Голос крови

– Новикова?

– Соседка ее, этажом выше живет, и наискось. У Зыкиной однокомнатная, а у Новиковых трешка.

– А прокопьевский-то ребенок при чем?

– Ну так Тяпа-то пропал мало не десять лет назад. А мозги-то у Людки лучше с тех пор не стали. Когда у Новиковых дочка, то есть старшей-то она внучка, когда она в Москву уехала, в институт там поступила, Людка полгода твердила, что Леську бабка убила и закопала. Хотя девчонка на каникулах появлялась, хоть и не каждый год, а недавно с мужем и дитем по дороге на курорт заехала. Но Зыкиной это все равно. Убили и закопали, вот и весь сказ. А теперь вот это.

– Понятно. Алик – это Альберт Сейко?

– Ну да. А Рустик – Рустем Хаматов, он за Лидкой в школе еще ухлестывал, но не срослось. Зачем ей автослесарь? Она ж у нас девушка образо-ованная, – почти презрительно протянул участковый.

Опять автослесарь!

– Прокопьева вот тут живет, – Виктор Степанович махнул на пятиэтажку, к которой они как раз подошли, оставив магазин метрах в двухстах за спиной.

Лида открыла дверь буквально через секунду после звонка. И Арине вдруг подумалось, что здесь, в Заводском, все происходит именно по этому сценарию. Румяный дежурный, обрадованный Арининым появлением так, словно она ему самый расчудесный подарок преподнесла. Антонина Тимофеевна, которая, по идее, должна быть перегружена работой, отвлекается от собственных дел с неменьшей радостью. Словно Арина – это не лишняя докука, а и впрямь подарок. Участковый, появляющийся так быстро, словно за углом дожидался. И теперь Лида, отворившая дверь, едва Лукьянов нажал на кнопку звонка – как будто она стояла в прихожей.

Словно все они висели в сонном тумане, а Арина их своим появлением оживляла. Ощущение было странным. И очень неприятным.

В какой-то сказке злой колдун держал своих слуг и лошадей окаменевшими. Очень удобно: нужен тебе скакун или там повар – крекс-фекс-пекс, и красавец-жеребец бьет в нетерпении копытом, а повар принимается шустрить возле котлов и сковородок. Отпала надобность, щелкнул пальцами – и они опять обращаются в камень. А камнем быть, наверное, скука смертная. Уж конечно, они радовались, когда их оживляли – хоть ненадолго. Лида Прокопьева, конечно, никакой радости не проявляла, ну да оно и понятно. Но дверь-то открыла моментально!

Арина передернула плечами, прогоняя морок. Двери окружали лестничную площадку так тесно, что Виктор Степанович, на улице выглядевший всего лишь крупным, плотным мужчиной, здесь, казалось, увеличился в размерах, так что Арине пришлось остановиться на предпоследней ступеньке – выше все занимал участковый. «Хорошая девочка Лида» с этого ракурса – сбоку и немного снизу – казалась такой же уныло вытянутой, как и на записи с камеры наблюдения.

И назвать ее «хорошей девочкой» язык не поворачивался.

Главным в ее внешности был нос. Не сказать, чтобы уж сильно большой или уродливый. Не «шнобель», не «рубильник», даже «выдающимся» не назовешь. Не чрезмерно длинный, прямой, тонкий – нос как нос, в общем. Но он – царил. А прочие детали были к нему дополнениями. Рифмой. Как в рафаэлевской мадонне круглая рамка картины повторяет наклон головы и плеча молодой матери, так вытянутый, с заостренным узким подбородком овал лидиного лица точно рифмовался с царящим посреди него носом. И волосы надо лбом росли не гладкой линией, а вдовьим мысом – направленным вниз треугольничком. Даже глаза и брови, хоть и располагались, как положено, «поперек» линии носа, казались его повторением.

Наверное, если бы Лида улыбнулась, все изменилось бы. Но ей было, конечно, не до улыбок.

– Не хочу, – брови сошлись, добавив к уныло глядящим вниз углам еще один. – Все вы только разговоры разговариваете, а что толку?

Арина растерянно поглядела на своего спутника, но тот только повел плечом. Придется самой:

– Лида, мне очень жаль вас беспокоить, но ситуация критическая, важна каждая минута и любая помощь. Я понимаю, как вам трудно, но вчера был похищен еще один мальчик. И тоже никаких следов. Почти никаких. Как и в вашем случае. Вы простите, что приходится вас тревожить, но если сложить все «почти ничего» воедино, может быть, что-то и проявится. Пожалуйста! Я не стану вас долго мучить.

– Еще один? – глаза распахнулись, ладонь метнулась вверх, зажимая рот. – Вы думаете, это… маньяк?

– Мы не знаем. Помогите!

– Проходите. А тебя не зову.

Участковый, пожав плечами, хмыкнул, но спорить не стал.

В маленькой квартире ничто не напоминало о том, что здесь живет ребенок. Жил. Совсем недавно. А сейчас – ни единого «следа»: ни бутылочек каких-нибудь, ни игрушек, ни одежды, ни коляски Не удержавшись, Арина спросила:

– А где коляска?

– Зачем вам? – ощетинилась Лида. – Ее ваши уже сверху донизу опрыскали и обмазали, все без толку. Сейчас последний идиот про перчатки догадается.

– Да нет, мне не нужна коляска, просто… – Арина обвела крохотную прихожую демонстративно растерянным взглядом.

– Я все убрала, – буркнула хозяйка. – Сердце болит, когда вижу. И в глазах звездочки. У меня давление пониженное, – зачем-то объяснила она.

Кухня была тоже маленькая, очень веселая и одновременно очень нежная Занавесочки с безбрежной морской далью, светильники в виде колокольчиков, с полки возле холодильника свешиваются длинные темно-зеленые плети непонятного растения, Арина не сразу поняла, что цветок искусственный. Очень натурально исполненный. Лида остановилась у самой двери, прислонилась спиной к стене. Как будто опасалась, что кто-то может увидеть ее через окно. Или просто не хотела демонстрировать гостеприимство?

– Что, правда, еще одного похитили? – спросила она почти высокомерно: мол, вы, чтоб до меня докопаться, и соврете, недорого возьмете, а толку с вас!

– Да, позавчера, в Пионерском парке. Тоже мальчик, на год постарше вашего.

Похоже, Лиду наконец проняло:

– Господи! Они их… в жертву приносят? Или… на органы?

– Лида, ну что вы, какие органы? Без медицинских обследований, без проверки совместимости…

Про гипотетических маньяков, приносящих младенцев в жертву, она говорить и вовсе не стала. Равно как и о не менее экзотических, но еще более жутких вариантах вроде съемок снафф-видео.

Лиду логические аргументы явно не убедили:

– Так везде же пишут, что людей крадут прямо с улицы и распродают по частям.

– Ну да. А еще везде пишут, что рак излечивают пищевой содой, а то и скипидаром. Это все просто погоня за хайпом. Нет, Лида, тут скорее всего что-то гораздо более… приземленное. Вам не угрожали? Требований каких-то не предъявляли?

– Угрожали? Почему? Никто мне не угрожал! А если вы про выкуп, так с меня взять нечего!

Врет. Арина увидела это так отчетливо, словно это слово высветилось на узком лбу, прямо под треугольником «вдовьего мыса». Врет и боится. Или – боится и врет. И ничем эту стену страха не прошибить. Лида не верит, что даже «вся королевская конница» способна ей помочь.

Плохо. Но она сделала еще одну попытку:

– Лида, в последние дни или даже недели перед похищением вы ничего странного не замечали? Может быть, вам показалось, что за вами кто-то следит? Или какой-то человек несколько раз попадался. Или кто-то незнакомый некстати с вами заговаривал?

– Н-не знаю. Вроде бы нет… – казалось, она напряженно что-то обдумывает, и наконец глаза ее решительно блеснули. – Я думала, мне от усталости мерещится, у Семочки зубки резались, он капризничал, спал плохо, ну и я с ним.

– Мерещится – что?

– Мне показалось, что за мной кто-то следит.

– Мужчина? Женщина?

– Не знаю. Просто как будто смотрит кто-то, оглядываешься – никого. Ну то есть никого – такого. И еще… Мы с Семочкой в поликлинике были… Там женщина какая-то со мной заговорила, я даже толком не поняла, что она спрашивала, глупость какую-то.

– Глупость?

– Ну… Про то, что кесарики не такие, как все. Я не хотела кесарево, но пришлось согласиться, у меня таз узкий. И… пришлось. Но доктор такая милая, так аккуратно сделала, шрама почти не видно.

– Как эта женщина выглядела?

– Да никак. Такая… обыкновенная.

– Посмотрите, вот эта женщина вам никого не напоминает?

Лида рассматривала фотографию Зинаиды довольно долго:

– Наверное… Я плохо помню. Только сейчас, когда увидела… по-моему, она тогда в магазине была. Точно, мы с ней столкнулись. Ну почти столкнулись.

Ничего похожего на столкновение Арина в записях с магазинных камер наблюдения не помнила, так что отметила, что вечером, дома, надо будет пересмотреть их еще раз, повнимательнее. Хотя «столкнулись» может означать лишь то, что к кассе Лида подошла сразу за той женщиной. И еще – непременно узнать у Семина, как рожала его жена: с помощью кесарева сечения или нет? Задавать Лиде вопросы про гипотетического отца ребенка Арина не стала: во-первых, именно этими вопросами ее наверняка терзала Антонина Тимофеевна, во-вторых, потому что женщина в детской поликлинике с вопросами про кесарево сечение – это, пожалуй, странно. Или как раз там – и не странно? Или все-таки версия условного психа – та ниточка, которая сможет привести к цели.

Или Арине просто хочется надеяться на пресловутый свет в конце тоннеля, вот она и выискивает логику там, где ее не то что нет, но и не могло быть. Как с именами. Сынишка Лиды – Сема, Лелик – Семин. Совпадение? Скорее всего. А если – нет?

Лукьянов, дожидавшийся Арину возле подъезда, поднялся, взглянул вопросительно – но сказать ничего не сказал, молча зашагал рядом.

Из-за обрамлявших торец дома шиповниковых зарослей появилась длинная тощая фигура в просторных полотняных штанах, подвернутых до середины икры, пестрой блузе-размахайке и залихватски сдвинутой набок соломенной шляпе а ля стетсон.

– Ну наконец-то! Пойдем, пойдем!

Длинные темные пальцы цепко ухватили Аринино запястье.

– Людмила Семеновна! – обреченно возгласил участковый. – Мы с вами уже разговаривали.

Высокая, на полголовы выше Арины, сухопарая старуха его проигнорировала:

– Ты, деточка, ребеночка украденного ищешь? Пойдем, покажу, – старуха настойчиво тащила ее за дом.

Арина попыталась выдернуть руку, да где там – старуха держала крепко. И вся она была крепкая, жилистая – неужели ей и вправду, как сказал Лукьянов, далеко за восемьдесят? – не сгорбленная, а вовсе наоборот, неправдоподобно прямая. Словно лом проглотила, вспомнилось Арине чье-то определение, и она непроизвольно расправила плечи.

– Бузыкина! Ну-ка прекрати! – раздраженно потребовал Виктор Степанович. – Отпусти немедленно!

Вотще.

Арина просигналила участковому глазами – мол, ничего страшного – и двинулась туда, куда тащила ее «Зыкина»-Бузыкина. Сумасшедшая-то она сумасшедшая, но мало ли.

Завернув за угол, старуха десятка через два шагов резко остановилась и ткнула тощим пальцем в проплешину под ногами:

– Здесь!

Указанная точка ничем не отличалась от остального газона, на всем пространстве которого жухлые кустики «петух-курицы» перемежались одуванчиковыми островками и вовсе лысыми участками. Именно эта проплешина была ровно такой же, как и все прочие.

– А ты чего встал? – рыкнула старуха на застывшего рядом участкового. – Лопату неси!