Голос крови

* * *

В школе, увидев на уроке химии объемную модель молекулы воды, Арина сразу решила, что она в точности похожа на их город: здоровенный (шесть районов, шутка ли!) «кислород», к которому на тонких палочках-дорогах приделаны маленькими «водородными» ушками еще два района – Заводской и Красногорский. Город разрастался, ясно, что со временем вдоль «палочек» воздвигнутся новостройки, школы, поликлиники и торговые центры, но пока и в одном, и в другом направлении ведущие к «дополнитльным» районам шоссе окаймляли дачные поселки, холмистые луга да скудные тощие перелески. И сами «дополнительные» районы больше походили на поселки, чем на часть города.

В Красногорском, выглядевшим как крупное, «ярмарочное» село, не было никаких горок – ни красных, ни белых, ни серо-буро-малиновых. Только несколько заросших карьеров, где когда-то вроде бы добывали глину для сохранившегося по сей день кирпичного завода, чьи корпуса теперь использовались под другие производства. В Заводском же, похожем уже не на деревню, а на поселок городского типа, сером, пыльном, почему-то почти без зелени, совсем не было заводов. Некоторые утверждали, что когда-то здесь располагалось несколько крупных конезаводов, другие – что район получил имя по нескольким кварталам, где предоставляли жилье рабочим и сотрудникам промышленных предприятий, перевезенных сюда во время войны. До предприятий, правда, было далековато, но совсем рядом проходила железная дорога, и одна из товарных станций называлась Заводская.

Глядя в пыльное автобусное окно, Арина в очередной раз напомнила себе, что неплохо бы выяснить, как оно на самом деле: грешно не знать историю родного города. Но вытащить телефон, тем более ноутбук не успела – за окном плеснуло ярко-желтым – радостным, ослепительным, сияющим! Одуванчики! Целое поле одуванчиков! Ладно, не поле – полянка! Лоскут. Треугольный, как будто из солнца клин вырезали и на землю бросили. Солнце, однако, висело на своем месте – белое, высокое, маленькое. Немногочисленные пассажиры сидели, уткнувшись в свои телефоны, и ничего не видели! Наверное, с точки зрения сельского хозяйства ничего хорошего в одуванчиковом поле не было – сорняки же! – но Арина все выворачивала голову, высматривая быстро пропадающее вдали желтое пятнышко. И вперед взглядывала – вдруг еще?

Но одуванчиков больше не попадалось, а минут через десять рощицы и лужайки, не ведающие о том, что они – город, сменились за автобусным окном бетонными заборами. Кривые белые, черные и синие надписи – одни по трафарету, другие явно намалеванные от руки – на серых панелях предлагали подержанные автомобили, запчасти, шиномонтаж, удобрения и какое-то «железо конфискат». Потом заборы кончились, и сразу за последним воздвигся громадный рекламный щит. Когда-то, должно быть, яркий, а теперь полинявший, с развеселой, в звездах и воздушных шариках красной надписью «Мы открылись!» Поверх щита торчали буквы «Солнышко» в сопровождении аббревиатуры ТРЦ. Что означало, конечно, не «Топливно-Распределительный Цех» и даже не «Троицко-Разумовскую Церковь» (та располагалась совсем с другой стороны города, а всего лишь «торгово-развлекательный центр».

Она поднялась с места – остановка с облупившейся табличкой «милиция» была следующей. Как будто время откатилось назад, и полиция опять превратилась в милицию.

Здание районного следственного комитета, слепленное из двух разновысоких частей, напоминало башмак. Жирная стрелка на стене, увенчанная надписью «милиция там», указывала куда-то за угол. Возле парадного подъезда висела пыльная стеклянная панель, уведомлявшая, что нужное Арине учреждение располагается именно здесь. Впрочем, подумала она, хорошо, что РУВД рядом, без них не обойдешься. Но начинать надо было с визита к коллегам. Елки по бокам трех бетонных ступенек выглядели такими же серыми, как сами ступеньки. То ли сорт такой, то ли просто пыльные, как все вокруг.

Предъявив удостоверение, Арина только собралась объяснить цели своего визита, но дежурный и слушать ее не стал:

– Вершина Арина Марковна? – и заулыбался, словно ждал ее всю жизнь.

Глаза у дежурного были голубые, ясные, волосы пшеничные, щеки розовые, форменная рубашка чистая и явно глаженная, хоть и с расстегнутым воротом. И никакой пыли! Парень здорово напоминал Молодцова, только в уменьшенной версии и улыбался охотнее. Уж не принимает ли он меня за проверяющее лицо, недовольно подумала Арина и настороженно поздоровалась:

– Здравствуйте. Мне бы…

– Да знаем, знаем! – опять перебил ее бодрый дежурный. – Константина Николаевича сейчас нет, будет через, – мини-Молодцов взглянул бросил взгляд на здоровенный круглый циферблат на левой стене, – через час сорок. Но вам к нему и не надо. Антонина Тимофеевна на месте, идите в двадцать третий кабинет, это вон по той лесенке и слева увидите.

Табличек на двадцать третьем кабинете имелось две, но Антонина Тимофеевна Кудряш занимала его одна.

– Только работать начнут – и сразу в декрет, – пояснила она, махнув на девственно пустой стол в углу у окна. – Прямо заколдованное место, ей-богу!

– Может, надо мальчиков брать? – вспомнив Карасика, Арина улыбнулась: до настоящего следователя «мальчику» было еще расти и расти, но в декрет он не собирался совершенно точно.

– Где ж взять-то мальчиков? – всплеснула полными руками хозяйка кабинета. – Кто в нашу деревню пойдет?

Пожилая, почти седая, массивная, она, однако ничуть не была похожа на Яковенко. Только возраст, седина да габариты сходные – и ничего больше общего. Та квадратная, эта круглая, та, хоть и обожала внуков, жила по-прежнему почти только работой. Антонина же Тимофеевна выглядела типичной бабушкой. Едва поздоровавшись, сразу захлопотала в углу за холодильником, где вместо тумбочки стоял старый сейф, а на нем электрический чайник – тоже пожилой, быть может, даже советский, металлический, местами помятый, но чистый, блестящий – рядом стопка блюдец, две неровных пирамидки чашек и кружка, из которой торчали ложки-вилки.

Арина не могла отделаться от ощущения, что она вовсе не по делу приехала, а, к примеру, забежала к приятельнице в гости. И что первое? Чай, конечно. И не откажешься. Хотя она попыталась:

– Да не надо чаю.

– Как не надо, если больше ничего нет.

– В каком смысле?

– А в таком. Ты ведь по похищению ребенка?

– Ну… да.

– Пал Шайдарыч сказал, что, может, это с вашим делом связано. Ну, что в Пионерском парке.

– Так почему – ничего нет?

– А вот так. Оно, конечно, чем черт не шутит, может, наше дело с вашим и связано. Только я, признаться, не слишком в это верю. Образ действия разный, возраст детей тоже, там полная семья, тут мать-одиночка. Это если похищения осмысленные. У нас-то до сих пор не исключен вариант, что кто-то из молодняка, обкурившись, утащил ребенка просто решив вдруг, что это прикольно.

– Прикольно?

– У нас тут… бывает. Но молодняк весь прошерстили: кто где в это время был, как потом себя вел, все компании опросили, в том числе и достаточно жестко. Кто-нибудь да проговорился бы.

– Дело-то дадите почитать?

Антонина Тимофеевна усмехнулась:

– Дело… Тебе мое, – она похлопала ладонью по выложенной на середину стола тощенькой папке, – или оперативно-розыскное?

– Ну хотелось бы ОРД тоже посмотреть…

– Сейчас позвоню, принесут, посмотришь. Не положено, конечно, но раз такой случай. И чего тебе по кабинетам колготиться, сиди тут.

На просмотр содержимого папки у Арины ушло не больше четверти часа. Даже включая чтение десятка свидетельских показаний, которые, впрочем, были странно друг на друга похожи: нет, не знаю, не видел, не замечала.

– Отца ребенка не проверяли?

– Да как тебе сказать… – Кудряш перевела взгляд на окно, за которым висело белесое небо. – Я в Питер-то позвонила, есть у меня там старые связи, попросила побеседовать. Неофициально, конечно. Но ничего полезного не сообщили.

– Почему в Питер?

Антонина Тимофеевна поудобнее устроилась в потертом офисном кресле, подперла мягкий подбородок мягким кулачком:

– Сама Лида, мать то есть, когда мы ее опрашивали, твердила, что отца у ребенка нет. Совсем нет.

– Непорочное зачатие, что ли?

– Ну… она как бы не в себе была, оно и понятно. Отстаньте, говорит, родила и родила, какая разница от кого. Или вдруг заявляет, что видела этого самого отца один единственный раз, в каких-то неведомых гостях, и знать не знает, где он сейчас. Но в свидетельстве о рождении отцом указан не какой-нибудь Иван Иваныч Иванов, а Альберт Сейко.

– Сейко? Как часы?

– Ну да. Фамилия не сказать чтоб сильно редкая, у нас лет двадцать назад оперчастью один Сейко командовал, после спился, конечно. Этот не родня, однофамилец. Но все-таки не Петров, не Сидоров и не Кузнецов. Да еще и Альберт.

– Да, любопытно… – согласилась Арина, припоминая. – Не Леонтьевич, случайно?

– Именно, – с каким-то странным торжеством подтвердила Антонина Тимофеевна. – Неужто приходилось сталкиваться?

– С одним-то точно. Я же работать в Питере начинала.

– Да мы в курсе! – хозяйка кабинета почему-то обрадовалась.

– И как раз Альберт Леонтьевич Сейко служил тогда третьим, кажется, замом областного министра транспорта, – объяснила Арина. – Самый, кстати, молодой замминистра в области был, хоть и третий зам, но все же. Ребята говорили, его будущий тесть продвигает. Должность и фамилию этого самого тестя я, признаться, уже не помню, хотя, если что, узнать недолго. А самого Сейко видела, когда он вручал начальникам районных оперчастей ключи от новых автомобилей. Бодрый такой, энергичный. Симпатичный. Но – как? Где имение, а где вода? Фамилия-то действительно не так чтоб редкая, но – Альберт Леонтьевич? Многовато для совпадения.

– Какое там совпадение! – воскликнула Кудряш. – Он с Лидой в школе учился. Закончил на год раньше нее. В школе-то между ними ничего вроде не было, но на встречи выпускников он приезжал. И в последний раз чуть меньше двух лет назад.

– То есть чисто технически он мог бы оказаться отцом, – задумчиво произнесла Арина.

– Ну сейчас-то уже не узнать. Разве что мальчик все-таки найдется.

– А вы на это не надеетесь?

– Если уж мать в это не верит, то мне-то как?

– А она не верит?

– Не верит. Я думаю, она что-то знает, но молчит. Я с ней и так, и эдак – молчит, как рыба об лед.

– Звонили, Антонина Тимофеевна? – в дверь просунулась улыбка.

Располагалась она на круглом смугловатом лице, украшенном блестящими темными глазами, тоже почти круглыми. Экий татаро-монгол, подумалось Арине. Улыбался татаро-монгол заразительно.

– Заходи, Ринат, – приветливо улыбнулась Кудряш. – Чаю будешь?

– Не, – он замотал головой, так что коротко стриженые черные волосы встопорщились на макушке смешным хохолком. – Мне еще восьмой дом отрабатывать.

– Опять?

– Ну дак пока они там не поубивают друг друга, так и будет, – вопреки пессимистической тираде, улыбался татаро-монгол все так же жизнерадостно.

Водрузив на следовательский стол папку с оперативно-розыскным делом, он помахал рукой Антонине Тимофеевне, отвесил нечто вроде поклона в сторону Арины и испарился.