Шашлык из леопарда

— У нас было дело… Кандидат… это была она… отличный менеджер. Должна лететь в Европу, в головной офис. У нее на руках билет на самолет. У подъезда стоит наша машина — везти ее в аэропорт. Понимаешь, да, что произошло?

Хохлов осторожно кивнул под ее рукой:

— Съела билет, да?.. Просто не вышла из квартиры?

Она тоже кивнула в ответ, чувствуя, что так недолго уронить голову. Не его — свою.

— Типа того.

— Забаррикадировалась?

— Типа того…

— Она была твоим клиентом?

— Кандидатом. Но не моим. Не моей…

— И тебя послали к ней?

Голову Хохлова стало держать легче, его голова прекратила сопротивляться. Если приглядеться к его голове — стала немного ближе и ниже.

— Ну, я не СОБР, вообще-то… чтобы железные двери там ломать. И не федеральный розыск. Мне, вообще, самой…

Вот он кошмар! Слезы подкатили… Стой, подруга! Нажралась, дура, расслабилась.

Как-то она легко взлетела над полом и оказалась на бортике стола…

Губы у него не бледные, а оказались такими сухими. Очень сухими и очень мягкими. Странно, такие легкие губы у такого… Кого? И такая легкая рука. Она уже висела в воздухе, парила-плыла на спине над бильярдным столом, едва не касаясь затылком поверхности. Вот он, кошмар! Точный удар кием — и ее голова покатится и упадет в лузу. "Чужой"… нет, это "чужая" в дальнюю. Хорошо бы, в самую-самую дальнюю!

— Нет!

Первое "нет" за сегодня.

— Что с тобой? — Участливый, теплый шепот.

— Подними меня, пожалуйста.

Голова немного кружилась. Пол, появившись под ногами, покачивался. Хохлов и кий стояли перед ней неподвижно.

Справиться со своими губами, с языком — и сказать очень четко, с правильной дикцией:

— Это предложение я сегодня принять не могу. Извини.

Он кивнул. Все нормально. Ничего еще не происходит.

Она вспомнила.

Теперь черт с ней, с дикцией:

— Ты это… ты меня перебил. Я что хотела сказать… Знаешь, в конце концов она имела право. Такое последнее право. Ведь это мы с клиентом наехали на нее с предложением… Давили на психику. А ей просто хотелось… ну, не знаю чего.

Она посмотрела ему в глаза. Он понимал.

— У нее было это последнее право… Знаешь? Съесть билет. У каждого есть. Ты понимаешь, о чем я?

Можно было не спрашивать.

— Она, кстати, потом прислала деньги. За билет. И за это… типа, бензин… Вот такая, понимаешь…

— Я так и думал, — сказал он, соглашаясь с ней чисто по-джентльменски.

Придерживаясь за борт, она отвернулась и увидела на столике свой бокал. Почти пустой. Последний глоток.

Она оттолкнулась от борта, пошла к столику. Все нормально. Последний глоток. Так сухо во рту. После таких сухих губ.

Она потянулась к бокалу — и тогда раздался выстрел. Она отдернула руку, так и не дотянувшись.

Эсэмеска! Как бомба.

Вот он! Он как будто все видел! Он и здесь камеру поставил. Где-то здесь… Дожидался подходящего момента.

Сумка-айфон-сообщение.

ПРИВЕТ, РЕПЕЙ! ШКОЛА. НА СТАРОМ МЕСТЕ. 23-23-23.

Она прочла и повторила.

У него все в эсемеске с точками. Пунктуален.

Он первый раз назвал ее "Репьем". Это — плохой признак. Очень плохой.

— Нет. — Это не ему, а Хохлову, на какой-то вопрос.

Хохлов что-то спросил еще. Она что-то ответила.

Что это — 23-23-23?.. Ну да! Дата и время. Двадцать третье — это когда? Завтра!.. А какого числа у них был выпускной? Ну да! Чего проще! Наверно, двадцать третьего июня и был. Ленка сказала, годовщина. Пятнадцать лет.

Она глянула на часы. У нее ровно двадцать четыре часа. Он дал ей ровно двадцать четыре часа.

— Нет. — Это опять Хохлову, а не ему.

Ему она уже не может отказать.

В голове шумело, а хмель быстро улетучивался вон из мозгов и из всего тела, точно зашумела-загудела волшебная кухонная вытяжка.

О чем речь?.. Кажется, Хохлов предложил ей проводить ее домой… До дома. Он сказал именно так — "до дома"?

Можно представить, что там сейчас, у дома. Если выставленная боссом охрана примет Хохлова за ее маньяка…

— Извини. Ничего смешного.

Правильно проститься. Да-да, в щечку. Все нормально. Увидимся. Я позвоню. Нет, не надо. Нет. Я сегодня на метро. Все, пока. Извини. Все было чудесно.

Метро. Эскалатор. Вагон. Одна пересадка.

Стоп! Так не пойдет. Нужно все по-другому.

Через две станции она вышла из вагона и перешла на противоположную платформу. Никто — никакой подозрительный тип — не повторил ее маневра. Она убедилась, что наружки нет. Кого ей сейчас больше бояться? И вообще, что она делает?.. Правильно: не допускает на встречу с ним людей из "штази". Он умнее этих всяких мелких "штази". Если он увидит, что за ней тянутся эсбешники босса, ей точно конец.

А у нее что? Правильно: переговоры. Момент истины. Второй после "обезьянника". Ты хотела устроить маньяка работать в школу тихим гардеробщиком. Вот он — шанс. У тебя проколов не было. Верно? Даже в "обезьяннике"…

По плану только один звонок боссу.

Она поднялась в город. Цель — старый гостиничный комплекс на задворках Проспекта Мира. Сегодня ее не должно быть дома.

Оставалась еще одна неиспользованная симка.

— Петер.

— Это ты?.. Ты где?

— Все нормально. Мне срочно нужна информация по Вилинбахову. Очень срочно, Петер.

— Сейчас уже ночь, посчитай…

— Завтра до обеда. Самое позднее до конца рабочего дня. До восемнадцати ноль-ноль. Кровь из носу, Петер.

— "Кровь из носу"… — Босс еще не злой. — Ты не так шути с кровью, Анна, не надо. Ты звонила ему?

— Все нормально. Мы на связи. Сбрось инфу на мой ящик. Вопрос жизни… Петер.

Она не сказала"…и смерти". Босс точно принял бы это как руководство к действию и, не ровен час, позвонил бы своим друзьям, что сидят этажом выше.

— Все. Отбой.

Пусть обижается.

Номер в гостинице пятидесятых годов постройки, навечно провонявшей недавним евроремонтом.

Свет не включать, как дома.

Теперь подумать.

Завтра она как? В свой салон — к парикмахеру и все такое. Потом в бутик приодеться, пообедать в приличном месте… типа, напоследок. И на свидание… Нет уж, хрен тебе! Будет так: серенький джинсовый костюмчик, черная футболка, гладкая, без всяких принтов, на ноги кроссовки, на голову темная какая-нибудь бейсболочка с длинным козырьком — и так чтобы из-под нее волосики иголками торчали в разные стороны. И никакой косметики. Заказывал — получи!

Как сделать все правильно?

Нет, когда она его увидит, когда он скажет первое слово — она быстро сладит, дальше все ясно. А вот как правильно подготовиться?.. Сэр Корбетт, посоветуйте что-нибудь. Как бы вы поступили? Ведь это все равно что в джунгли к леопарду-людоеду идти… А?..

Она стала вспоминать книжки великого охотника — про науку джунглей. Что можно было взять на вооружение?

Стоп! Точно! Главное — правильная засада. Прийти задолго, выбрать правильное укрытие — и ждать. Ждать сколько потребуется и не шевелиться. Главное — терпение. Чем опытнее, опаснее и грознее хищник, тем дольше он умеет ждать и терпеть. Самым опасным хищником в джунглях был когда-то сам сэр Джим Корбетт. Если бы захотел… Недаром туземцы почитали его, как бога, называли "святым"… Thanks a lot, sir Corbett! Я вас тоже буду считать святым, если выживу. Как и вы тогда в джунглях.

Что еще?

Что-то мешало нормально думать. Будто зацепилась сзади за гвоздь…

Ну да. Плохо простилась с Хохловым. Плохо. И что-то еще ему сказала такое не то… Что он спрашивал, вообще?

Она похолодела. Вот дура пьяная! Она же все и сболтнула.

"Да ничего. Одного маньяка на работу тут устраиваю… Да, уже согласился".

Или так сказала, или еще хуже. Дурра! Нашла, чем похвалиться!

Где он тут?

— Олег. Это я.

— Уже добралась? Все в порядке?

Просто джентльмен. Простой хороший джентльмен.

— Все в норме. Олег, слушай… Извини. Мне действительно нужно было срочно уйти.

Еще хуже! Совсем "поплыла". Надо кончать с мужиками, а то, вообще, работать не сможешь.

Шум уже не в голове, а в "трубе". Судя по всему, Хохлов где-то в городе, не стал задерживаться в клубе после ее ухода.

— Олег, ты слышишь?

— Да-да, я тебя слушаю.

Он говорит с очень сухими губами, это понятно.

— Про маньяка я пошутила. Просто обычный кандидат.

Что ты делаешь, дура! Ты же оправдываешься!

— Анна, ты как будто оправдываешься. А в чем?.. Я не понимаю.

— Да нет, просто… Ты мог подумать…

— Ты бы себя видела, когда этот твой "обычный кандидат" сообщение прислал… Я мог подумать все что угодно, это точно.

Очень трезвый, рассудительный тон. Обиделся!.. Ладно. Не страшно. Все поправимо. Если она выживет. И вообще, зачем она звонит Хохлову? Он же не босс, взвод охраны не пришлет…

— Ладно. Просто извини за дурацкую шутку. Я тебе позвоню. Пока!

— Спокойной ночи…

Совсем обиделся… Ничего, все поправимо. Пусть пока обижается.

Блямс! Еще эсемеска! Пол-инфаркта…

От босса.

ЕСЛИ ЕЩЕ ДВА ЧАСА ТЫ НИГДЕ — ТЫ УВОЛЕНА! ((((((!

Все-таки приятно, когда о тебе заботятся столько приличных мужчин! Ну, пусть пока все обижаются…

Он изменился. Он просто очень изменился за эти пятнадцать лет. Практически до неузнаваемости. И он отлично знал, что она не опознает его. По крайней мере, в первую минуту, иначе не затеял бы эту игру.

…Такое иногда случается. Если с пухленькими, то — в юности. Были в детстве-отрочестве маленькие, пухленькие, неуклюжие, а потом вытянулись и стали неузнаваемо прекрасными… А если с худенькими, то попозже, после тридцати. Полностью неузнаваемыми становятся только бывшие худенькие юноши. Девушки, и располнев с возрастом, сохраняют фото-паспортную кондицию. А прекрасные вьюноши — да: иные до тридцати прекрасны, потом пиво, курево, то да се, и после сорока — просто крупный неопознанный объект.

Вот он и изменился. По первому варианту. Внешне — явно к лучшему.

…Она сидела в Интернет-закутке ближайшего почтового отделения, изучала файл, присланный ей прямо перед офисным обеденным перерывом: в 13.15. Славный все-таки немец, хоть и сноб. Славный. Хоть и уволил ее, негодуя за то, что сбежала от охраны, а обещанный файл-досье собрал и прислал. И все — по всем остальным каналам связи молчок!

Пускай и босс обижается. Он уверен, что виртуальный кандидат всего лишь круто, с большими затратами разыгрывает ее. Похоже, он даже зауважал этого шутника… Кина насмотрелся… Но она-то знает, что все всерьез. Она нутром чует, что это не розыгрыш и хэппи энда не жди, не будет.

Что она теперь знает о Вилинбахове? То, что у них, оказывается, много общего. Он тоже поступил в юридический, только этажом ниже: не в Универ, а в Финансово-Экономическую Академию. Адвокат по патентному праву. Успешная, судя по всему, карьера. Работа с крупными корпорациями… Еще имеются, типа, "патентные связи" со спецслужбами, которые напоследок нарыл босс.

Ну и что? А вот что в сухом остатке: короткий брак, детей нет, развод чуть больше двух лет назад, а потом спустя три месяца — автокатастрофа. Склифосовский, Бурденко, почти полгода на больничной койке. Вот где его могло переклинить… А потом он увидел-засек ее по телеку в том идиотском имидже и прикиде, что придумал ей босс. Смотрел себе неприметный, элитарный канал, интересный только для таких суперзнаек, как он, и засек. И узнал. Может, сначала пригляделся-прищурился, а может, сразу… И тут уж никто не виноват: ни босс, затеявший тогда эту мелкую телеигру, ни, тем более, Ленка. Это называется "трагическое стечение обстоятельств"… Уже для нее, Анны Репиной, Репья, нанесшей ему, Вилинбахову-Винику, когда-то неизлечимую травму, сравнимую с этим ДТП и разводом, вместе взятыми. В начальных классах ее кликали "Репой", она тоже была пухленькой, но уже к четырнадцати вытянулась, а потом кто-то назвал "Репьем" — и пошло. Значит, было за что!.. Вот где истина, которая еще недавно была где-то рядом.