Кто-то просит прощения

Каин улыбается.

Он видит, что Бочка колеблется, но не волнуется – он этого ждал. И не сомневается в том, что обстановка и наркотик сделают своё дело и Бочка обязательно присоединится к другу… который уже полностью раздет. А мычание блондинки становится ритмичным. А над алтарём беззвучно, но очень довольно хохочет козлиный череп, рога которого омыты кровью многочисленных жертв. Каин знает, как будет, и потому не удивляется, когда на алтаре сплетаются в дикой, не знающей запретов похоти уже три тела. Не смеётся громко, боится, что звук заставит парней опомниться, но улыбается так широко, как никогда в жизни.

Он не ожидал, что наблюдение принесёт столько удовольствия.

Но Каин держит себя в руках. Внимательно следит за распалёнными помощниками, выбирая Тот Самый Момент.

Когда вожделение достигает предела. И полностью поглощает разум. Когда хочется больше, чем можешь получить… чем имеешь право получить. Когда страсть смешивается с потом, пот – с похотью, похоть – с рычанием, а рычание вызывает ярость. Ведь в рычании нет Слова. В рычании приходит Зверь. Беспомощность девушки разрушила все возможные запреты, Бочка и Шумахер упиваются абсолютной властью над несчастной жертвой, их ласки становятся всё более и более грубыми. А затем – жестокими. Они видят, что причиняют боль, и заводятся от этого. Чем ей больнее – тем им лучше, чем громче она стонет – тем с большей яростью они на неё набрасываются. Сжимают. Растягивают. Бьют.

До исступления.

Забыв обо всём. Задумываясь лишь о том, как причинить ещё больше мучений. Как заставить закричать сквозь кляп. И смеются, если слышат этот крик – едва слышный. Полный запредельного ужаса и предсмертной тоски.

Жертва уже знает, чем всё закончится.

Жертвы умеют это чувствовать.

А Бочка и Шумахер – ещё нет. Сейчас они не думают, но чувствуют. Правда, испытывают совсем иные чувства, нежели блондинка. Они уже всё перепробовали – или им кажется, что всё, но до полного удовлетворения далеко. Они не знают, что его принесёт, но чувствуют – именно чувствуют! – что должно быть нечто… нечто особенное… нечто ещё не испытанное…

Ритуальный нож с блестящим лезвием и чёрной рукоятью.

Он появляется в идеально рассчитанный Каином момент. Не появляется – Каин подаёт его Шумахеру, и Шумахер чертит на плече несчастной девушки длинную кровавую черту. Она кричит сквозь кляп, но лишь раззадоривает мучителей, рычание которых переходит в смех, а смех – в рычание. Шумахер слизывает кровь, а затем зубами вгрызается в тело девушки.

«Интересно, у меня в такие моменты столь же безумный взгляд?» – думает Каин.

И говорит:

– Сделаем это для нашего Господина. Утолим его жажду.

В пустых глазницах козлиного черепа прячется вся тьма мироздания. Засохшая на его рогах кровь оживает и льётся на лучи сатанинского знака, разжигая таящийся в них огонь. Бочка срывает с несчастной кляп. Шумахер заносит над головой ритуальный нож. Девушка испускает пронзительный крик, вкладывая в него все оставшиеся силы. Алтарь начинает соответствовать своему названию – на нём льётся кровь. Шумахер бьёт жертву в грудь с остервенением новичка, не видя, что уже первый удар оказывается смертельным. Бьёт и бьёт, наслаждаясь каждым ударом.

«В следующий раз можно будет обойтись без наркотика…»

Каин улыбается.

Он счастлив.

Он создал последователей, настоящих последователей, которых можно назвать детьми и даже больше, чем детьми – он создал уникальные копии себя. Маленьких дьяволят, которые понесут в большой мир огромное Зло. Что может быть лучше? Что может быть величественнее? И как же сильно не хватало ему настоящих последователей, как же долго пришлось ждать, пока озабоченные извращенцы не распознают внутри себя беспощадных монстров.

Теперь же всё изменится. Теперь у него есть те, кому он может полностью доверять.

Кто повязан кровью.

Которая осталась на их руках, телах и лицах.

После того как девушка издала последний всхлип, в подземном зале воцарилась тишина, а затем Шумахер слез с мёртвой блондинки и посмотрел на Каина.

– Это было невероятно. – И слизнул с клинка кровь. – Мать твою, я даже не думал, что может быть настолько хорошо.

Бочка очень тихо вздохнул.

– Тебя что-то беспокоит? – поинтересовался Каин.

Тот факт, что Бочка не принимал непосредственного участия в убийстве, его чуточку смущал – парень не почувствовал вкус убийства, однако это был тот самый случай, когда одного зайца должен убить один охотник. Пока же Бочке придётся довольствоваться окропившей его жертвенной кровью.

– Меня беспокоит, что её будут искать. – Бочка кивнул на девушку.

– Нет.

– Нет?

– Не будут, – уточнил Каин, улыбаясь Шумахеру.

– Почему? – растерялся Бочка. – Она не выглядит бомжихой.

– Она не бомжиха.

– То есть её будут искать?

– Но не в Иркутске.

– Почему?

Несколько мгновений Каин смотрел на перепачканного в крови парня, после чего с улыбкой протянул ему бутылку воды:

– Потому что это мои проблемы, Бочка. А тебе нужно умыться.

Водопровод в подземелье отсутствовал.

– Только всю воду не трать, – рассмеялся Шумахер. – На мне крови больше.

«Только в прямом смысле, – подумал Бочка. – В переносном на нас её поровну».

Не он нанёс смертельный удар… да и все остальные удары тоже – не он… но он был рядом, насиловал, держал, когда Шумахер бил жертву, и если сегодня ночью он не пойдёт в полицию, то завтра утром проснётся полноправным членом клуба убийц. Бочка это знал. И ещё он знал, что не пойдёт в полицию.

Все это знали.

– Ты отлично держишься, – похвалил Бочку лидер.

– Никогда не переживал ничего подобного.

– Этим ты меня не удивил, – произнёс Каин.

И многозначительно замолчал, глядя Бочке в глаза. Внимательно и без улыбки. У Бочки задрожали руки, он посмотрел на Шумахера, но увидел… нет, не равнодушие, а полное согласие с лидером.

С любым его решением.

А значит, что если он ошибётся, то может оказаться следующей жертвой Господину. Принесённой прямо сейчас.

Все это знали.

– Когда… – Бочка откашлялся. – Когда мы сможем повторить?

– Вот это отличный вопрос! – рассмеялся Шумахер. С облегчением рассмеялся, потому что тоже просчитал ситуацию. – Когда!

Каин видел, что правильная фраза прозвучала благодаря уму парня, а не потому что Бочка уверовал, и уж тем более – не потому что желал перейти из соучастника в убийцы. Но Бочка далеко не слабак, считать его таким – большая ошибка, и он нужен, чтобы уравновешивать наглого и амбициозного Шумахера, который сейчас смотрит ему в рот, но рано или поздно обязательно проявит свою суть.

– Мы повторим, – пообещал Каин, отвечая на вопрос Бочки. – Но не на следующей неделе. И даже не в следующем месяце. – Он перевёл взгляд на мёртвую девушку. – Конвейера не будет, нужно соблюдать осторожность, потому что наше поклонение Господину предусматривает не штраф, а пожизненное.

– Она ведь не первая, да? – прищурился Шумахер. – До сих пор всё было нормально?

– И я сделаю всё, чтобы так осталось, – жёстко ответил Каин. Он понимал, что дети только вступают в его мир и нужно быть с ними терпеливым. – Вы обрели силу и власть, почувствовали, как это должно быть, и вам понравилось.

Шумахер усмехнулся.

– А теперь нужно сделать так, чтобы не потерять ни силу, ни власть.

– Господин не хочет частых жертв? – осведомился Шумахер. Он умылся, оделся, окончательно пришёл в себя и стал ещё более наглым. И его ничуть не смущало, что они вели разговор возле остывающего тела молоденькой девушки.

– Господину нравится получать жертвы, – неспешно ответил Каин. – Но если мы перестанем их приносить – их станет меньше. Поэтому осторожность и ещё раз осторожность. Ещё вопросы есть?

– Они всегда так быстро дохнут?

– Я покажу, как продлить удовольствие. Научу всему, что знаю.

Несколько мгновений парни молчали, а затем Шумахер улыбнулся:

– Наконец-то я дома.