Пыль

— Нападение на Советский Союз? — удивился обычно молчаливый Мишка. — Разве допустит это мировой пролетариат? Да и наша страна уже не та. Пущены Уралмаш и Магнитка, работают Горьковский и Московский автомобильные заводы, построены наши блюминги.

Я усмехнулась. Идеалист. Будто в Германии нет ни одного автомобильного завода! Вполне возможно нападение, заключил же Гитлер договор с Англией, у которой были с нами не самые лучшие отношения. Однако Мишке хотелось верить. Хотелось верить в то, что мы непобедимы и что войны не будет.

— Нападут! Не для того Гитлера канцлером поставили, чтобы он с нами в мире жил. Он что, по твоему, даром в «Майн кампф» писал, что хочет мира с Англией и пойдет на восток? — озвучил мои мысли Алекс.

Всё-таки он весьма интересный парень — умный, уверенный в себе и всегда знает, что и когда сказать. Мне нравились его уроки политинформации. Он умел привлечь внимание любого человека. Даже вечно равнодушный Антон, и тот внимательно прислушивался. Слушала его и Вика, хотя они с Алексом по непонятной причине недолюбливали друг друга. А уж Ирка и вовсе записывала каждую его фразу.

— Мишка, ты политически наивен! Потому тебя и не принимали год в пионеры! — заявила Ирка Аметистова, вернув меня с небес на землю.

— Ой, ты, можно подумать, политически грамотная! — усмехнулась Маша. — За Лешей, как попугай, повторяешь про международную жизнь, и все!

— Именно, — кивнул согласно Влад. — Ставлю десять против одного: скоро Аметистова где-нибудь расскажет, что Гитлер в «Майн кампф» призывал к союзу с Англией против нас.

Лена Туманова что-то прошептала Вовки с Витькой, и они прыснули со смеху. Влад закатил глаза, а Маша усмехнулась.

Жестко, но справедливо. Надо бы поговорить с Ирой как-нибудь. Не мог же человек так резко измениться. Сейчас я хотела поговорить с Алексом, чтобы он немного урезонил Аметистову — он, кажется, был одним из немногих, кто мог бы на нее влиять. Но Алексей стоял у парты, уткнувшись в газетный разворот.

Комментарий к Глава 5 Умоляю, отзывы!!!))) Мне крайне важны мнения!!!)))

====== Глава 6 ======

Алексей

Несколько мгновений я стоял как пришибленный, словно меня пронзили током. Я смотрел в газету снова и снова, но не верил своим глазам. Фотография в газете изображала какой-то пятиэтажный особняк в Берлине, возле которого выстроились нацистские штурмовики. Сейчас они явно праздновали победу. Однако на фронтоне этого особняка можно было хорошо заметить герб. Это был тот же самый герб, что был изображен на часах отца.

Может быть, я ошибся, и герб иной? Нет, он самый… Его я ни с чем не спутаю: даже линия через тевтонский щит проведена точно также. Как на часы моего отца попал тот же герб, что и на дворце нацистов? Я почувствовал холод в руках, но понимал: об этом надо молчать.

После политинформации у нас были два урока физкультуры. Не скажу, что это был мой любимый предмет, как у Незнама. Но сейчас зимой мы нарезали на лыжах круги в школьном дворе, и это было действительно приятно. Во всяком случае, быстро зашнуровав ботинки, я сразу поехал на круг и встал на лыжню. Больше всех мучился, как обычно, Вовка Солнцев, для которого шнуровать ботинки было смертной мукой, что, естественно, вызывало дружный смех Антона, Незнама и Женьки.

Проходя мимо спортзала, я чувствовал привычный запах матов, лыжных палок и спортивных мастерок. Наш учитель Юрий Николаевич что-то кричал первоклашкам, которые мучились с канатом. (Говоря по совести, с ним в свое время немало помучился и я). Трудно было поверить, что скоро начнется война, и вместо привычных матов и гимнастического «козла» появятся настоящие окопы в полях, а нам всем придется надевать противогазы. Но я знал, что теперь война практически неизбежна. Даже колючий морозный воздух, обжигающий дыхание, и искрящийся снег казались мне предвестниками скорой войны. Раньше, глядя на снег, я всегда думал об арктических путешествиях и с наслаждением представлял, как вечером почитаю что-нибудь про ледовые блуждания Нансена или Толя. Сейчас я не мог думать ни о чем, кроме скорой войны. Мне казалось почти решенным, что она начнется если не завтра, то самое большее через пару дней. «Наверное, наши уже поднимают армию… — вспомнил я эшелон с красноармейцами в Чаплино. — Бронепоезда к границам выдвигают и самолеты…»

Хотя, стоп! Какие бронепоезда? Я посильнее вдавил руки в лыжные палки, и стал пытаться рассуждать трезво. У их Гитлера еще и армии пока нет — штурмовики одни. Не сунется же он с ними: наши враз расколошматят такое воинство. И, главное, почему на доме в Берлине тот же герб, что и на часах отца… Может, отец боролся с фашистами, и это было дело его жизни? Не годится: фашисты тогда были в Италии, а не в Германии. А может, они с Щебининым боролись с итальянскими фашистами? Опять не сходится: часы не итальянские, а немецкие. Я улыбнулся, глядя как лихо Юлька Янова обогнала Вику Гришкову. Молодец, Юля — дала прикурить этой нахалке. Мне тоже не мешает поднажать…

Неожиданная помощь пришла мне после того, как я вышел в коридор. Второклассники спешили на урок, что-то дружно обсуждая на ходу. Ко мне подошла Настя Майорова и осторожно тронула за плечо:

— Леша, нам надо поговорить, — тихонько сказала она.

— Да, конечно…

Настя всегда была милой исполнительной девочкой, и я всегда был рад пообщаться с ней. Несмотря на галдеж второклашек, мы отошли к подоконнику под лестницей. Удобное месть для разговора, если не считать вида бегущих по лестнице ботинок и туфель.

— Леша… У меня к тебе просьба… Ты не мог бы поговорить с Ирой Аметистовой о Мише? — начала она без предисловия. Что же, тем лучше — всегда уважал простоту.

— А что именно? — спросил я, хотя, наверное, зря: ответ мне и так был известен.

— За что она так к нему придирается? Миша ничего такого не сделал. — Настя внешне могла показаться мягкой, но в ее глазах, когда она просила, мелькало что-то требовательное.

— Просто не доверяет, — пожал я плечами.

— Но ведь Мишка хороший! Ему очень тяжело, что Ира настраивает против него всех.

Я улыбнулся. Наверное, где-то в глубине души я даже позавидовал Мишке. Все-таки здорово, что у него есть такой друг, готовый всегда заступился за него. Интересно, ценит ли Мишка это?

— А почему именно я? — спросил я, сделав дырочку в замерзшем окне.

— Ты один авторитет для Иры, — Настя говорила спокойно, но я знал, что она не отступит.

— Я для Аметистовой? — мои брови подпрыгнули вверх.

— Конечно, она только тебя послушает. Вот как она за тобой о политике повторяет!

— Ну это только о политике… Но попробую! — кивнул я. Мишку правда было немного жалко.

— Вот спасибо, — заулыбалась Настя.

— А у меня к тебе тоже дело! Можно я встречусь с твоим отцом? — не знаю, что на меня нашло, но я вдруг понял, что это мой шанс.

— Почему бы и нет? — мягко сказала Настя, пожав плечами. — Приходи, конечно. Отец тебя, кстати, помнит по той поездке в Крым.

Идя по лестнице на урок математики, я думал о том, как выполнить поручение Насти. Аметистова требовала особого подхода: говорить ей «не подходи к Мишке» — гиблое дело. Ирку надо было чем-то подкупить. Хорошо, что она сидела рядом со мной и Незнамом…

Математика, как я и предполагал, оказалась неинтересной. Нас посадили писать самостоятельную работу. Задача оказалась с хитринкой: улитка ползла по десятиметровой стене, ежедневно поднимаясь на три метра и сползая на два. Значит, в сутки метр. Я сразу нарисовал себе картинку этой стены, по которой поднималась улитка. Я сам едва сдерживал смех, представляя, как та улитка с довольной улыбкой то ползет вверх, то во сне сползает вниз. Так, с семью днями просто, а вот дальше… Улитка по логике должна была заползти на вершину стены. Зачем ей, глупой, сползать с вершины?

— Леша… — прошептала Ирка, повернувшись ко мне. — У тебя что получилось?

— Восемь, — ответил я. Кажется, удача сама шла мне сегодня в руки.

— А почему восемь? — когда Ира что-то не понимала, ее большие глаза становились из зеленых темно-синими.

— А зачем ей сползать на восьмой день? Она уже на вершине, — показал я ей своей рисунок, а сам посмотрел вверх. Над доской были нарисованы веселые грибы, которые складывались в цифры от одного до десяти.

Ирка прыснула.

— Это что, стена?

— Ну да… Стена! Ты имеешь что-то против? — удивился я. Лера, тем временем, выручала бедолагу Иванова с помощью бумажного голубя.

— Это курятник какой-то! — фыркнула Аметистова. — Да и то: все куры убегут. — Конечно, учитывая, насколько красиво она сама рисовала, мне оставалось только вздыхать.

— Ладно… — прошептал я. — Слушай, ты читала Беляева «Властелин мира»?

— Нет… А про что там? — спросила с интересом Ирка. Бедный Незнам, не выдержав, заткнул уши от нашей болтовни.

— Представляешь, там фантастика, но приход Гитлера к власти точно предсказан еще шесть лет назад. Хочешь дам почитать? — подмигнул я.

— Ага… — прошептал Ира. В ее белокурой головке, похоже, уже созрел план, как блеснуть на домашнем чтении.

— Аметистова! Суховский! А ну-ка хватит болтать! — нашу математичку все же достал треп. — К себе каждый смотрим и пишем!

— Может, у них любовь-морковь… — раздался насмешливый голос Вики. Добрая половина класса грохнула.

— Алексей и Ирина: как звучит! — прошептала она довольно громко Солнцеву и Петухову. Ленка тоже звонко засмеялась.

— Я ей устрою… — покраснела Ира. Как раз прозвенел звонок, и мы стали сдавать работы.

— Лучше Гришкову прорабатывай: она куда вреднее, чем Мишка, — сказал я, засовывая учебник в портфель. Незнам как-то чуть обиженно покосился на меня: ему, похоже, было не очень приятно, что я теперь общаюсь не с ним, а с Аметистовой.

Ирка быстро посмотрела на меня, а затем тихо сказала.

— Нельзя. У него не только сестра, но и родители не совсем наши. Мать недавно с работы прогнали за антипартийные взгляды. Да и отцом, — прошептала она, — там, — подняла она тонкий длинный пальчик, — недовольны. Только это секрет, тсс!

Так я впервые узнал, что родители Миши участвовали в какой-то оппозиции. Хотя в какой именно, я понятия не имел.

Ира, как я узнал позднее, оказалась совершенно права. Все началось с Четырнадцатого съезда, делегатом которого был и Александр Васильевич Иванов — высокопоставленный чиновник ВЦСПС. Против Сталина там выступила «Новая оппозиция», которую одно время поддерживала даже бывшая жена Ленина — Крупская. Одним из участников оппозиции был нарком финансов Григорий Сокольников. Он пошел дальше своих товарищей и открыто усомнился в необходимости сохранять пост генерального секретаря, который занимал Сталин. Александр Иванов на съезде поддержал его выступление, что, естественно, наверху не забыли. На Томского, с которым он дружил, стали открыто давить с просьбой избавиться от чересчур строптивого сотрудника.

Выручил Мишкиного отца Сокольников, который тоже не забыл его поддержки. В двадцать восьмом году он по линии своего «Нефтесиндиката» добился назначения Иванова в советское торгпредство в Лондоне. Через год сам Сокольников стал полпредом в Великобритании, и для Ивановых наступили золотые времена. Однако Мишкин отец, по слухам, стал говорить о наших отношениях с Великобританией что-то, отличавшееся от официальной линии. Его отозвали и назначили директором какого-то ленинградского предприятия, имевшего связи за границей. А в прошлом году отозвали и самого Сокольникова, впрочем с хорошим повышением: заместителем наркома иностранных дел. Интересно, что Мишкиного отца он больше в свой аппарат не звал: то ли не поладили в Лондоне, то ли ему надоел такой проблемный сотрудник.