На арене Кузгара

* * *

— Итак, мои дорогие любители крови, мяса и зрелищ, вы хоть представляете, какое великолепное побоище нас сейчас ожидает⁈ Я аж почесался от нетерпения в укромном месте, и не единожды, настолько сам себе завидую, что опять увижу знаменитый четвертак, то бишь легендарную мясорубку! Двадцать пять отборных воителей сойдутся сейчас между собой, и остаться должен лишь один из них!.. Ставки ещё принимаются, поспешите! Я свою уже сделал!.. — Мехмер хитро прищурился, удовлетворённо оглядывая бурлящие в радостном предвкушении трибуны, которые буквально захлёстывало нездоровое лихорадочное возбуждение от грядущей великой сечи, а после перевёл взор с занятой на этот раз императорской ложи на два с половиной десятка ристальщиков, замерших на арене, и зычно прокудахтал: — Приветствуем же, бойцы, нашего славного владыку, таки не удержавшегося, чтобы не посетить сие, без сомнения, увлекательнейшее зрелище!..

— Во славу императора! — дружно громыхнули двадцать четыре лужёные глотки, и лишь стоящий с краю шеренги Ратибор привычно сплюнул, затем ещё вдобавок и громко высморкавшись. Публика закатилась громогласным хохотом. Кажется, приветствие молодого богатыря уже многим из зрителей пришлось по душе. Даже на первом и втором ярусах нет-нет да виднелись ехидно улыбающиеся физиономии. Похоже, ершистый русич медленно, но верно расшатывал казавшийся незыблемым авторитет властелина Ослямбской империи.

Эдиз же, мгновенно побагровевший от охватившего его гнева, на этот раз сдержался и принял очень мудрое решение, даром что правитель; он сделал вид, что ничего не заметил, и, кивком головы лениво поприветствовав в ответ вышедших на смерть воителей, начавших спешно образовывать круг, показанно-равнодушно отхлебнул из поднесённого юной рабыней золочёного кубка, наполненного красным ялминским вином. Но после император всё же не выдержал и процедил сквозь зубы, так, чтобы его слышали лишь сидящие рядом Джушукан с Зоривесом да стоящий позади Геркант: — Он всё равно покойник! Эти игрища рыжий варвар не переживёт, клянусь задницей Ахримана!

— Что ж, коли всё готово к сражению, не будем более томиться в ненужном ожидании! — Мехмер между тем поднял правую руку и, сделав театральную паузу, хитрым прищуром обежал притихшую в нетерпении толпу, после чего визгливо провозгласил, резко опуская длань вниз: — Должен остаться лишь один! Объявляю о начале очередной, благословенной самим Тёмным богом, мясорубки! Бой!

Двадцать пять кузгарианцев, до этого безмолвно вставших в круг спиной друг к другу, а лицом к зрителям, быстро пришли в движение; кто-то обернулся и, воинственно взревев, сразу бросился на рядом находящегося аль вообще в центр, в гущу сечи, а кто-то, наоборот, сделав кувырок вперёд, к трибунам, отбежал на несколько шагов, предпочитая не лезть в самое пекло.

Ратибор, никогда не отсиживавшийся за спинами кого бы то ни было, обожал добрую рубку. Вот и на этот раз он не изменил себе; сжав покрепче в одной руке одноручный топор, а в другой — одноручный же меч, выбранные им для данной схватки, могучий витязь с ходу снёс макушку вооружённому двуручным палашом алгурийцу, бросившемуся на него слева и успевшему опосля заметить лишь стальную молнию, с невиданной скоростью метнувшуюся к его голове.

— Первый пошёл, — тихо буркнул рыжебородый исполин, после чего, уже грозно рыкнув: — Идите сюда, собаки! — рванул в эпицентр битвы. Понятно, что отсидеться в стороне, а затем со свежими, нерастраченными силами добить измученных боем воинов, с первых секунд активно участвовавших в сражении, представлялось куда как более верной тактикой. Тем паче такое поведение хоть и не приветствовалось зрителями и организаторами, но правилами мясорубки не возбранялось. Оттого зачастую на «четвертаке» побеждал отнюдь не самый умелый, храбрый или сильный, а наиболее осторожный, хитрый и терпеливый боец. Но Ратибор, хоть и признавал разумом высокую эффективность подобных ухищрений, сам так действовать не собирался, ибо просто не мог наступить на горло собственной песне; это как предать самого себя. Посему «рыжий медведь», давно уж решивший, что лучше погибнуть в гуще битвы, от доброй стали, чем немощным в кровати от старости, в который уж раз в своей жизни ломанулся, довольно оскалившись, без оглядки крушить неприятеля направо-налево. Ну а выбранные им одноручные топор с мечом для такой кучи-малы подходили идеально.

Тем временем кровавая сеча набирала ход. Сходящая с ума публика пищала от умиления, кричала от восторга и завывала в необузданном экстазе, упоённо наблюдая за невероятной баталией, развернувшейся перед её очами. Это было незабываемое зрелище. И конечно, лакомой вишенкой на торте среди творившегося на арене потрясающего побоища был не кто иной, как Ратибор, словно беспощадный торнадо, одного за другим сметавший противников со своего пути.

Вот он всадил топор между глаз попытавшемуся нанизать его на трезубец здоровенному галлу, одновременно парируя мечом выпад подскочившего справа миллирийского воина, ответным стремительным ударом молниеносно чиркая тому остриём клинка по кадыку. После, мгновенно развернувшись, Ратибор успел вонзить одноручный колун в живот широкоплечему дакийцу, уже собравшемуся рубануть по хребту «рыжего медведя» занесённой над головой двуручной секирой, и быстро огляделся, высматривая очередного оппонента. Им оказался тучный боец из Ялминского царства, несмотря на своё не самое пропорциональное телосложение, исключительно ловко управлявшийся с громоздкой алебардой, в умелых руках превращавшейся в поистине грозное оружие. Только что одолев опасного противника из Шварии, ялминец также заприметил рыжебородого витязя и ничтоже сумняшеся крутанул пару раз над темечком свою страшную пику да пошёл на Ратибора, охотно выдвинувшегося ему навстречу. Сталь о сталь выбила знатный сноп искр, когда могучий великан парировал скрещёнными между собой топором и мечом метнувшееся ему в брюшную полость лезвие алебарды, после шустро отведя его в сторону и вниз. В тот же миг дюжий ратник сильно приложился сверху по его древку стопой, выбивая оружие из рук грузного воителя. Последовавший же затем удар клинком наотмашь снёс полчерепа рыхлому оппоненту, успевшему лишь опешить от такой непостижимой прыти своего визави.

Ратибор снова посмотрел по сторонам, после чего привычно подкинул алебарду в воздух мыском ноги и, используя её в качестве обыкновенного копья, сноровисто метнул в окровавленного иберийца, нависшего над бездвижным телом Гудбранда. Похоже, варяг отправился на пир к Одину. Алебарда же, с глухим чавкающим звуком вонзившись в грудь замешкавшемуся убийце Желтоголового, силой броска красиво отшвырнула того назад, подарив при этом быструю смерть. Рыжегривый гигант тем временем уже нашёл себе очередную жертву, мечом парировав удар наскочившего на него низкорослого пикта, тут же, в ответной лихой атаке вонзив ему топор в сердце.

Между тем на ногах стоять остались единицы. Этим и прекрасна мясорубка, своей непредсказуемостью и скоростью; бои редко когда принимали затяжной характер. Точнее, помимо Ратибора, на своих двоих держалась всего лишь пара ристальщиков, лидиец Булжут и вифириец Дуйгар, принадлежавшие как раз к тем воителям, что предпочли осторожничать с самого начала данной резни. Собственно, именно поэтому они были до сих пор живы да свежи. Но вечно увиливать от боя не получится, это понимали все. И вот, хочешь не хочешь, пришло время биться.

Лидиец с вифирийцем, не обращая друг на друга никакого внимания, синхронно зашли на Ратибора с двух сторон, и не один только дюжий ратник заподозрил, что воины были в связке. Булжут с ходу метнул в рыжебородого витязя копьё, тут же им отведённое мечом в песок, как будто это был обычный выпад. Но в спину Ратибору мгновением позже полетел нож, кинутый Дуйгаром. Благодаря звериному чутью, помноженному на отменную реакцию, молодому богатырю удалось успеть сделать шаг в сторону, и нож, изначально устремившийся русичу аккурат между лопаток, вонзился тому в левое плечо. Едва заметно поморщившись, рыжеволосый великан резко развернулся и швырнул в Дуйгара одноручный топорик. Вифириец умудрился отбить его своим клинком, но тут же вслед просвистело мигом выхваченное Ратибором из песка копьё Булжута. И вот его парировать оппонент уже никак не успевал. Копьё вонзилось Дуйгару аккурат в правую щёку и, с хорошо знакомым, отвратным хлюпающим звуком прошив череп насквозь, на добрые две пяди вышло лезвием со стороны затылочной области. Вифирийский боец, которого сильным броском откинуло на пару саженей назад, умер тотчас, похоже, сразу отлетев в небесную опочивальню к своей, до сих пор втайне почитаемой, богине Умай.

Тем временем Булжут, малость замешкавшийся из-за того, что остался лишь со щитом, быстро подобрал у кого-то из павших собратьев по ристалищу одноручный палаш и шустро сиганул к Ратибору, надеясь воспользоваться благоприятно складывающимся ходом боя, ведь рус был ранен и на данный момент вооружён всего лишь одним коротким клинком. Раздался скрежет стали о сталь, когда два меча встретились в воздухе, после чего лидиец инстинктивно вскинул широкий прямоугольный щит, закрывшись им на секунду-другую и упустив в то же мгновение могучего исполина из виду. Ратибор же только этого и ждал. Короткий, прямой, но мощный пинок ногой по центру щита опрокинул Булжута навзничь. Вонзившийся следом противнику в правую голень меч рыжебородого витязя заставил лидийца закричать от боли и инстинктивно поползти назад. Дюжий русич тем часом даже не стал доставать свой клинок из ноги оппонента; сделав несколько шагов в сторону, он подкинул мыском попавшуюся на глаза двуручную секиру убитого им ранее широкоплечего дакийца. После чего, привычно поймав её за рукоять, не спеша направился к кое-как поднявшемуся, хромающему Булжуту, уже успевшему выдернуть из голени одноручный палаш рыжегривого воина. Лидиец по привычке закрылся щитом, но это снова оказалось бесполезно; Ратибор парой всесокрушающих ударов развалил его в щепки, а затем финальным могучим взмахом покончил с неприятелем, всадив лезвие секиры по обух в сердце последнего из противников. Стоит ли говорить, что жалкая попытка блокировать одноручным клинком сильнейшую плюху молодого богатыря была заранее обречена на неудачу. Булжут рухнул на спину как подкошенный; из его груди, слегка подрагивая навершием рукоятки, торчала позаимствованная Ратибором в ходе боя добрая двуручная секира.

— Ущипни меня Ахриман за левую булку, если я вру, но как же хорош этот варвар!.. — не удержавшись, с чёрной завистью восхищённо прошелестел стоящий за угрюмым императором военачальник Геркант, впрочем, тут же осёкшийся.

— Ещё раз вякнешь при мне что-нибудь подобное, — испепелив служивого яростным взором, гневно просипел Эдиз, после вскакивая и второпях покидая ложе, — станешь его следующим противником, обещаю!

Между тем Джушукан с Зоривесом так и остались сидеть на местах, размышляя каждый о своём, насущном: младший брат владыки с тоскливой горечью подметил, что ставить на рыжего варвара с каждым разом становится всё менее выгодно, ибо народ начал понимать, какого могучего бойца занесло на арену Кузгара из далёкой Руси.