На арене Кузгара

* * *

— Что скажешь? — Зелим проводил восхищённо-завистливым взглядом дюжего ратника, отправившегося в обеденный зал, и развернулся к Ельваху. — Найдёшь ему достойных соперников? Игрища будут продолжаться всю неделю, и каждый день против него треба выставлять лучших воинов, что у тебя есть!

— Думаешь, он способен в таком темпе продержаться всю седмицу? — Ельвах скептически поднял левую бровь.

— А ты кумекаешь, что нет? — вопросом на вопрос ответил тысячник. — Ты же видел его сейчас в деле, коли, конечно, не впал затем в беспамятство от потрясения! Каков боец, а⁈ Он невероятен! Лицезрел ли ты, уважаемый, хоть раз в жизни что-нибудь похожее⁈ То, что русич сотворил сегодня, это нечто запредельное! Одного-то льва завалить сталью вострой, ента та ещё задачка, с которой справляются единицы! А уж троих за один заход!.. Никто и никогда такого даже помыслить не мог, что в одиночку подобное возможно! Ратибор с ходу вписал своё имя в историю Кузгара! И очевидно же, он может протянуть до конца игрищ! Но наша задача этого не допустить! В какой-то из дней рыжий вепрь должен окочуриться! Лучше всего, как мне кажется, в последний; очень бы символично и трагично вышло! Публика такое любит…

— Варвар, конечно, впечатлил сегодня, признаю. И это мягко сказано, — хмуро проронил глава стражей Кузгара. — Да только без хоть какого-то передыху любой сдуется, и не особо важно тут, насколько он силён да могуч. Свой предел есть у каждого…

— Вот именно! Таков план! Надобно, чтобы дикарь сдох на песочке в ближайшее время! Желательно, чтоб это произошло на глазах у императора! — нетерпеливо хрюкнул Зелим. — Так что меняй пары, перекраивай расписание, освобождай лучших головотяпов специально под него! Задача поставлена: уморить огнекудрого руса на арене! И тебе её выполнять!

— Он поломал нескольких бриттов сегодня ночью в уборной Кузгара, на третьем ярусе. И посему заслуживает темницы да разбирательства… — угрюмо молвил Ельвах. Смотритель не любил Ратибора за его вспыльчивость и непокорность, но мерзкий приказ замордовать на арене дюжего ратника явно пришёлся главному стражнику не по нутру. После того как могучий русич сдюжил в одну ряшку одолеть иберийцев и львов, симпатии ушлого начальника ристалища пусть и неохотно, но качнулись-таки в сторону «рыжего медведя». Ельвах, где-то в потаённых закромах своей души, был всё же справедливым человеком и храбрым воином, за долгие годы службы в Кузгаре ещё не окончательно запамятовавшим, что такое доблесть, честь и совесть.

— Даже не вздумай его туда посадить и тем самым оградить от игрищ! — нервозно взвился тысячник. — А то я ведь могу поинтересоваться, как эти бесхребетные поломыши вообще оказались минувшей ночкой не на своём этаже, да ещё и с ножами, хотя ношение любого оружия до выхода на арену строго запрещено, не так ли⁈ Да-да, я в курсе ночного происшествия! Не забывай, что приставлен к рыжебокому наблюдателем и должен всё знать, что с ним приключается!.. — Зелим злобно сверкнул на Ельваха карими очами. — Ты меня услышал?

— И прекрасно… — нехотя буркнул в ответ смотритель, с горечью понимая, что деваться ему некуда: придётся подчиниться. Если, конечно, не хочется, чтобы разбирательство проводили уже насчёт него самого. А у Ельваха такого желания отнюдь не имелось.

— Вот и славно! — Зелим довольно осклабился, примирительно хлопнул лысого заправилу по плечу и бросил напоследок: — И не жалей ты его! Тоже мне, сострадатель нашёлся!.. О себе думай всегда в первую очередь!.. Своя корма должна тебя заботить, а не чей-то нахальный рыжий курдюк!