Когда луна окрасится в алый

– Я искренне полагал, что ты умнее. – В голосе Озему слышались разочарование и усталость, будто он до последнего верил в благоразумие Генко. Как родитель, чей отпрыск только расстраивает, но и отказаться от него невозможно.

– Тогда ты совсем меня не знаешь.

– О нет, Генко, – протянул Озему, улыбаясь так, что холод пробежал по ее спине. – Я знаю тебя очень хорошо.

Нагината в его руках резко опустилась – и тьма за спиной ками реки распалась на две части, разрезанная оружием. Скрытые под пологом мрака демоны склабились, рычали, извивались и неотрывно смотрели на тех, кого считали своей добычей. Тысячи ёкаев и духов замерли, ожидая приказа, готовые ринуться в бой.

– Озему – мой! – заревел Сусаноо, выдвигаясь вперед, но Озему лишь покосился на старшего ками и небрежно ответил:

– Я буду сражаться только с Генко. Мне есть что с ней обсудить.

С его последним словом тьма хлынула вперед, сметая все на своем пути.

Демоны сносили деревья, устремившись на людей и небожителей. Несколько богов, примкнувших к Озему, улыбались так, словно были не ками, а порождениями Страны мертвых.

Сразу несколько мононоке набросились на Сусаноо. Их огромные скелетообразные тела нависали над богом, проводя атаку за атакой. Им помогали кидзё – из-за высокого роста мононоке атаковали сверху, демоницы же наносили удары снизу, и в итоге Сусаноо оказался в западне, окруженный со всех сторон. Будь он на Небесах, его ярость давно бы превратилась в сметающую все на своем пути бурю, способную разрушать города. Но в мире людей, скованный нерушимыми законами Небес, он мог лишь отражать удары, распространяя вокруг свою ауру, столь тяжелую и подавляющую, что она не давала людям дышать.

Инари с истинно лисьей гибкостью ускользала от окруживших ее дзикининки. Ее тэссэн – боевой веер разрушительной мощи – рассекал врагов, как самый острый клинок. Взгляд богини всегда перемещался на того, кто следующим замертво падал от ее удара.

За спиной ками серебристой вспышкой двигалась от духа к духу Бьякко. Юрэй и онрё пытались подобраться к Инари сзади, но каждый раз натыкались на когти Бьякко. Призраков было меньше, чем тех, кто ранее нападал на Генко, но Бьякко все равно не расслаблялась. Кто знает, не хлынет ли помощь к нападающим?

Остальные боги, кто сам, кто со своими помощниками, отбивались от собственных врагов. Их ауры и ки вспыхивали яркими кострами, когда они боролись с демонами. Они, санмэ-ядзура, онрё, нэкоматы, дзёрогумо, юки-онны, нуэ и даже каппа[84], прежде избегавшие сражений… ёкаев было так много, что они казались единственными живущими в мире существами.

Хуже всех приходилось людям. Сикигами, как их собственные, так и несколько оставленных Йосинори, защищали оммёдзи и каннуси, но под влиянием демонов и богов духи ослабевали. Подпитываемые духовной силой людей, они едва держались. Ки бессмертных слишком сильно подавляла человеческую, и из-за этого сражаться было еще сложнее.

Среди разверзнувшегося хаоса только Генко находилась в одиночестве. Противники огибали ее, как море – скалы, а напротив с легкой улыбкой на лице стоял Озему. Пока вокруг все сражались, он лишь наблюдал. Его спокойный, в какой-то мере даже равнодушный взгляд медленно скользил по побоищу, развернувшемуся в некогда тихом лесу, и только когда темные глаза видели ранение какого-либо бога, в них вспыхивало мрачное ликование.

Крик одного из младших ками на мгновение заставил битву замереть, но она быстро продолжилась. Генко намеревалась направиться на помощь пострадавшему, но дорогу ей преградили предатели. Ками плечом к плечу стояли перед кицунэ с умиротворенными, как у Будды, лицами. И в тот миг, когда она готова была пробиваться с боем, Озему сдвинулся с места.

Каждый его шаг был окутан такой тьмой, что она уничтожала все на расстоянии кэна[85] от места, где ступала нога Озему. Его глаза неотрывно следили за Генко, пока руки вращали нагинату с уверенностью, свойственной мастеру. Кицунэ смотрела на него в ответ, отмечая каждый шаг, который приближал к ней бога, но все равно Озему оказался перед ней слишком быстро.

– Ты и представить себе не можешь, как долго я шел к этому! Как долго длилось мое ожидание крошечного, малейшего шанса, чтобы доказать всем этим заносчивым богам, что они неправы! Как долго я ждал тебя! – едва слышно, практически шепотом, чувственным и страстным, произнес ками.

Генко на мгновение замерла, не ожидавшая такого начала разговора, но тут же поспешила увернуться от резкого выпада нагинатой. Острое лезвие оставило в земле глубокую борозду, но Озему этого словно не заметил. Он быстро развернулся в сторону ускользнувшей Генко, неотрывно глядя на нее жадным взглядом.

– Что значит «ждал меня»?! – вновь уходя из-под удара, спросила она, раздраженно дергая лисьим ухом.

– Я составлял десятки, сотни планов того, как мне добраться до богов, как обрести хотя бы частицу их силы, чтобы противостоять им, а потом появилась ты! Ты, кицунэ, чья Хоси-но-Тама могла поглощать энергию жизни и хранить ее. Я так отчаянно хотел заполучить твою жемчужину, потому что она дала бы мне все: энергию и силу, которая способна свергнуть небожителя, если наполнить ее божественной ки. И ты так удачно влюбилась в человека именно из Сиракавы! Ты даже не представляешь, какая это была удача, будто само провидение вело меня!

Дрожь пробежала по телу Генко, когда она начала осознавать, что все произошедшее с ней когда-то, вероятно, было не просто трагическим стечением обстоятельств, а тщательно проработанным замыслом Озему. Она не хотела в это верить, отказывалась, не желала слушать его и в то же время жаждала узнать, почему все случилось именно так.

– Что ты наделал? Что?!

– Людьми так легко управлять, – послушно ответил он, не прекращая атаковать. – Деревня только строилась, а та крошка мико оказалась столь наивной и уверенной… Я говорю истинную правду, ведь ками всегда наставляли своих служителей, верно? А мужчины? Как легко было убедить их через мико, что парень принесет в деревню беды, если продолжит встречаться с коварной обольстительницей. Соблазн самим повстречать прекрасную кицунэ, желание проявить себя истинными защитниками… опасное сочетание, которое сработало именно так, как я и ожидал. И наконец, твое изгнание! Все происходило, как и должно: тебя обязали жить здесь, в месте, куда изгнали меня; и тебя было столь легко привязать к этой земле.

Нагината полоснула Генко по одному из хвостов – и боль пронзила все ее тело, будто душу терзали демоны в самом сердце Ёми. Генко всегда именно так представляла себе объятия Идзанами-ками-сама, которая готовилась приветствовать ёкая в подземном мире.

Ей с трудом удалось прийти в себя, но Озему не нападал, словно решил соблюдать кодекс чести. Вместо этого он опустил кончик нагинаты в землю, растрескавшуюся и умирающую.

– Твоя ярость и боль были так сильны, что ты даже не поняла, кто связал тебя, кто не давал и шага ступить прочь из этих лесов и гор, – продолжил Озему. – Отвлекать Инари от тебя было сложнее, но тоже выполнимо. А потом я ждал. Это то, что я умел делать – ожидать удачного момента. Ждал, пока ты растратишь все свои силы, чтобы Хоси-но-Тама была пуста и я смог наполнить ее энергией богов! Но все испортил тот они. Он поспешил, привлек ненужное внимание, приехал оммёдзи, и все начало рушиться. Вот только я не намерен сдаваться! Я уже столького достиг! А если бы ты приняла нашу сторону, все сложилось бы намного лучше, жаль, я подумал об этом так поздно… Так что все, что мне нужно, – забрать твою жемчужину, даже если она опять полна благодати Инари! Кто знает, может, так даже лучше?

Генко с трудом увернулась от нагинаты, прыжком назад уходя от взмаха острого лезвия. Это не могло быть правдой. Бог, один из немногих, кому она доверяла с момента изгнания…

– Как вышло, что все сотворенное тобой началось с меня? Почему именно я?

– Из-за твоей близости к людям.

Генко даже не осознавала, что задала свой вопрос вслух, пока Озему ей не ответил.

– К тебе было проще добраться. Твоя сестра всегда стремилась угодить Инари, отстранялась от всего смертного, да и от бессмертных тоже. Но ты! Всегда открытая к общению, всегда жаждущая защищать всех. Как можно не обратить внимания на ту, кто так этого жаждал?

– Я никогда не хотела такого внимания! – прорычала в ответ Генко, поднырнув под клинок и скользнув по земле ближе к Озему. Ее когти тут же впились в его бедро, прорезая кожу и мышцы едва ли не до кости.

Ками заревел, припадая на раненую ногу, но Генко не могла радоваться даже этой маленькой победе. Кровь Озему была ядом. Густая, черная, как смола, она стекала на землю и буквально прожигала все, чего касалась. Рука Генко, которой она ранила бога, горела. Черная кровь была словно живая – те несколько капель, что попали на тело, теперь разрастались, проникали под кожу и там уже впивались в плоть. Рука багровела, наливалась кровью, которая темнела вслед за кровью самого Озему, и благодать не успевала ее уничтожить.

Генко не смогла сдержать крик. Это была настоящая агония, и Генко не представляла, что боль может поглощать все естество настолько сильно. Когда-то она наивно полагала, что ни одна боль не способна сравниться со страданиями, пережитыми от потери возлюбленного. Но сейчас, в этот миг, когда ее словно раздирали на части, она хотела отвесить прошлой себе пощечину. Потому что нынешняя мука совмещала в себе страдания не только плоти, но и души, будто саму суть Генко, все, чем она являлась, уничтожали.

– Скоро все прекратится. – Голос Озему успокаивающей волной пробился к замутненному сознанию, и только столетия опыта и тренировок позволили Генко увернуться от удара.

Она моргнула, заставляя себя хотя бы на мгновение отвлечься от боли, но выходило с трудом. Хотелось рухнуть на землю, свернуться клубком и выть, но она упрямо смотрела на Озему. Выражение его лица на мгновение стало почти восхищенным, но быстро сменилось раздражением.

– Как всегда – одно сплошное упрямство. Моя кровь вскоре доберется до твоего сердца и поглотит его, но прежде мне нужно забрать Хоси-но-Тама. Облегчи собственные муки: дай мне забрать жемчужину – и ты сразу станешь свободна! – В конце голос Озему сорвался, став высоким и напряженным. Вот как. Проклятая кровь могла уничтожить Хоси-но-Тама. Генко не могла позволить этому произойти, нельзя было допустить, чтобы Озему добился своего.

Разум, затуманенный влиянием дурной крови, в итоге нашел решение. Тяжело дыша, Генко бросилась в сторону, сбегая от бога. Кисть почернела, перестала слушаться и висела вдоль тела мертвым грузом, а проклятие проникало дальше, выше, переключившись на предплечье. Кицунэ с трудом видела, куда бежит, ноги подкашивались, и часть пути она едва не ползла, а позади Озему не отставал ни на шаг, пытаясь достать ее нагинатой.

Лезвие меча мелькнуло в лунном свете, и Генко бросилась к нему, выхватывая оружие из остывающих пальцев погибшего оммёдзи – остекленевшие глаза совсем еще мальчишки смотрели на звезды. Сердце заколотилось в груди, но она не позволила себе долго размышлять. Клинок, неожиданно ставший тяжелым, взмыл вверх, а после резко опустился, отсекая пораженную черными язвами руку. Боль на фоне уже испытанной даже не ощущалась, туман в голове и перед глазами стал медленно, нехотя рассеиваться, и Генко хрипло выдохнула. На дрожащих ногах она обернулась к приближающемуся Озему, с досадой отмечая, что нанесенные ему раны почти затянулись и он лишь слегка прихрамывал.