки и стала собирать осколки. От взгляда на них вдруг захотелось не просто кричать, а выть. Выть, как самка, потерявшая своего любимого детеныша. Выть нудным, грудным воем, от бессилия, от непонимания, от незнания, что же делать дальше.

Андрей не был ее детенышем. Он являлся для нее тем самым Мужчиной Ее Мечты, о которых девушки ее типа грезят с раннего детства, к которым стремятся всю сознательную молодость и при взгляде на которых родители обычно с умилением улыбаются, зная наперед, что вот он — будущий зять, еще зеленый и неоперившийся, но с теми необходимыми задатками, которые опытный взгляд разглядит на корню. И они не ошиблись. По крайней мере, не ошибались до последнего момента. То, что случилось сегодня ночью, не выдерживало никакого логического анализа, не поддавалось никакому предвидению. Просто не могло быть, коротко говоря.

— Ты либо законченная идиотка, либо… — Она обращалась к своему отражению. Либо кто? Слепая? Наивная? Ее зрачки расширились от удивления. Вместо грациозной коротко стриженной шатенки из зеркального отражения на нее смотрела кареглазая девочка лет трех-четырех, с туго заплетенными косичками и опухшими, влажными от слез глазами. Кира провела рукой по зеркальной глади. Измученное воображение вновь играет в свои игры. Это же она, Кира, только двадцать шесть лет назад. Этот образ всегда всплывал в памяти в трудные моменты, и лицо девчушки неизменно было испуганным и заплаканным. До некоторых пор ей казалось это очень странным, ведь детство ее прошло совершенно безоблачно.

— Почему, когда я вспоминаю себя маленькой, я всегда вижу себя заплаканной? И на детских фотографиях я никогда не улыбаюсь, вечно грустная, испуганная? — спрашивала она маму в то время, когда все казалось розово-воздушным и лишь это воспоминание невыплаканных слез омрачало общую картину жизни. — Меня словно преследует какая-то неприятность, но я не могу вспомнить какая.

— Не забивай себе голову ерундой. Никаких неприятностей у тебя не было. Росла, как и все девочки, а выросла — и даже опередила многих, гляжу — не нарадуюсь.

— Но ведь откуда-то у этого растут ноги? Может, я болела сильно в детстве? Или, ну не знаю, долго не разговаривала, отставала?

— Ты еще долго будешь меня своими глупостями мучить, а, фантазерка?

— Но ты же не отвечаешь нормально!

— А что мне делать, если отвечать нечего? Ну хочешь, выдумаю что-нибудь?

— Выдумай. Только что-нибудь приятное!

Мама так и не нашла в себе силы рассказать правду. Могла ли Кира ее винить? Ведь она сама тоже не нашла в себе силы рассказать об этом Андрею. Молчание — золото. А золото, как известно, может как осчастливить человека, так и сломать ему жизнь.

Кира молча переживала свое страшное открытие, молча страдала, винила себя. Но ни в коем случае не хотела расстраивать этим Андрея. Кто знает, расскажи она всю правду ему вовремя, быть может, все сложилось бы по-другому? Какова вероятность того, что Андрей увидел бы ее и ее поступки другими глазами? Но когда не подозреваешь, что лодка надвигается на рифы, не думаешь о том, что следует повернуть.

— Ты часто уходишь в себя, думаешь о чем-то. В такие моменты я чувствую себя лишним. О чем ты так сосредоточенно думаешь?

Андрей, надо отдать ему должное, иногда пытался проникнуть в ее скрытый мир. Но если во всем остальном Кира старалась дышать с мужем единым дыханием, то этой темы она старательно избегала.

— Да так, просто думаю о том о сем. А что, часто ухожу в себя? Я и сама не замечаю, как это происходит.

— Мне просто страшно даже становится за тебя. Как будто какой-то монстр изнутри временами просыпается и кусает тебя прямо за сердце.

— Ну ты, конечно, выразился!

— Честное слово, такое у тебя выражение лица!

— Единственный кусачий монстр, которого я знаю, это ты, мой дорогой!

— Кусачий монстр? — хохотал Андрей. — Я? А я-то, дурак, думал, тебе это нравится!

Кира отшучивалась, поражаясь, насколько точно он описал ее ощущения. Только вот выпустить монстра наружу она не решалась. Лишь один человек узнал о ее чудовище. И она никогда не пожалела о том, что рассказала ему. Но этим человеком был не ее муж. Ошибка? Возможно…

Кира оторвалась от зеркала и подошла к окну, уставившись в одну точку, не замечая ничего в ухоженном огороженном дворике перед домом. Трехкомнатную квартиру, расположенную недалеко от Арбата, Кира с Андреем получили в подарок от родителей. После четырех лет проживания на съемной квартире в не самом, скажем так, привилегированном районе Москвы, они нарадоваться не могли подарку. К тому времени Андрей как раз получил должность атташе в Министерстве иностранных дел, в отделе, отвечающем за дела в Тихоокеанском регионе. Родители на совместном совещании решили, что так как вопрос карьеры молодого перспективного Андрея Ладынина практически решен, то ясно и то, что семье будущего блестящего дипломата полагается жить в нормальных условиях. Зная, как делается подобная карьера, родители и не ожидали от молодого Ладынина больших заработков на начальном этапе, и если ему не помочь, семья неизбежно столкнется с бытовыми трудностями. А кто же желает подобной участи своим чадам, светящимся от счастья молодым супругам?

Почему она об этом вспомнила? Наверное, когда что-то теряешь, начинаешь возвращаться мыслями к началу. К тому счастливому началу, когда она даже боялась своего счастья.

— Мама, мы с Андреем настолько подходим друг другу, что иногда страшно становится.

— Почему страшно? Разве ты не заслуживаешь счастья?

— Да при чем тут — заслуживаешь, не заслуживаешь… Просто страшно, когда все слишком хорошо складывается.

— Как при чем? Ты у меня умница, красавица, тебе и муж под стать! Вот если бы ты вышла замуж за обормота какого-нибудь, вот тогда бы было действительно страшно.

Ну да. Андрей не был обормотом. Они вообще с ним являли образец идеальной пары. Все начиналось с любви. Да, любви. Она была, несомненно была. И страсть была. Ну, может, в самом-самом начале страсть была несколько более раскалена, чем позже, но все же. Это ведь участь всех пар, так случается во всех семьях, не только в семье Ладыниных. Вначале искры летят, потом ровный огонь, поддерживаемый совместными усилиями. Главное, что они были, эти усилия, и огонь был… Отчего же?..

Зазвонил телефон. Отвлек от воспоминаний. Нонна. Вездесущая Нонна.

— Кира?

— Да?

— Привет, ты в порядке?

Голос подруги звучал обеспокоенно.

— Абсолютно, — ровным тоном ответила Кира, разглядывая себя в зеркале коридора. Она действительно выглядела абсолютно хорошо. Волосок к волоску уложенные волосы, гладкая светлая кожа, сияющая свежестью и здоровьем, выразительные карие глаза, ладная фигурка… Небольшие тени под глазами, следы бессонной ночи, но это ерунда. Приближающийся тридцатилетний рубеж никогда не пугал ее — до последнего времени никаких тревожных признаков возраст не подавал. До последнего времени.

— Ты уверена? — не унималась Нонна, знающая Киру не первый день и умеющая улавливать неладное с полутонов.

— Почему ты спрашиваешь? — Мысль о том, что, даже не видя ее, подруга на том конце провода умудрилась уловить неприятность, несколько вывела Киру из состояния ступора. Впрочем, о том, что ее мог выдать голос, она даже не задумалась. Встревожило ее другое. Неужели Нонна уже что-то пронюхала? Как она могла узнать, если сама Кира до последней минуты даже предположить этого не могла? Неужели, как это, впрочем, часто случается, жена узнает о планах мужа самой последней?

— Нонна, почему ты решила, что я не в порядке? Ты что-то знаешь?

— Да потому, что ты не пришла на встречу с нашими спонсорами! — выпалила Нонна, удивляясь все больше и больше. — А что я должна знать? Ты не заболела? Или что-то случилось?

Кира тихонько охнула и присела на краешек стула. Глянула на часы. Уже одиннадцать! Господи! Сколько же времени она провела в состоянии зомби, вымеривая бесчисленные метры по квартире?

— Нет, ничего. Ничего страшного. Я… я на самом деле плохо себя чувствую. Я тебе перезвоню…

Кира положила трубку. Легла на диван, свернувшись калачиком, и закрыла глаза. Голова гудела роем беспорядочных мыслей. Она провалилась в какое-то забытье, словно дав команду мозгу отключиться от реальности.

…Резкая трель звонка разбила тишину в доме. Она посмотрела в глазок. И как Нонна успела так быстро приехать?

— Кира, открывай! — Нонна затарабанила в дверь. — Даже если не желаешь со мной разговаривать, я все равно от тебя не отстану!

Кира вздохнула и приоткрыла дверь. Нонна не отстанет. Она упорная. Ее высокая, крупная фигура возвышалась в дверном проеме, давая понять, что просто так, без объяснений, она не уйдет.

— Проходи.

Кира посторонилась. Сопротивляться напору Нонны было бесполезно. Вытянутая как струна, Кира села на краешек стула на кухне, глядя в окно. Она не смотрела в глаза Нонне: удерживать благопристойную вежливую мину перед близкой подругой было трудной задачей. Кира сглотнула, пытаясь убрать непрошеный комок из горла, но он, предатель, не исчезал.

— Сварить тебе кофе? — наконец спросила она, по-прежнему избегая смотреть Нонне в лицо.

— Не надо. Мне кажется, это мне следует сварить тебе кофе, а еще лучше — приготовить что-нибудь покрепче.

— Да, возможно, — выдохнула Кира. Спорить сил не было.