Когда луна окрасится в алый

Глава 9. Оковы

Стойка. Шаг. Поворот. Взмах. Рубящий удар. Снова стойка. Продолжить серию ката, чтобы в итоге вернуться на исходную и начать заново.

Кендзюцу[56] помогало Йосинори сбросить напряжение и собраться с мыслями. Он уже столько раз повторял ката, что довел их до идеала, когда тело реагирует само, готовое отразить любой удар противника. Но именно повторение ката сотни, тысячи раз позволяло не следить за тем, какой шаг сделать следующим, а сосредоточиться на потенциальном противнике, и это очищало мысли лучше любой медитации.

Порой Йосинори казалось, что сны – это благословение богов, ведь именно во снах открывалось ему будущее. После пробуждения он размышлял, что принесет ему грядущий день, задумывался, есть ли шанс избежать увиденного и поступить совершенно иначе, но, к сожалению, знал, что пророческие сны зачастую нельзя изменить.

Этим утром Йосинори с трудом встал с кровати, хмурился и недовольно смотрел в окно. Йосинори оставил его открытым, и за ночь комнату выстудил ветер. Птичьи трели звучали горькой насмешкой над тем, что случится в будущем – мрачном, пугающем и неотвратимом.

Иногда он задумывался над тем, какой смысл видеть вещие сны, если практически ничего нельзя изменить. Почти полное отсутствие возможностей изменить будущее порой заставляло Йосинори сомневаться в выбранном пути оммёдзи.

Конечно, в своих снах он видел и хорошее: благоприятное разрешение проблем и радостные впечатления, счастье, свет и надежду. Вот только, увы, чаще в его сны вторгались кошмары, полные пугающих чудовищ.

Хотя нет, это не совсем соответствовало истине. Будущее, что являлось Йосинори во снах, не было абсолютно неизменным. В конце концов, он видел смерть императора, но смог избавить правителя от этой участи. Вся суть заключалась в том, что нельзя избежать изменения будущего без жертв. Спасая одну жизнь, Йосинори всегда готовился к тому, что вместо этого пострадает кто-то другой. В случае императора пострадавшей оказалась его любовница и по совместительству неудавшаяся отравительница-кицунэ Тамамо-но-Маэ, которой пришлось бежать и которая, по заверениям преследующего ее охотника, обратилась в камень, только бы не умереть. Что, впрочем, оказалось одним и тем же в своей сути.

Иногда Йосинори размышлял: было бы всё иначе, если бы мать не отвела его в храм Камо-но-Тадаюки и он не стал оммёдзи? Что бы тогда с ним случилось? Повелевал мелкими ёкаями и жил с матерью? Стал ученым мужем, как отец? Или же просто превратился в обычного работягу, возможно военного.

Такие размышления были глупостью. В конце концов, он один из сильнейших оммёдзи, его убеждения непоколебимы, и он всегда старался помогать людям. Изгонять демонов, зачитывать молитвы, даровать благословение, поклоняться ками – это были его основные обязанности, и он не собирался от них отказываться. Даже если порой, когда кошмары грядущего будущего овладевали сознанием, он сомневался в правильности жизненного пути.

Потому и сейчас, предполагая, что лиса ни в чем не виновата, а люди просто чего-то надумали на свой лад, Йосинори прибыл в Сиракаву, надеясь, что сможет мирно решить конфликт. Вот только видения, в которых появлялась кицунэ с глазами цвета ночи и волосами оттенка воронова крыла окровавленной, теряющей остатки своей жизненной силы, но улыбающейся ему, приходили к нему с того самого дня, как староста деревни прибыл с прошением изгнать ведьму.

Встреча с кицунэ была невиданным везением, и Йосинори убедился, что снилась ему именно Генко. А то, что еще и юноша Тетсуя прибыл на место встречи и пролил свет на некоторые моменты, и вовсе оказалось неслыханной удачей. После беседы с каннуси Йосинори предполагал, что над сиракавцами могло нависнуть проклятие, и Тетсуя только подтвердил эти догадки и увиденное во сне мрачное будущее.

Но хуже всего было то, что Йосинори никак не мог понять, нужно ли попытаться что-то изменить, дабы избежать исхода, при котором лиса погибает.

– С каких пор оммёдзи стали столь искусными воинами? – раздался неожиданно голос той самой кицунэ, которой Йосинори посвятил свои мысли этим утром.

Полученная многолетними практиками выдержка не позволила сбиться с шага и нарушить последовательность движений. Только завершив все ката, Йосинори остановился и посмотрел на Генко. Она сидела на крыше хондэна и с любопытством рассматривала Йосинори.

– Мы с учителем решили, что можно не только изгонять злых духов, но и сражаться. Так что обучаются оммёдзи искусству боя относительно недавно. Если не считать клан Сайто – они всегда владели оружием, – ответил Йосинори. – Ты не особо почтительна, раз сидишь на главном здании святилища своей богини-покровительницы.

– Инари-сама знает, что помыслы мои чисты, а действия отражают суть, а не желание оскорбить богиню. – Генко проворно спрыгнула с крыши.

Она оказалась довольно высокой, ниже Йосинори лишь на голову, а ведь многие мужчины доставали ему только до линии глаз, а порой были и того ниже. Горделивая, ровная осанка и чуть вздернутый подбородок, прямой взгляд и тонкая улыбка – кицунэ отличалась от обычно скромных и послушных женщин и этим неуловимо напоминала Аямэ. Хотя последняя наверняка бы громко и гневно возмутилась столь отвратительному для нее сравнению.

– Тебе передали мое послание? – Генко улыбнулась, внимательно рассматривая Йосинори.

– Да, и я благодарю вас за помощь. – Йосинори бесшумно спрятал катану в ножны под внимательным взглядом Генко и поклонился. – Любые заметки о том, как улучшить талисманы, действительно ценны. Вот только… разве встреча была назначена не на другой день?

– Буквально вчера я имела удовольствие поговорить с одним старым знакомым ками. Он поведал мне любопытную историю, что боги, мелкие боги, начали исчезать. Ты знаешь что-то об этом?

Йосинори коротко кивнул, не давая фрагментам снов пробраться в реальность. Пустые оболочки когда-то могучих существ, иссушенная земля, крики воронов, звон металла, вспышки магии и кровь. Обрывки, а не полноценные видения, но пугающие и настораживающие.

Он надеялся, что будущее из этих видений все же удастся изменить.

– Начиная с Нового года исчезли по меньшей мере с десяток богов. Не самые известные: покровитель торговли в одном отдаленном городке, божество садов в другом. Они пропадали точно за день до мацури, которые в итоге не проводились. Словно люди забывали о празднике в последний момент.

– В дни своей силы, – пробормотала Генко тихо, но оммёдзи ее услышал.

– Что это значит?

– Когда люди проводят мацури, вера в богов особенно сильна. Потому и сами боги в эти дни куда могущественнее, чем в любые другие.

– И в то же время более уязвимы, – неожиданно раздалось откуда-то со стороны.

Генко и Йосинори одновременно повернулись. Каннуси стоял у одной из каменных лис, практически слившись с ней, что и не позволило сразу увидеть старика.

– Джуничи-кун, а ты стал куда лучше подавлять свою ауру! – не смогла не похвалить Генко, тепло улыбнувшись.

– Джуничи-кун?.. – удивленно повторил Йосинори.

– Не обращайте внимания, – отмахнулся каннуси, будто ничего необычного не произошло, хотя сам Йосинори так не считал. Генко выглядела лет на восемнадцать, тогда как Оота – на все восемьдесят, а потому столь фамильярное общение казалось по меньшей мере странным. – Лучше выпьем чаю и поговорим, что скажете? Мои мико не болтают, но кто знает, кого почитают птицы?

Генко усмехнулась и подняла взгляд на рассевшихся на крышах соек, которые негромко переговаривались между собой и беспрестанно вращали головами. Рычание – низкое, предупреждающее и совершенно неожиданное – сорвалось с губ Генко, когда она совсем немного обнажила зубы. Птицы тут же взмыли в воздух, подняв шум, и быстро скрылись из виду.

– Думаю, больше они нас слушать не будут, но все равно пойдем в дом, Джуничи-кун, я бы не отказалась от чая. Лисы шепнули, что тебе доставили гоисича, хочу попробовать, – спокойно произнесла Генко.

– Вы приготовите? – почтительно спросил Оота.

– Совершенно неразумный вопрос.

Генко уверенно, словно не каннуси, а она была главой храма, направилась в сторону дома Ооты. Одна из мико, увидев Генко, едва заметно улыбнулась, поклонилась и поспешила скрыться с глаз, вероятно, чтобы подготовить чайный набор. Йосинори обдумывал увиденное. Вероятно, Генко в храме знали и уважали все служители Инари.

– Оота-сан, вы упоминали, что родились не в деревне, верно? – спросил Йосинори, когда догнал медленно идущего каннуси.

– Все правильно, – кивнул Оота и с интересом посмотрел на оммёдзи.

– Мико тоже никак не связаны с Сиракавой?

– А ты быстро уловил суть. – В голосе Генко слышалась улыбка.

– Вы уже поняли?

– В тот вечер, когда мы узнали, что на мальчишке проклятие, – кивнула она и поднялась по ступенькам на энгаву. – Люди злопамятны, любят хранить свои обиды, будто самое большое сокровище. Потому я никогда и не обращала внимания на то, что их ненависть ко мне копится и хранится слишком уж долго. Но увиденное тобой в Тетсуе помогло мне понять, что все не так просто, как кажется на первый взгляд. Пожалуй, я задолжала тебе благодарность.

– Не стоит, – отмахнулся Йосинори. Он накрепко запомнил уроки Нобуо-сенсея, который повторял, что часто высшие силы возвращают долги так, что это оборачивается не благословением, а проклятием. Да и сам не раз видел, как благодарность ёкаев оборачивается злом: вместо умеренных дождей для хорошего урожая – затопленные поля, вместо живности в лесах – стаи диких зверей, а вместо тепла зимой – сгоревшие дома.

– Лучше не отказывайтесь, – посоветовал Оота, снимая обувь. Генко аккуратно придерживала старика под руки, и это никак не вязалось с обликом гордой и дерзкой кицунэ. – Генко-сама никогда не обманывает.

Йосинори не смог сдержать усмешку. Генко вскинула брови в немом вопросе, а Оота осуждающе покачал головой.

– Я не хотел никого оскорбить, – виновато склонил голову Йосинори, коря себя за порыв.

– От привычек и заученных знаний сложно избавиться, так что не думай об этом. Но от моей благодарности не отмахивайся. Ты можешь попросить что угодно, я не смогу отказать. Благодаря Инари-ками-сама я не могу обманывать и обязана выполнять все свои обещания, – спокойно произнесла Генко и помогла Ооте разместиться за столиком.

Йосинори сел напротив, а кицунэ вернулась к двери, в которую как раз аккуратно стучала та самая мико, которую они встретили по дороге.

– Томоко-чан, как твоя нога? – тихо спросила Генко. Вряд ли бы их услышали, но слух оммёдзи был на порядок острее человеческого.

– Спасибо, Генко-сама, уже лучше. Травы, которые вы передали, помогли, и воспаление прошло, – в голосе мико звучала благодарность.

– Не танцуй в следующий раз в новой обуви, лучше возьми старую. Инари-сама будет больше рада видеть тебя здоровой, а не нарядной. Да и я тоже.

Мико с улыбкой поклонилась, передала Генко принесенный чайный набор и, практически бесшумно закрыв сёдзи, покинула их.

Генко вернулась к столу и с грацией императрицы села между Оотой и Йосинори. Она сама принялась готовить чай, и в доме повисла тишина. Она могла бы стать приятной, если бы не напряжение, что проникло в тела и мысли всех присутствующих. Наслаждение чаем подарило им короткую передышку, которая позволила собраться с мыслями.