Комедии

Возвращаются А н д р е й С т е п а н о в и ч, Н и к о л а й, В а л я и П о л я.

П о л я. Андрей Степанович, смотрите, когда узнают, вас всем домом бить будут.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Обязательно. Думаешь, им легко? Может быть, целую неделю придется жить по-человечески. Коля, ты женись, пока они не опомнились.

Расходятся по своим квартирам.

Из дома выходит С е м е н С е м е н о в и ч, смотрит по окнам; в одном из них появляется О л я. Семен Семенович говорит в окно своей комнаты.

С е м е н С е м е н о в и ч. Марья, она в окно смотрит. Давай сюда этого бесенка. Петрушку представлять приходится. (Берет через окно запеленатого ребенка, оглядывается на Олю, говорит сладким голосом.) Иди, милая, иди к дедушке. (Указывает на Олю.) Вот тетя. Скажи: «Здравствуйте, с детским приветом». (Спотыкается. Тихо.) Из-за тебя еще ногу сломаешь! Вон тетя любуется, как мы хорошо гуляем…

Оля скрывается.

(Семен Семенович садится на ступеньку.) Ушла. Вот мы с тобой тетку и обманули. На меня глядишь… Дедушка, да… Не понимаешь? Ничего не понимаешь? Завидую… Ты не спи, когда я с тобой разговариваю. (Всматривается.) И ресницы… и брови, как у человека. Я как-то в тебя не всматривался… До чего же все в тебе маленькое… Погоди, не развертывайся… Вот мизинец за прошивку зацепился… (Поправляет. Поет.) «В няньки я тебе взяла…». (Испуганно оглядывается по сторонам: не слыхал ли кто? Кашляет.)

М а р ь я (в окно). Давайте, ей спать пора.

С е м е н С е м е н о в и ч. Я девочку сам отнесу. (Уходит в дом.)

На другом крыльце появляется П а в е л И в а н о в и ч, говорит в окно с С е р г е е м С е р г е е в и ч е м.

П а в е л И в а н о в и ч. Сергей Сергеевич! Как только она к окну подойдет, выходите мириться. И еще: она малограмотной прикидывается. Надо бы о вашей стороны отзывчивость показать, ну, помочь, позаниматься.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Хорошо. Но я ее в лицо не помню.

П а в е л И в а н о в и ч (в окно Семена Семеновича). Семен Семенович!

С е м е н С е м е н о в и ч. Знаю. Слыхал.

П а в е л И в а н о в и ч уходит в дом.

В окне верхнего этажа — О л я. Она поставила на подоконник металлический чайник и чистит его. С е м е н С е м е н о в и ч, потом С е р г е й С е р г е е в и ч выходят на дома.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Не думайте, что я вышел демонстрировать перед этой журналисткой наше примирение. Это низко. Я это сейчас же почувствовал.

С е м е н С е м е н о в и ч. «Низко»… Намекаете на мою прогулку с ребенком? Да, низко… И я это почувствовал, но только когда уж вернулся домой. Черт!.. А сейчас вышел, чтобы вас, вас пристыдить!

С е р г е й С е р г е е в и ч. Виноват, я здесь не для примирения, но и не для ссоры. Работу я вчера кончил. Чертежи и расчет вашего станка можете получить — и на этом наше знакомство прекращается.

О л я скрывается. В окне — П а в е л И в а н о в и ч.

П а в е л И в а н о в и ч. Обождите, она на кухню пошла. Передохните. (Исчезает.)

С е р г е й С е р г е е в и ч (идет к дому, останавливается). Вы рассчитывали получить сколько процентов экономии?

В окне появляется О л я.

С е м е н С е м е н о в и ч. Ну, двенадцать, пятнадцать…

С е р г е й С е р г е е в и ч. А тридцать угодно?

С е р г е й С е р г е е в и ч. Вы, простите, ради бога, для нее говорите?

С е р г е й С е р г е е в и ч. Нет. Совершенно серьезно. Тридцать угодно?

С е м е н С е м е н о в и ч. Как — тридцать? Что вы, Сергей Сергеевич, что вы, дорогой!

П а в е л И в а н о в и ч (в окне). Она опять отошла.

Семен Семенович машет на него рукой.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Не угодно ли взглянуть расчет?

С е м е н С е м е н о в и ч. Дорогой! Бежимте.

Идут к дому.

П а в е л И в а н о в и ч. Тссс…

Сергей Сергеевич и Семен Семенович останавливаются. Павел Иванович свесился из окна.

Мало, мало мирились. Формально, недостаточно!

Сергей Сергеевич и Семен Семенович входят на крыльцо. Семен Семенович посылает Павлу Ивановичу воздушный поцелуй.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Осторожно. Плохая ступенька. Прошу.

Входят в дом.

В ворота входит Е г о р Г а в р и л о в и ч. Стучит в окно Самозванцевых. На крыльцо сейчас же выбегают С а м о з в а н ц е в а и И р а.

С а м о з в а н ц е в а (с оглядкой). Егор Гаврилович, считаю долгом предупредить: здесь поселилась одна особа…

Е г о р Г а в р и л о в и ч (опасливо). Из розыска?

С а м о з в а н ц е в а. Нет, но все-таки журналистка.

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Звоните. (Спешно уходит.)

С а м о з в а н ц е в а. Какая амортизация нервов! Ируля, как только эта особа появится, подойди к произведи на нее выгодное впечатление.

И р а. Мама, я ей вчера нахамила.

С а м о з в а н ц е в а. Тем более, надо загладить. И не медлите с Егором Гавриловичем: пора, пора…

И р а. Мама, он сначала сморкается, а потом вынимает платок.

С а м о з в а н ц е в а. Это еще не худшее: он мог бы вовсе не вынимать платка.

И р а. Мама, он же кладовщик. Это не звучит.

С а м о з в а н ц е в а. Девочка, кладовщик звучит прочнее и дольше тенора.

И р а. Мама…

С а м о з в а н ц е в а. Детка, не утомляй спою маму.

Из дома выходит О л я с ковриком и вешает его на веревку.

Вот она. (Оле.) Не откажите поговорить с моей дочерью, она очень одаренная, но никуда еще не выдвинутая. (Уходит в дом.)

И р а (направляется к Оле). Вы за вчерашнее не сердитесь?

О л я. Нет, не сержусь.

С а м о з в а н ц е в а (в окне). Ируся, побеседуешь и приходи пить какао! (Скрывается.)

И р а. Можно с вами откровенно?

О л я. Конечно.

И р а. Вы моей маме не верьте: у нас не только какао, у нас и чаю никогда не бывает. Смотрите, что я хорошо одета? Иллюзия. Этих клипсиков, обручиков, бус у меня действительно много, а платьица всего два. Клянусь! У мамы даже неврастения на почве бедности. Она зато всегда стремится производить впечатление. Она даже с лорнетом ходила, пока его в очереди не сломали. Мама и мне велит производить впечатление, чтобы за мной ухаживали, чтобы я имела успех… А я не могу долго быть интересной, я скоро устаю. Поэтому мужчины меня мало уважают. Правда-правда! Когда я с кем-нибудь танцую, предположим, танго, мне так и слышится под музыку (напевает): «Ах, он меня совсем, совсем не уважает, да, он меня ничуть не уважает». А ведь я ничего плохого не делаю. Просто они хамы.

О л я. А вообще вы что делаете?

И р а. Я бы хотела что-нибудь делать в искусстве. Там все что-нибудь делают. Конечно, и я могу.

О л я. А вы где-нибудь учились?

И р а. Я английским занимаюсь. С подругой. Я давно занимаюсь.

О л я. Значит, владеете языком?

И р а. С подругой — владею, а вот когда англичане говорят, я не понимаю: у них у всех произношение неправильное. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете? Ну, там, о жизни…

О л я. Я очень хочу вам посоветовать, но я в вашей жизни ничего не поняла. Мне кажется, надо все по-другому.

И р а. Конечно, по-другому. Мама просит выходить за Егора Гавриловича, а мне хочется за работника искусства. Ну пускай не оперный, даже не из кино, просто драматический. Ведь они тоже иногда зарабатывают! Как вы думаете?

С а м о з в а н ц е в а (показывается в окне). Ируля, какао простынет!

И р а. Слышите, опять производит впечатление! (Кричит.) Иду! Вы пока взвесьте, а потом мы обменяемся. (Убегает в дом.)

Входят П о л я и В а л е н т и н.

О л я. Что это значит? Почему они со мной советуются?

В а л я. Видите ли, здесь все друг другу надоели, а вы человек новый…

О л я. Я всего домработница.

П о л я. От этого им с вами и поговорить легче. Вы им советуйте, построже советуйте.

О л я. Нет, что-то не так…

Где-то в доме — радио. В окне — Е в д о к и я П е т р о в н а. Она сейчас же включает свой мощный радиоприемник, стоящий на подоконнике, и отходит. Борьба разных мелодий.

П о л я (стараясь перекричать радио, Оле). Велите ей не безобразничать!

О л я. Разве она послушает?

П о л я (становится за спиной Оли, кричит). Что за хулиганство со звуками? (Указывает появившейся Евдокии Петровне на Олю.)

Евдокия Петровна выключает радио. Радио в другой квартире тоже смолкает.

Е в д о к и я П е т р о в н а. А если я люблю музыку?

О л я. Неправда, вы музыкой, как дубиной, пользуетесь!

Е в д о к и я П е т р о в н а. Я тихо-тихо пустила, а он заорал. Я не виновата: так его на заводе сделали.

Во двор из дома сбегает П а в е л И в а н о в и ч. Постепенно из своих квартир выходят М а р ь я, М и ш а, А н д р е й С т е п а н о в и ч, С а м о з в а н ц е в а, Н и к о л а й. В окне — П р а с к о в ь я И в а н о в н а.

П а в е л И в а н о в и ч. Ольга Васильевна, я только временно управдома заменяю, но и я сколько раз останавливал. Ведь они все радиоаппараты, как бешеных зверей, наперегонки с цепи спускают. Во всем квартале умственную жизнь останавливают. Другой в это время силится книжку читать. Он и так мало что понимает, а тут над ним будто консерваторию для ненормальных открыли. Вчера, верите ли, «Выхожу один я на дорогу» так хором жахнули, что даже взрослые мальчики с волейбола — мальчики! — и те ушли!

Е в д о к и я П е т р о в н а (сбегает во двор и хватает Олю за руку). Вы его лучше о ремонте спросите.

П о л я. Верно. У нас под праздник только двери мажут.

С а м о з в а н ц е в а (хватает Олю за руку и тащит в другой угол двора). А это разве эстетично? Ведра, банки — целая археология!

М а р ь я (хватает Олю за другую руку и бегом увлекает ее к своему крыльцу). Касатка, взойди в помещение: у меня чистота, а у соседей только змеи не водятся!

П о л я. Вы ей руки выдернете!

П а в е л И в а н о в и ч. Виноват, если вас змеи беспокоят, обращайтесь к индусским заклинателям. Я змей заговаривать не умею. И не обязан.

П о л я. А ремонт?

Е в д о к и я П е т р о в н а. А крыша?

П а в е л И в а н о в и ч (отходит, принимает позу оратора и говорит, обращаясь ко всем, но преимущественно к Оле). Да. Надо прямо и безоговорочно признать: здесь мы отстаем. Спасибо за здоровую критику. Но, Ольга Васильевна, учтите нашу натуру. Нам крупного медведя убить проще, чем сотню небольших москитов. Мне к работе загореться надо. От чего я здесь загорюсь? От мусора? Я великих подвигов не касаюсь, но тут и мелкая героика не находит себе места. Абсолютно не масштабно. А ведь и нам интересно что-нибудь совершить. Хотя бы в районном масштабе. Иллюстрирую свою мысль. Предположим, не дай бог, пожар. Раз! Тревога! И летят дружинники на огонь, как на первое свидание! Колокол гвоздит, сирена воет, у прохожих все головы за красной машиной следят! Еще тормозов не давали, а они — на ходу с машины посыпались! Тебе в толпе ноги отдавить не успели, а топорник — вон он — на восьмом этаже, на крыше — раз! раз! — железо рубит! Как архангел Михаил под облаками в огне шурует! Высота! Риск! Событие! А пойди к этому топорнику на дом в непожарное время. Возможно, у него крыша течет. Бросится он ее латать? Не думаю. Ну, выйдет, посмотрит вверх, на двухэтажный домишко. Скажет: «На крышу лезть? Оттуда еще убьешься». Нет, Ольга Васильевна, судите нас не в сумраке быта, а в блеске событий!