Неправильное воспитание Кэмерон Пост

В прошлый раз мы остановились на моем вуайеризме, который проявлялся через одержимость фильмами с гомоэротическими сценами. Этот компенсаторный механизм я использовала (безуспешно) для того, чтобы игнорировать смерть родителей и избавиться от чувства вины. С этого мы и начали. Я изо всех сил старалась угодить Лидии, быть для нее открытой книгой, которую она читала все последние недели, но меня одолевало странное желание поведать ей о нас с Эрин. О том, что Эрин делала со мной. Я подавила его и лишь рассказывала Лидии то, что ей хотелось знать: обо всех постельных сценах в фильмах, не предназначавшихся для моих глаз, о том, как я вновь и вновь пересматривала их, растворяясь в образах и звуках кадр за кадром. Но внутренний голос не замолкал: расскажи ей об Эрин, расскажи, расскажи. Этого нельзя было делать ни в коем случае, иначе прощай наш завтрашний пикник. А значит, придется отложить побег, возможно, надолго, и тогда уж нам никогда не собраться. Но даже это не помогало. Мне хотелось заявить ей спокойным ровным голосом: «А ведь недавно кое-что случилось. Думаю, вас следует проинформировать. Эрин-викинг, моя соседка, разбудила меня посреди потрясающего эротического сна с Бетани Кимблс-Эриксон, забралась ко мне на кровать и закончила то, что начало мое воображение. И вот что я вам доложу: она точно знает, что делать. Очень профессионально, каждое движение отточено».

Разумеется, я промолчала. Все шло заведенным порядком, пока – я не помню, что именно подвело нас к этому, – Лидия не сказала:

– Мы уже довольно далеко продвинулись, и теперь тебе надо постараться понять и принять роль, которую родители сыграли в формировании твоей поддавшейся греху личности. Ты уже начинаешь видеть, каким образом их смерть повлияла на твое ошибочное представление об установленном Богом делении на мужское и женское, но этого мало. Трудности твоей гендерной самоидентификации начались куда раньше, при их жизни, и, изучая недавние проявления твоего противоестественного поведения, мы видим лишь часть куда более сложной картины.

Я не дала ей закончить:

– Мои родители не отвечают за мои решения.

На ее лице отразилось легкое удивление, но и только.

– Да, и я рада, что ты это признаешь. Но те условия, в которых они были приняты, то обращение и те установки, которые внушили тебе, когда ты еще находилась на попечении родителей, сильно влияют на твой сегодняшний выбор. – Она помолчала, поставила сложенные домиком ладони на край стола и продолжила: – Ты ступила на порочный путь до смерти родителей. Ты не сможешь пойти дальше, если будешь отрицать это.

– Я и не отрицаю. – Я сложила ладони домиком, копируя ее. Жест вышел нарочитым, но я хотела, чтобы она заметила это. – Я целовала Ирен Клоусон за день до того, как родители разбились. В день их смерти я мечтала еще раз поцеловать ее. И я сделала это той же ночью. Вы думаете, я не понимаю, какой выбор я сделала еще при их жизни?

Все это мы уже обсуждали раньше, но я впервые говорила об этом так, изложила хронологию событий, которая заставляла меня испытывать мучительный стыд при одном лишь воспоминании.

Лидия улыбнулась, не поджала губы в знак неудовольствия, а улыбнулась по-настоящему и сказала:

– Я думаю, ты считаешь себя ответственной за их смерть, поэтому чувство вины заставляет тебя тщательно оберегать их память. Ты так уверена, что Бог наказал тебя за твои прегрешения с Ирен, что отказываешься принять любые другие объяснения. Поэтому ты перестала воспринимать родителей как людей. Для тебя они лишь орудие, с помощью которого Господь решил проучить тебя. – Она замолчала и, убедившись, что я смотрю прямо ей в глаза под высоко вздернутыми бровями, в лицо, словно все состоящее из острых углов, продолжила: – Не такая уж ты важная птица, Кэмерон Пост. Ты согрешила, грешишь, грех живет в твоем сердце, как и у каждого из божьих детей. Ты не лучше, но и не хуже других. Твои родители не умерли за твои грехи. В этом не было нужды – Иисус уже сделал это. Если ты не сможешь этого принять, пока не вспомнишь их настоящих, не увидишь их в истинном свете, а не теми, кем они стали в твоем воображении, ты не исцелишься.

– Я стараюсь.

– Я знаю, но нужно сделать еще усилие. Сейчас самое время. – Она бросила взгляд на часы. – Что ж, на сегодня достаточно. Как ты себя чувствуешь?

– Я готова двигаться дальше, – сказала я. И это была правда.

Лидия не потребовала уточнить, что я имею в виду, вместо этого просто сказала:

– Хорошо. Это внушает надежду. Но я поверю, только когда твои слова подтвердятся действиями. * * *

Вечером мы втроем собирали еду для так называемого пикника, одобренного Лидией. Мы почти не разговаривали, нам и не надо было, все было обговорено заранее, каждый знал, что нам предстоит. К тому же на кухне всегда был проходной двор. Дважды заглядывал Стив. Сначала ему понадобилась молодая морковка, а потом захотелось арахисового масла.

– Я тут подумал, не пойти ли мне с вами завтра? – сказал он, с хрустом жуя морковку. – Сколько, говорите, до этих камней?

– Далеко. – Джейн спокойно защелкнула крышку на коробке для сэндвичей. – Если хочешь – мы выходим рано утром. Дорога неблизкая.

Я надеялась, что тоже ничем себя не выдам, но кто же знает, когда мне вздумается залиться краской. Адам повернулся к Стиву спиной и начал подавать нам с Джейн какие-то отчаянные сигналы глазами.

– Я еще не решил, – продолжал Стив. – Лидия вроде собиралась свозить нас в Бозмен завтра после обеда. Как думаете, вы вернетесь к этому времени?

– Нет, – заговорил Адам. – Никак не успеть.

– Ладно. – Стив закрутил крышку на банке масла. – Но вы ведь еще туда пойдете этим летом, так?

– Конечно, – подтвердила Джейн. – Рик туда постоянно всех водит.

– Тогда я подожду. – Он отщипнул веточку винограда от грозди, которую я мыла, собираясь упаковать в дорогу.

Мы молча стояли, пока не убедились, что он уже в середине коридора.

– Он запросто может передумать, – сказал Адам. – Заявится утром с рюкзаком.

– Он не станет, – успокоила его Джейн.

– Но может, – не отставал Адам. – Откуда такая уверенность? И тогда весь наш план пойдет прахом.

Я покачала головой и сказала:

– Если так, мы не станем ему ничего объяснять, будем действовать по плану. Он же не знает, где камни. Он даже не заметит, что мы идем другой дорогой.

Адам закатил глаза:

– Думаю, даже он сообразит, когда не увидит никаких камней.

Джейн усмехнулась:

– Да, но не раньше, чем мы отмахаем уже немало миль. Мы признаемся ему, и если он решит вернуться – скатертью дорога, только идти придется одному, потому что мы направимся в другую сторону.

– У тебя все так просто! Представь, как мы сообщаем ему посреди леса: «Сюрприз-сюрприз, Стив, мы ударились в бега!»

– На месте разберемся. Но все-таки он не пойдет.

– Но может, – завел волынку Адам.

– Всякое может случиться. – Джейн взмахнула рукой, видимо, ей надоело спорить. – Стив отправится с нами. Лидия все отменит. Ты сломаешь ногу, выйдя за дверь.

– Но это тебя не остановит, Адам.

Адам и Джейн рассмеялись.

– У нас отличный план, – сказала Джейн. – Осталось лишь привести его в исполнение.

С этими словами мы разошлись по своим комнатам. Не забыть пожелать спокойной ночи. Вести себя естественно. Эрин читала, и я тоже сделала вид, что читаю. Я подумывала, не оставить ли ей записку, но решила, что лучше не надо. Мы не собирались объяснять свой поступок. Наконец Эрин погасила свет. Я тоже щелкнула выключателем. Через несколько минут я уже крепко спала. * * *

На следующее утро Стив не пришел в столовую. Мы поели и вымыли за собой посуду. Забрали перекус в дорогу и рюкзаки. Было прохладно, солнечно, на небе ни тучки. Отличный день для прогулки по лесу. С бесстрастностью фотоаппарата сознание регистрировало каждый миг: щелк, щелк, щелк, щелк. И вот уже мы на тропе, впереди нас ждет наша дорога.