Бог примет всех

Неожиданно дверь открылась, и голос надзирателя вернул ее к действительности.

— Выходи! Что ты копаешься, словно курица!

Катерина быстро вскочила на ноги и чуть ли не бегом устремилась к двери.

***

Она шла по длинному узкому коридору, придерживая подол своего платья. Иногда ей казалось, что этому коридору не будет конца. За ее спиной, тяжело дыша, шел надзиратель. Тюрьма жила своей жизнью: в одной из камер кто-то громко смеялся, в другой наоборот, кто-то громко причитал.

— Стоять! Лицом к стене! — раздалось за спиной Катерины.

Она, молча, выполнила команду надзирателя. Он с шумом распахнул дверь и слегка подтолкнул ее в спину.

— Свидание краткосрочное, тридцать минут.

Она не сразу разглядела человека, который стоял спиной к свету. Мужчина был одет в военную форму, которая как влитая сидела на его спортивной фигуре.

— Катя! Это я, Евгений Варшавский….

— Женя? Как ты сюда попал? Откуда ты узнал о моем аресте?

Варшавский улыбнулся.

— Ты же сама говорила, что тебе нужно в Петроград. Вот стал тебя разыскивать. Узнал, через знакомых, что ты в «Крестах». Как ты здесь?

Она улыбнулась. Однако улыбка у нее получилась какой-то вымученной.

— Что у тебя с лицом? Тебя били?

— Нет. Просто, как может быть свободному человеку в этой каменной клетке. Ты не поверишь, но я не рассчитывала увидеть тебя здесь. Я думала, что меня ведут на допрос…. Как все неожиданно.

Разговор явно не клеился. Радость на лице Евгения Варшавского постепенно исчезла.

— Катя! Завтра я уезжаю на фронт. Я не знаю, что меня там ждет и поэтому я пришел к вам, чтобы предложить вам руку и сердце. Если вы согласны, то нас сегодня же обвенчают в тюремной церкви…. Что вы молчите?

— Не смешите меня, Евгений. Вы православный человек, а я атеистка, поэтому о винце не может быть и слова. Это первое. Во-вторых, вы дворянин, а я — мещанка. Мы разные во всем: в сословии и наконец, во взглядах. Вы за единую и неделимую Россию, за веру царя и отечество, а я за власть, рабочих и крестьян. Поэтому, мы как вода и огонь, каждый может существовать лишь отдельно друг от друга.

Катерина замолчала и посмотрела на посеревшее лицо Евгения.

— Вы не обижайтесь на меня, Евгений…. Да и проблем у вас со мной будет множество. Скоро меня осудят. Нужна ли вам такая жена, как я? Думаю, что вам гвардейскому офицеру наш брак вскоре станет в тяжесть, так что простите меня. Вы молоды, красивы….

Она не договорила. В какой-то миг ей стало жалко этого человека, стоявшего перед ней во всей красе гвардейской офицерской формы. Он что-то хотел ей сказать, но она закрыла его рот своей маленькой изящной ладонью.

— Катенька! Чем я могу помочь тебе? — спросил ее Евгений.

— Вы мне помочь? Да не смешите меня, Варшавский! Впрочем, запомните адрес: Невский, дом 2, второй этаж, квартира номер шесть. Передайте привет от меня Сергею Ивановичу.

— Привет? И все?

— Да, все…. Я вам буду благодарна за это. А сейчас, идите, не стоит здесь задерживаться.

Она повернулась и постучала в дверь, которая моментально открылась.

— Отведите меня в камеру, — обратилась она к надзирателю. — Простите меня, вот сейчас я посмотрела на вас и поняла, что упускаю свое счастье. Если честно, то мне кажется, что я вас любила, но это было в моей прошлой жизни. Прощайте, Евгений….

Дверь закрылась и ее вновь повели по длинному нескончаемому коридору.

***

— Стоять! Лицом к стене!

Тяжелая рука надзирателя легла ей на плечо. Она остановилась и повернулась лицом к стене. Противно заскрипели петли двери.

— Прошу барыня, — произнес надзиратель и слегка подтолкнул девушку в плечо.

Она сделала шаг и остановилась у двери.

— Эй, ты! Чего стоишь, словно неживой человек? Давай, будем знакомиться! — выкрикнул кто-то из темноты. — Что молчишь? Первая ходка? Да, проходи…. Вон ложись, теперь это будет твое место.

Катерина, молча, прошла и села на краешек нар.

— Да, первая. Раньше лишь читала о тюрьме, — тихо ответила девушка. — Я политическая…

Все повторялась. Кто-то громко засмеялся. Она попыталась рассмотреть этого человека, но сумрак в камере не позволил ей этого сделать.

— Это ты вчера устроила драку в камере?

— Да, — ответила она, невольно удивившись тюремному телеграфу.

— Все в порядке, мамзель. Давай, знакомиться, меня зовут Зинаида, а это Нинка. Она тоже, как и ты впервые, за убийство. Хахаля своего ножом пырнула, а он возьми, и помер…

Зинаида громко рассмеялась, чем вызвала у Нинки приступ ярости.

— Я бы и тебя курва порезала. Надоела ты мне.

— Трудно тебе придется, краля, — произнесла Зинаида. — Кость то у тебя тонкая, не рабочая. Боюсь, сломает тебя тюрьма.

Катерина сняла с себя платок и, постелив его на доски, осторожно легла на него.

— А ты за что здесь, Зинаида?

— Воровка я, — ответила женщина. — Вот «обнесла» одного господина и оказалась здесь. Мне не впервой, переживу.

— Выходит, ты тоже хотела стать богатой? — тихо спросила ее Катерина.

— А кто из нас не хочет быть богатой? — переспросила ее Зинаида и громко засмеялась. — Можно подумать, что ты не хочешь этого?

— Представь, себе нет. Богатой, не хочу. Я хочу быть счастливой и счастливой не одна, а вместе со всем рабочим народом.

— Ну, ты и загнула, барышня! Ничего себе, счастливой, вместе с народом. Народу-то много, счастья на всех не хватит. Странная ты какая-то. Ты случайно не заболела?

Где-то в темноте камеры, кто-то фыркнул от смеха.

— Темная ты, Зинаида! Ничего, пройдет время, и ты сама все увидишь.

— Я темная, говоришь, а ты глупая. Что ты знаешь о жизни? Жила, как сыр в масле каталась. Ты хоть знаешь, как дверь на завод открывается, как там люди работают. Вы только и умеете, что мутить народ. А чуть прижмут вас, вы сразу же заграницу уезжаете, прячетесь там. Вот я и своего мужика обнесла, он мне тоже все о счастливой жизни рассказывал, как и ты, говорил, что все это будет скоро. А я не хочу ждать, я сейчас хочу своего счастья… Ты поняла меня или нет?

Катерина легла на нары и закрыла глаза. В камере стало тихо и стало отчетливо слышно, как по коридору двигался охранник, тридцать шагов вперед, поворот и еще тридцать шагов. Ей почему-то стало жалко себя до слез. Ей просто не верилось, что она такая опытная подпольщица так просто оказалась в руках охранки.

«Где же я совершила ошибку? Кто меня выдал: Никифоров, Вавилов? — снова думала она. — Чего я сейчас гадаю, сейчас это уже не так важно, главное я попалась и похоже, вырваться мне отсюда не удастся».

За окном, с хитрым переплетением решетки и металлической сетки, стало темно.

«Ночь, — подумала Розалия. — Интересно, знают ли товарищи о моем провале? Выполнил ли ее просьбу Варшавский? Наверное, догадались и без него…».

Рядом с ней тихо засопела Зинаида, она, похоже, заснула. Нина во сне стала тихо стонать. Катя повернулась на бок.

Раз, два, три… раздавались шаги за металлической дверью камеры. Почему-то она в эту минуту вспомнила своего отца. Отец не скрывал свою любовь к ней, он часто говорил, что любит ее больше других детей. Она была самой способной, самой нетерпеливой, самой проницательной и, даже братья признавали это, что она самая умная среди них. Катерина была на редкость серьезной девушкой, запоем читала все, что попадалось ей в руки. Однако любовные бульварные романы ее не так интересовали, как серьезные книги. На запоем читала Толстого, Тургенева, Чехова. Анна Каренина вызывала у нее лишь снисходительное сожаление, а Лизу Калитину она даже осуждала.

«Шла бы ты, голубушка не в монастырь, а в революцию, там тебе, с твоей принципиальностью, самое место…».

Ее больше увлекали произведения по истории, по социологии. Катя хорошо помнила, как ночами, закрывшись в своей спальне, запоем читала «Капитал» Карла Маркса.

В 1894 году она, окончив гимназию, поступила в Лионский университет на курс медицинских наук. Катерина хорошо помнила свои студенческие годы, как искала применением своим силам. Однажды, знакомый ей студент предложил ей почитать брошюру Владимира Ульянова «Что такое «друзья народа…», которая коренным образом изменила ее жизнь. В какой-то момент она поняла, что все, чем она занималась до этого, ничего не стоит. Она вдруг ощутила себя человеком, которая, не задумываясь, готова была пожертвовать своей жизнью ради революции. Бросив учебу, она вернулась в Россию и вскоре вступила в социал-демократическую организацию, став профессиональной революционеркой. Ее жизнь приобрела совершенно другие ритмы: Германия, Швейцария, адреса, явки, пароли… Ей иногда казалось, что все это не реально, все это какой-то сон и стоит лишь открыть глаза, как все это моментально исчезнет, и она снова станет прежней Катей. Она со страхом отбрасывала от себя эту мысль, потому что уже другой жизни для себя она не представляла.

Прошел год, и Катю впервые арестовали. Она хорошо помнит начальника казанского охранного отделения. Он смотрел тогда на нее и словно ребенок радовался этому успеху.

— Ну, что голубушка, попалась… Ты, наверное, думала, что ты такая умная, а мы дураки? Нет, царь-батюшка, просто так платить жалование не будет. Была бы моя воля, я бы вас всех смутьянов собрал бы в одном месте и утопил…. А, ты не смейся! Вы как клопы мешаете жить полной грудью…. Вот ты мне скажи, что ты добиваешься? Чего ты хочешь? У тебя все есть и родители, и деньги. Чего тебе не хватает? Молчишь, нечего ответить?

Он громко засмеялся ей в лицо. Несколько капель слюны попали ей на лицо, и она сморщила его от отвращения.

— Не нравится? Привыкай…. Будет еще хуже…

Потом она узнала, что ее выдал провокатор, который внедрился в группу рабочих, которым она читала лекции о революционном движении. Именно он сообщил охранке, что именно она собственноручно вышивала красное знамя для первомайской демонстрации.

За дверью камеры стихли шаги. Стало так тихо, что она услышала, как где-то далеко-далеко стучат по рельсам колеса поездов. Она вздохнула и повернулась на другой бок.

***

Третьи сутки шел дождь. Окопы, которые накануне были выкопаны солдатами, были наполовину заполнены водой. В землянках было сыро и не уютно. Немцы вели редкий артиллерийский обстрел, заставляя солдат каждый раз вздрагивать от близкого взрыва и падать лицом в грязь. Откинув в сторону полог, в землянку полковника Некрасова вошел Варшавский.

— Господин полковник! Разрешите обратиться?

Некрасов оторвал свой взгляд от разложенной на столе карты и посмотрел на подпоручика.

— Что у вас?

— Господин полковник, разрешите сделать вылазку к немцам. Они, как и мы, наверняка, попрятались по землянкам. Думаю, что мы легко проникнем в их расположение, и если удастся, захватим их орудия.

— Полковник положил на стол карандаш, который он держал в руке и снова, но уже с интересом посмотрел на подчиненного.

— И как вы хотите проникнуть к ним? — спросил его полковник.

Варшавский подошел к столу и, взяв в руки карандаш, ткнул им в большое зеленое пятно на карте.