Чтобы в юрте горел огонь [1981, худ. Г. Алимов]

* * *

В колхозе начался сенокос. С раннего утра и до позднего вечера стрекотали косилки. Их длинные и блестящие ножи вращались, как крылья мельницы. Уяна и доярки с фермы косили вручную. Однорукий Кузьма, приловчившись, отбивал и точил косы. Тренькающий стук его молотка был далеко слышен.

А рядом со старой фермой строилась новая. Уже вырос высокий сруб из лиственничных брёвен. Плотники мастерили рамы, навешивали двери, покрывали крышу толем. Здесь стоял смолистый запах сосновых стружек и сырых опилок. И не было ни одного алгинца, который бы не зашёл на стройку, не осмотрел как следует будущее помещение фермы.

— Первая стройка после войны в нашем улусе, — радовались алгинцы, — обскакали мы всех соседей. Много бригад в колхозе, но алгинская впереди всех.

Каждый день на стройку заезжал сам председатель Владимир Иванович. Он проверял, как работают строители, и торопил их. Колхозная отара ещё до зимних холодов должна перекочевать в новое помещение.

Однажды председатель завёл разговор с Уяной:

— Старое здание за зиму отремонтируем. Как думаешь, бригадир, пригодится оно к весеннему окоту?

— Раз мы всему колхозу слово на собрании дали, — серьёзно отвечала Уяна, — обязательно сдержим его. Всех ягнят сбережём. Отара целой будет. Куда будешь мясо девать, председатель?

— Погоди, бригадир, смеяться. На следующий год новую конюшню построим. Планов много, успеть бы всё сделать, — задумчиво проговорил председатель.

— Подучиться бы, Владимир Иванович. Знаний маловато, много ошибок делаем, — сказала ему Уяна.

— Дело говоришь, бригадир. Подвернётся случай, обязательно пошлю тебя учиться в город, — пообещал председатель.

Через несколько дней Уяна прибежала домой сразу после утренней дойки.

— Мама, еду в город, председатель посылает на трёхмесячные курсы. Говорит, повышай, бригадир, свою квалификацию, — выпаливает она единым духом и кидается обнимать Нилку. — Собирай, мама, вещи, сегодня уезжаем!

После её ухода Олхон неподвижно стоит посередине избы, потом, спохватившись, кляня себя за нерасторопность и забывчивость, открывает свой заветный сундук, собирает нехитрые наряды Уяны. Она гладит старую юбку и вышедшее из моды платье. Чистит и выбивает пыль из суконного пальто.

Уложив вещи в фанерный чемодан, Олхон ненадолго отлучается из дома. Она обходит соседок и возвращается с эмалированным кухонным тазиком, наполненным творогом, затем принимается за варку сыра по одному ей известному рецепту. Сыр варится долго. Олхон мешает и добавляет соль, масло, сахар, яйца, и снова немного соли и сахара, и семена тмина, пока не получается тяжёлая жёлтая лепёшка. Она кладёт её на чистое блюдо и выносит остывать в чулан. Для пробы Олхон отрезает кусочек, и они вместе с внучкой едят тёплый, тягучий, тающий во рту сыр, отдающий тминным запахом.

Нилка уверена, что ничего вкуснее ей не приходилось есть, она просительно смотрит на бабушку, но та неумолима:

— Это Уяне. Когда поедешь ты, тебе я тоже сварю.

К ним забегает Иван, на нём тёмно-серый в полоску костюм Бориса, он ладно сидит на его высокой фигуре.

— Бабушка Олхон, а Уяна не приходила? Мы сегодня вместе едем в город, нас много молодёжи собралось со всех улусов. Колхоз даже машину специальную даёт. А где она? Не опоздает? — волнуется он.

— Сейчас прибежит, — успокаивает его бабушка, подходит к нему и стряхивает невидимые пылинки с пиджака. — Борису был бы уже тесноват, наверно. А тебе как раз. Носи, студент, учись как следует.

— Спасибо, Мария Эрдынеевна, — радостно вспыхнув, благодарит сосед. — Мне бы экзамены выдержать. Окончу институт и приеду работать в Алгу, здесь к тому времени школу построят.

В дверях появляется Уяна.

— Нарядился-то как! — подшучивает она. — Как будто настоящий студент. А ещё впереди экзамены.

— А чего, выдержу, главное, не трусить, — поддерживая её задиристый тон, смеётся Иван и убегает.

Вскоре раздаётся крик Васьки: «Машина приехала! Машина приехала!» И вот Иван уносит фанерный чемодан, который бабушка для надёжности обтянула ремнями из сыромятной кожи. Тётка, стараясь скрыть волнение, быстро прощается, обещая на ходу:

— Как устроюсь, напишу.

У ограды их дома стоит грузовик. В кузове полно парней и девушек. Иван помогает подняться Уяне, запрыгивает сам в кузов. Машина отъезжает от дома, обдав провожающих сизым дымом. Анна, Кузьма, Васька, бабушка и Нилка смотрят вслед, пока грузовик не становится чёрной точкой и не исчезает вдали, за поворотом на большой тракт.

— Проводили своих, теперь будем писем ждать, — говорит Анна и потуже завязывает платок.

Бабушка и внучка возвращаются в опустевший дом. Олхон не спешит, как обычно, убирать посуду, наводить порядок. Она садится на широкую лавку и обнимает Нилку.

— Вот и остались мы вдвоём. Скоро и ты уедешь, буду я совсем одна, — вздыхает бабушка.

— Я выучусь в городе и приеду к тебе, будем жить вместе, — успокаивает её внучка.

— Ты у меня прямо как батор Алаир. Выручка моя, правда, долго ждать мне придётся.

Олхон молчит, потом произносит тихо, как заклинание:

— Знаешь, как говорится у бурят: чтобы старики горя не знали, дети должны всегда возвращаться в родную юрту…