Предрассветные миражи

Нонна спокойно встала, вытащила рюмку из шкафа, наполнила ее коньяком.

— Тебе с лимоном или так?

Кира равнодушно пожала плечами. Какая разница? Разве могут жалкие тридцать граммов коньяка что-либо улучшить?

— Андрей ушел, — тихо произнесла она, вертя рюмку в руках, но не прикасаясь к ней губами.

Нонна перестала шебуршиться на кухне и присела напротив Киры.

— Ты имеешь в виду…

— Имею в виду, что ушел. Сбежал! — выкрикнула Кира.

Потом добавила уже тише:

— Похоже, навсегда.

Нонна недоверчиво смотрела на подругу, словно та несла полнейший бред.

— Твой Андрей? — тупо спросила она.

— Мой, чей еще. Вернее, в недавнем прошлом мой.

— Ушел?

Кира кивнула, отчего-то ничуть не раздражаясь от бессмысленных вопросов Нонны.

— Пожалуй, мне тоже можно коньячку. — Нонна наполнила вторую рюмку и залпом осушила ее. Она молчала. Новость была настолько ошеломляющей, что никаких комментариев не находилось.

Андрей и Кира расстались? В это было невозможно поверить. Кира и Андрей всегда являлись образцом идеальной пары. Слово «всегда» в данном случае захватывает не только период их семейной жизни, но и задолго до того. Их сближению немало поспособствовали родители, вернее, они лишь слегка подтолкнули их друг к другу, а дальше молодые все решили сами. Это не был брак по расчету, нет, скорее это был тот удачный союз, когда во все паруса дует попутный ветер. Начать хотя бы с того, что удачливы были не только дети, но и родители. Отец Киры, Виктор Сергеевич, прошел путь от скромного преподавателя научного коммунизма в университете до посла. Когда его в первый раз послали за границу в должности консула в посольстве в Польше, на долю Киры выпали первые испытания. Новая обстановка, учителя, требования, казалось бы, сплошной стресс для ребенка, но Кира перенесла это вполне спокойно, быстро адаптировалась, завела друзей и получала прекрасные оценки. Иногда у нее случались срывы в виде невесть откуда появляющихся слез, но они проходили так же внезапно, как и появлялись. Родители списывали все на переходный возраст. Когда срывы продолжились и в более взрослом периоде, списывали на усталость, на перегрузки, на что угодно. Кира ведь на самом деле брала на себя слишком много, стремилась успеть все и везде, даже когда от нее этого никто не требовал.

Кира вообще во всем старалась быть на высоте. Так повелось с самого раннего детства. Сколько она себя помнила, она стремилась к совершенству. Порой это принимало даже навязчивые, болезненные формы. Она не могла психологически принять ситуации, когда не достигала желаемого результата. Жутко расстраивалась, нервничала, закатывала истерики, винила себя. Со временем она начала замечать, что наиболее сильно желание быть совершенной связано с родителями. Именно перед родителями ей больше всего не хотелось ударить лицом в грязь, хотелось доказать, что она справится со всем, решит любую проблему. Открытие это породило кучу вопросов. Она любила родителей и никогда не сомневалась в их любви. Но почему перфекционизм, усложняющий ее жизнь, так неотрывно связан именно с ними? Что она пытается им доказать? Почему? Неужели они давали ей повод подумать, что будут меньше любить ее, если она будет хоть чуточку хуже? Спросить об этом было некого. Потому что никто из посторонних не смог бы ответить, а у родителей спросить не хватало духу.

— Зачем тебе взваливать на себя и олимпиаду по математике, и фестиваль танцев, и курирование младших классов? — осуждала ее мама. — У тебя и так много нагрузок, зачем тебе это надо?

— Ты думаешь, я не справлюсь?

— Да при чем здесь это?

— Нет, ты скажи, думаешь, мне не по силам?

— По силам. Но не вижу смысла. — Мама не понимала, почему Кира так болезненно воспринимает даже намек на критику, на сомнение в ее способностях.

— А я вот докажу, что смогу, — упрямо сверкала глазами Кира.

И справлялась. И доказывала. Все время доказывала, что может все. Что живет так, что ее не в чем упрекнуть. Идеальная дочь. Идеальная жена. Казалось, если она только оступится, проявит слабость, что-то сломается в ее жизни, рухнет. И ведь никто никогда не требовал от нее ничего подобного, она сама контролировала себя, держала эмоции в собственных «ежовых» рукавицах, с детства, год за годом оттачивая умение держать себя в руках, пока это не превратилось в привычку.

Даже когда вместо ожидаемого повышения Виктора Сергеевича Доронина вернули в родимый отдел и они вновь учились жить на зарплату работника МИДа и быть, как все, Кира делала вид, что все прекрасно. После четырехлетнего привилегированного статуса дипломатов, защищенности дипломатическим иммунитетом в чужой стране, вхожести во все двери и довольно большой зарплаты жизнь вовсе не казалась Дорониным медом, но Кира упорно старалась «держать марку», невзирая на изменения в отношении к ней учителей.

— Нам к такой жизни не привыкать, но вот Кира… — вздыхала Светлана Георгиевна.

— А что Кира? Пусть знает, что жизнь — это не постоянное восхождение наверх.

Отец нервничал и в то время был резок со всеми.

— Не знаю даже, как сказать, но меня тревожит ее подход к жизни. Все держит в себе, я не знаю о ее неприятностях, о переживаниях. А ведь они есть, просто она их скрывает.

— А зачем ей это надо? Ты же никогда ее ни за что не наказывала. Может, у нее просто такая натура. Я вот тоже не люблю распространяться по поводу своих проблем.

— Ты — другое дело. Ты — мужчина. А она — молодая девушка. В таком возрасте, наоборот, хочется выговориться, обсудить свои страхи. А она… И не скажешь, что замкнутая, обо всем рассказывает, но только обо всем хорошем. А о плохом я никогда не слышу.

— Так и радуйся, что не грузит тебя своими проблемами. Чего ты боишься, Свет? Ты все время за нее боишься, а ведь она совершенно не дает для этого поводов. Разумная девица, без подростковых выкрутасов.

— Это-то и тревожит. Она у нас такая вся идеальная, строгая к себе чересчур. Может, на нее тот… тот случай все же повлиял?

— Думаешь? — Виктор Сергеевич нахмурился. Воспоминания тенью пролетели перед глазами. — Но она была такой маленькой. Я уверен, она ничего не помнит. В таком возрасте ничего не запоминается. А мы никогда об этом не вспоминаем, уничтожили даже намеки на то, что было. Не думаю, что кто-нибудь мог проговориться. Тебе нечего опасаться.

— Не знаю, не знаю. Думаю, сейчас она переживает не меньше твоего. Но не говорит об этом.

— Привыкнет.

— Это к хорошему быстро привыкаешь. А к плохому…

К счастью, вскоре Доронин все-таки получил заветное звание посла и назначение в Казахстан. Кира к тому времени уже училась в институте и с родителями поехать, естественно, не могла. Решили нанять Кире домработницу и оставить одну. Хоть и разрывалось у матери сердце от того, что ласточка ее ненаглядная остается без материнской опеки и ласки, но другого выхода не было. Кира, впрочем, воспринимала это вполне спокойно. Неожиданно свалившаяся на голову независимая взрослая жизнь даже обрадовала ее. А то, что по дому будет кто-то помогать, было приятным дополнением. Голова у нее всегда была на плечах. Разумность Киры не вызывала сомнений, потому и решились Доронины на такой шаг, да и родственники успокаивали: поможем, мол, езжайте, присмотрим за вашей девочкой.

Но Виктор Сергеевич на этом не успокоился. Прикрепил, если можно так сказать, к дочери еще одного помощника. Андрей Ладынин начал работать в их отделе сравнительно недавно. Выпускник МГИМО, выходец из семьи их давних знакомых. Знакомы они были еще с времен, когда работали с молодежью, по делам комсомольским, только вот после распада системы Доронин больше по политической линии пошел, а Вадим Ладынин, отец Андрея, в бизнес ударился, и весьма успешно. Поговаривали, что комсомольскими фондами никто толком не занимался, не то что партийными, и лидеры молодежной ячейки, те, кто пошустрее, смогли эти самые фонды довольно эффективно использовать. Был ли Ладынин из числа этих шустрячков, или по-другому наладил свой бизнес, Доронину копаться никогда не хотелось. Вадим переехал в Питер еще до распада Союза, и видеться часто им не удавалось, но связь давнюю все же поддерживали и, если надо, всегда друг другу помогали кто чем мог.

Когда настало время сыну Вадима поступать в институт, Доронины даже на какое-то время приютили парнишку, пока он готовился к экзаменам под их присмотром. Так что Кира и Андрей были знакомы и отлично ладили не первый день к тому моменту, когда пришло время Дорониным уезжать и оставить Кирочку одну. Андрей виделся всем отличной кандидатурой, тем самым плечом, на которое Кира могла опереться в отсутствие родителей.

Ладынин-младший был на шесть лет старше Киры. В то время, когда он жил у Дорониных во время вступительных экзаменов, Кира была еще совсем юным подростком и, естественно, для Андрея никакого интереса не представляла (хотя позже он утверждал обратное). Но она, юная и впечатлительная, именно с тех пор и начала грезить о прекрасном принце, каким явился для нее тогда Андрей. Голубоглазый, с волнистыми, цвета спелого ореха волосами, высокий, плечистый, начитанный и прекрасно воспитанный юноша произвел неизгладимое впечатление на двенадцатилетнюю Киру, которую потянуло к этому парню, как пчелку на цветок с долгожданным нектаром.

В те времена Доронины лишь улыбались восторженности дочери.

— Вить, а Кира наша, кажется, влюблена, — шепотом докладывала мать отцу.

— В ее-то годы? Не рановато будет? Ей бы сейчас учебой заниматься, а не мальчикам глазки строить.

— Как раз в ее годы это легче всего и случается. Только вот думаю, что Андрюша этого не замечает.

— Еще чего не хватало! Ему поступать надо, а не мою дочь охмурять!

— Ой, ну на все у тебя есть ответы-советы. Еще посмотрим, что будет через несколько лет. Кто знает, как у них сложится…

Мечтательность тона супруги позабавила Доронина.

— Ты уже, я смотрю, все за них решила. Я бы, в принципе, был не против, но только вот решать не нам с тобой, а им. А они еще из детских штанишек не вылезли для таких решений.

— Это тебе так кажется. А мои слова ты еще помянешь, — уверенно завершила разговор Светлана Георгиевна.

Андрей в МГИМО поступил, от Дорониных переехал, иногда заходил навестить их, а после их отъезда в Польшу на какое-то время потерялся. До тех пор, пока не попал на работу в отдел к Доронину. Тут и отец его поспособствовал, и рекомендация Виктора Сергеевича не лишней оказалась. Впрочем, образование и способности Ладынина-младшего говорили сами за себя. Никто в отделе не сомневался, что при удачном раскладе парень пойдет далеко. Правда, ждать повышения ему было еще ого-го сколько, ведь по мидовским стандартам раньше четырех лет работы должности атташе не жди.

А Кира тем временем подросла, превратилась в очень миловидную девушку, изящную, любознательную, умеющую себя преподать. Увлечение Андреем вспоминала с улыбкой, хотя интереса к нему не потеряла. Несколько лет они не виделись, и новые знакомства затмили детские воспоминания. А когда встретились вновь, то поразились переменам, произошедшим друг в друге. Андрей так и застыл на пороге, не скрывая изумления и смущения от преображения давней знакомой из угловатой несмелой девчонки в прелестную девушку.