Через реку вброд

3

Вечером следующего дня, в огромном пафосном зале одного из новых бизнес-центров, которые наросли как грибы, он стоял, подпирая стенку, и смотрел как непривычно деловой и серьезный Родион раздает указания. Он не жалел, что пришел — когда еще увидишь, как обычно такие раскрепощенные и наглые звезды стоят чуть ли не по стойке «смирно», боятся сделать что-то не так. Компания была разношерстная, но почти всех объединила неискренность, с которой даже Родион ничего не мог поделать. Было видно, что все наиграно, натужно, праздника, который был нужен заказчикам, не получалось. И никто не был виноват, просто иногда случалось так — не выходит, нет настроя, не получается. Родион был уже на грани истерики, но ничего поделать не мог. Заказчики мрачнели лицом, что на общей атмосфере отражалось не лучшим образом. А он чувствовал себя почти предателем, потому что, затаив дыхание, с извращенным удовольствием и интересом, следил за всеми, за каждым, подмечая жесты и позы, выражения глаз и жалел, что даже карандаша не прихватил с собой. Но, наконец, невидимые шестеренки сцепились верно, праздник стал набирать обороты, присутствующие расслабились и все пошло на лад.

Родион, весь в мыле, прислонился к стене рядом с ним:

— Если я еще раз скажу тебе, что «работы, считай, никакой» — убей меня сразу!

— Ничего, бывает, — он хлопнул его по плечу, — ты молодец, вырулил. Я, если честно, думал, уже не выправится.

— Я тоже так думал и прикидывал, куда валить из города, потому что после такого провала мне тут делать было бы нечего. Уф. Напьюсь, вот прям завтра и напьюсь вусмерть.

К ним подошел молодой мужчина, чуть старше Родиона. Глядя на этого холеного юношу, он отчего-то вспомнил, что фараонов рисовали крупнее простых смертных. И вот сейчас этот парень, несмотря на свой невысокий рост, смотрел на них немножко сверху вниз, как истинный фараон.

— Родион, вы отсняли весь материал? Меня ждут в Москве, хотелось бы уже сбежать.

— Еще буквально минут 20-30, Михаил Юрьевич, — сказал Родион. — Но если срочно, я сейчас с Михеем поговорю, мы доснимем с вами все что надо и... — он замялся, — одну минуту, — и поспешно ушел.

Михаил Юрьевич внимательно и спокойно, не стесняясь, осмотрел его с ног до головы, словно сканируя:

— А я вас знаю. Вы художник? В последнее время о вас часто пишут. Я интересуюсь живописью. Мой банк... я решил, что надо вкладывать деньги и в искусство. Вот, сам закупаю картины, создаю фонд. Я, конечно, не Третьяков, но как знать, — и он довольно улыбнулся, явно ожидая восторгов.

— Это очень... — он запнулся, — это здорово. Я даже не знал, что кто-то из бизнесменов по-настоящему болеет за живопись. Родион вот меня убеждал, что живопись не в моде.

— Много он понимает! Мода, не мода. Не ему судить. Понимаете, элита живет немного иначе, чем привыкли думать простые люди. Вы уж простите, но что вы — творцы, что мы — дельцы, далеки от народа, как космос.

Он кивнул, не желая ни соглашаться, ни спорить.

— А сейчас вы над чем-то новеньким работаете? — спросил Михаил Юрьевич, посмотрев на часы.

— Работаю, — продолжать тему ему не хотелось.

— Дайте, угадаю, — Михаил приложил палец к губам и прикрыл глаза, — у вас была одна очень удачная серия, ее еще тиражировали много, я помню... наверняка ее продолжаете? Сиквелы в моде, всем интересно как прозвучит старая тема в новых условиях. Угадал?

— Да, — не без горечи признал он. Ему было неприятно думать, что идея лежала настолько на поверхности и выглядела от этого какой-то конъюнктурной — опять конъюнктурной!

— О! Я бы посмотрел! Позовете на выставку?

— Обязательно, — он вымучено улыбнулся.

Подбежал Родион и увел собеседника в другой конец зала и тут же вернулся.

— Обо мне говорил? Такой мужик — с одной стороны классный и не жадный, что редкость в их племени. Богатый — ахеренно. Но если что не по нему, все, можно тихо ползти с чемоданом из города. Мстительный и с хорошей памятью. Так что он сказал?

— Ничего, просил звать на выставку. И угадал, что я «Тружеников» пишу, — ответил он недовольно.

— Да ты что? — обрадовался Родион. — Ну, все, считай, вопрос с выставкой решен. Я тебе больше скажу: они могут купить у тебя картины, он на живописи вот прям реально повернут. Не знаю, мнит себя Саввой Морозовым или еще кем, но собирает картины давно и больше всего любит советский реализм. Вот интересно, ему-то его за что любить?

— Не трещи! — осадил он Родиона, — надо сперва закончить работу, а потом будем говорить о выставках.

Отчего-то в этот день и в несколько последующих не работалось. Он подолгу гулял, хотя погода была не по-новогоднему слякотной и сырой. Все вокруг кричало о том, что скоро Новый год, что его не радовало совсем. Уж если когда он и не любил одиночество, так в эти дни. Он чувствовал себя не покинутым, но лишним, и лучшим решением было бы уехать в какую-нибудь избушку в лесу, если бы таковая имелась. Встречать же праздник в городе ему не нравилось. Дети, если и звали его, то как бы одалживаясь, и он отказывался, уверенный, что они рассчитывают на это. Старые друзья? Пассии? Где они все? Да тот же Ленчик, наверняка, засунет на эти дни свой характер куда подальше и будет с семьей. И все остальные тоже... А потом будет грохот от петард, пьяные крики под окном. И непрошенные воспоминания о каком-нибудь, казалось бы, совсем забытом лете, снова накроют его с головой и утащат в прошлое, подобно морской волне...

Это было как ожидание неминуемой болезни, которое иссушает больше, чем сама болезнь. Он работал вяло, считал дни до Нового года, до первого января, когда можно обнулить все счета и начать снова. Он пообещал себе, что встанет в первый день нового года рано-рано утром и пойдет гулять по тихому, непривычно безлюдному днем городу, и это будет его личный праздник.

Родион почти не появлялся, иногда звонил и жаловался, что сейчас он нарасхват и ничего, совсем ничего не успевает. Почти перед самыми праздниками, когда всеобщая истерия по поводу наступления Нового года достигла пика, Родион позвонил и затараторил:

— Слушай, срочно, вот прям срочно приведи свою квартиру в такой вид, ну знаешь, в творческий. Чтобы было ясно, что ты — художник!

— Ты переработал? Бредишь? — он не шутил, опасаясь, что поглощая столько кофе и не только кофе, и так работая, Родион действительно тронется умом.

— Да нет! Мне позвонил Михаил Юрьевич, банкир, помнишь? Он еще просил на выставку пригласить? Вспомнил?

— Помню, помню, и что?

— У них деньги надо срочно списывать, а некуда, хотят купить пару твоих картин вот прямо сейчас.

— Я не собираюсь продавать и отдавать, у меня еще не закон...

— А кто у тебя их отбирать будет? Они купят, а передашь потом, по акту, они на карту денег тебе зашлют.

— У меня нет...

— Все будет, не думай об этом! Это вопрос технический. Ты, главное, жди, мы через два часа будем.

Он стоял посреди своей полупустой и чистой квартиры, пытаясь понять, как должна выглядеть квартира художника. Что они ожидают увидеть? Пятна краски на потолке и бардак? Или бутылки вина и его, в разорванной майке и с перегаром? Он пожал плечами и вернулся к работе. Если он и собирался думать о богатеньком Михаиле, так только как об одном из тружеников.

Михаил прибыл в сопровождении Родиона и еще одного, такого же, как он, холеного молодого мужчины. Родион быстро прошел в квартиру, а эти двое потоптались на пороге, осматриваясь так, словно попали в иное измерение. Возможно, так оно и было, возможно — они были из тех, кому повезло родиться в зажиточной семье и дожить до сегодняшнего дня фактически не соприкасаясь с «толпой». Не сняв пальто и не разуваясь, они прошли в квартиру.

В квартире были две смежные комнаты, одна из которых служила спальней, а вторая — большая и светлая — импровизированной мастерской. Он закрыл дверь в спальню и прислонился к ней спиной.

— Добрый день, а мы решили нагрянуть к вам с предложением, — улыбнулся Михаил. — Не помешали?

— Да как сказать, — он пожал плечами, — работаю, но и перерыв сделать нужно, так что... нормально.

— Вот и славно, славно, а это — Валерий Ильич, наш эксперт.

— Вам нужен эксперт? Я думал, вы сами разбираетесь хорошо.

— Никогда не надо пренебрегать помощью профессионалов. Итак... что вы можете нам предложить?

В горле поднялся ком, захотелось сплюнуть прямо на пол.

— Предложить? Я пока работаю над продолжением «Тружеников», надеюсь устроить выставку. Продавать? Я не думал об этом, если честно.

— Настоящие художники, да еще в процессе работы, никогда не думают о таких приземленных вопросах! — выскочил откуда-то сбоку Родион. — А давайте просто посмотрим?

Он нехотя достал несколько работ, которые уже считал законченными. Расставил вдоль стены. Михаил и Валерий встали напротив, наморщили лбы, перешептывались и кивали. Родион подошел к нему.

— Ну чего ты надулся? — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — это же удача!

— А сколько портретов еще планируется? Есть список персонажей? План работы? — спросил Валерий. Голос у него был неприятно высокий, а тон — надменный. Отвечать ему не хотелось, и опять влез Родион:

— Точного числа нет. Да и зачем себя ограничивать? Вокруг нас столько разных тружеников!

Он, подтверждая слова Родиона, кивнул.

— Вот как... — Валерий снова посмотрел на картины, — тогда мы можем договориться так: мы вам заказываем ряд портретов, штук пять-шесть к вон этим, — он указал на стоящие рядом картины. На первой парень в оранжевой куртке, сидящий на краю тротуара, пил из горлышка бутылки пиво, на другой — девушка на высоченных каблуках и в очень короткой юбке катила перед собой коляску, не переставая говорить по мобильному. — Мы скажем, кого вы должны нарисовать, — добавил Валерий, — и за все семь работ мы можем предложить вам... — и назвал сумму. Аванс перечислим на карту. Десять процентов или пятнадцать, Михаил Юрьевич? Если карты у вас нет, то откроем счет на предъявителя в нашем банке, потом можно будет использовать и счет и нашу карту с льготными, очень выгодными для вас условиями. Родин все подготовит, так?

Родион кивнул и присвистнул, посмотрел на него, все еще подпирающего задом дверь. А он не знал, что сказать. Сумма была какая-то невозможная, слишком большая для осознания, даже десять процентов от нее.

Валерий по-своему истолковал его молчание.

— А еще, мы сами устроим и проспонсируем вашу выставку, всю рекламную компанию, весь маркетинг, пи-ар, все возьмем на себя. По рукам?

— Мне надо подумать, — все, что он смог из себя выжать.

— До вечера, — вступил в разговор Михаил, — больше ждать не можем. В семь... да, в семь вам позвонят.

Они простились и тут же ушли. Весь разговор занял минут двадцать, не больше.

— Думать? Ты обалдел? — вскипел Родион, — ты чего? Ты что, не понял, что тебе предложили? — посмотрел на него и уже спокойнее сказал: — Точно, ты не понял. Давай-ка я тебе повторю еще раз и по слогам, — он хлопнул его по плечу. — Нет, ты слышал? Кого хочешь такое предложение ошарашит. Я сам чуть не упал. Это же какие деньги!!!

— На что мне столько? — он наконец-то отклеился от стены и прошелся по комнате. — Лучше вон, нищим бы раздали.