По следам древних культур Хоккайдо

В 1974–1975 годах на неолитическом поселении острова Сучу было найдено 17 фигурок стоящих или идущих медвежат, сделанных из обожженной глины. Радиоуглеродным методом установлено, что они относятся к IV–III тысячелетиям до нашей эры. Несмотря на некоторый лаконизм и скупость художественной изобразительности, эти скульптурки достаточно полно передают образ живых зверей с индивидуальными, присущими только им чертами. Так, фигура одного медвежонка с рельефно вылепленной мордой производит впечатление спокойствия, а у другого морда уныло опущена, во всем внешнем облике чувствуется какая-то обреченность.

Крупный специалист в области искусства народов Сибири и Дальнего Востока ленинградский ученый С. В. Иванов, классифицируя фигурки медведей из этнографических сборов на Амуре, выделял среди них две основные группы. К первой он относил изображения духов-хозяев мест, способствующих успешной охоте и рыболовству, духов-помощников шамана и духов болезней, ко второй — изображения медведей, которые участвуют в медвежьем празднике. При этом С. В. Иванов отмечал: «…в отличие от шаманских изображений медведя и изображений, изготовляемых при болезнях, скульптура, фигурирующая на медвежьем празднике, изображает не духов-медведей, а тех живых медведей, которые являются виновниками торжества». Он также подчеркивал, что «это не типовые канонизированные изображения духов определенной категории, а образы индивидуальных животных, трактуемые в гораздо более свободной манере, чем изображения духов»{36}.

Если в ключе этой классификации рассмотреть имеющиеся неолитические скульптурки, то некоторые из них с полным основанием можно идентифицировать с этнографическими образцами. Выполненные в свободной манере и резко отличающиеся от стилизованных шаманских изображений духов-медведей фигурки из поселений эпохи неолита Нижнего Амура скорее всего изображают медведей в процессе их «выращивания» и подготовки к медвежьему празднику.

Выходит, что традиции медвежьего праздника, его специфика имеют большую древность и восходят к неолитическим племенам Приамурья.

С большим вниманием слушали японские коллеги сообщение об этих замечательных амурских находках. Особенно заинтересовала их интерпретация скульптурой в связи с медвежьим праздником и их датировка.

— Изображения медведей, кстати, находили и на поселениях культуры дзёмон на Хоккайдо, — замечает Харуо Ойи.

— Да, я читал об этом, — соглашаюсь я с репликой японского профессора, — но изображения эти обнаружены на очень поздних стоянках, относящихся к финальному дзёмону.

— К эпидзёмону, — уточняет Харуо Ойи.

Я благодарю за уточнение. Это значит, что в лучшем случае они датируются второй половиной I тысячелетия нашей эры. И если говорить о влияниях, то придется учитывать находки с Амура, которые относятся к гораздо более раннему времени.

Ёнэмура Киоэ показывает нам две великолепные медвежьи скульптурки из кости. Они найдены на стоянке Моёро. На одной из фигурок отчетливо видны тонкие нарезки, по-видимому символизирующие ремни подготовленного к празднику медведя. Должно быть, это тоже изображение виновника торжества, а не духа. Директор музея в Абасири добавляет, что находки скульптурных изображений медведей на стоянках охотской культуры достаточно многочисленны.

К изображениям медведей охотской культуры мы еще вернемся. Сейчас же хотелось отметить, что находки скульптурных костяных фигурок медведей и сивучей, а также резных украшений из кости сопровождались на Моёро множеством глиняных сосудов в виде больших кувшинов (камэ) или горшков (цубо) с плоским дном. Сосуды эти орнаментированы шахматными и гребенчатыми оттисками, геометрическими фигурами, защипами, резными линиями, спиральными узорами и концентрическими кругами. Некоторые из элементов такой орнаментики находят аналогии в керамике неолитических памятников Нижнего Амура.

Нам уже приходилось писать об определенном единстве охотской и нижнеамурских культур. Этнически это единство может определяться как древненивхское (древнегилякское). И вполне возможно, что айнские легенды о тоннах — легендарном населении Сахалина, которому приписываются памятники охотской культуры острова, — рассказывают именно о предках гиляков или родственных им племен, которых айны застали на Сахалине при своем переселении на этот остров.

Если все действительно было так, то распространение обычаев проведения медвежьего праздника с Нижнего Амура, где его свидетельства, судя по археологическим материалам, фиксируются уже в неолите, к гилякам Сахалина, а от них к сахалинским айнам и затем к айнам Хоккайдо получает хорошее документальное подтверждение.

На хоккайдских поселениях охотской культуры позднего времени, к которым относится и Моёро, встречаются также вещи явно японского происхождения: железные наконечники копий, кинжалы и, в частности, мечи с так называемой папоротниковидной рукояткой, широко распространенные в Центральной Японии в период Нара (710–784). Можно думать, что японское влияние нс ограничивалось только присутствием этих вещей. И все же существенного значения в формировании и развитии охотской культуры японские культуры не играли. Убедительное доказательство этому — коллекция человеческих черепов из поселения Моёро, экспонируемая в музее Абассири. Ёнэмура Киоэ, давая объяснения, подчеркивал резкое отличие черепов людей охотской культуры от черепов айнов и собственно японцев. Лишь некоторые черепа принадлежали смешанным антропологическим типам. Возможно, среди населения охотской культуры были женщины айнского происхождения.

На специфические антропологические черты людей охотской культуры в свое время указывали и японские исследователи С. Кодама и С. Ито, выделяя их в особую отдельную группу, отличную и от айнов, и от японцев. Таким выводам соответствует и археологический материал.

Рядом со зданием музея в старинном парке размещена воспроизведенная древняя деревня Моёро. Под кронами деревьев располагается более десятка полу-подземных жилищ, раскопанных в 50-х годах и затем реконструированных со свойственной японцам скрупулезностью. Сейчас это своеобразный музей под открытым небом. В жилищах все сохранено так, как было тысячу лет назад: брошенные на пол орудия и инструменты, стоящие вдоль стен горшки, потерянные украшения…

Восстановленные до мельчайших деталей, эти дома охотской культуры, да и весь древний поселок Моёро производят сильное впечатление. Все выглядит настолько достоверно, что кажется: жилища обитаемы, а их хозяева только что вышли и вот-вот вернутся…

С этим ощущением причастности к старине мы покинули Абассири и направились дальше на северо-запад, к Монбетсу. Едем вдоль лагуны Сорома — самой крупной на северном побережье Хоккайдо. Площадь ее акватории более 100 квадратных километров. От моря она отделена рядами песчаных дюн, поросших мелким кустарником и малорослыми дубами. Воды лагуны богаты устрицами, берега — гнездовьями уток и несколькими большими лежбищами тюленей.

Все эти природные богатства издавна привлекали сюда человека. В прибрежных районах лагуны японскими археологами открыто много древних памятников различных эпох: позднего дзёмона, постдзёмона, охотской культуры, культуры сатсумон и айнской. Древние поселения концентрируются главным образом в двух пунктах — Токоро и Сакаэура. Мы осмотрели их.

Особенно крупное поселение располагается в дюнах около Сакаэура, где находятся остатки почти 3 тысяч древних полуподземных жилищ, 60 из них принадлежат охотской культуре, остальные — культурам дзёмон и сатсумон. Поселение называется Сакаэура II. Раскопки его проводит научно-исследовательская лаборатория Токийского университета под руководством археолога Т. Фудзимото. База археологов располагается в специальном здании в поселке Токоротяси недалеко от Сакаэура. Здесь же построен и хорошо оборудован небольшой музей. Чувствуется, что археологи устроились в Токоротяси основательно. Впрочем, ничего удивительного в этом нет: раскопки в Сакаэура ведутся уже много лет и будут продолжаться.

Широкая панорама поселения Сакаэура II раскинулась перед нами, когда мы вслед за Т. Фудзимото поднялись на один из холмов. Десятки древних жилищ вытянулись в две линии, словно это были улицы. Некоторые из жилищ уже раскопаны. Раскопки проводятся безупречно: четко видны срезы культурного слоя с чередованием отдельных прослоек от времени основания поселения и до поры его окончательного запустения.

Дома населения культуры сатсумон отличаются своей почти квадратной в плане формой и небольшим ее очагом без каменной обкладки. Не свидетельствуем ли это о том, что сатсумопцы вели более подвижный образ жизни, чем охотское население?

По образцу угля, взятому на полу жилища № 1 поселения Сакаэура II, радиоуглеродным методом получена дата 1070 ±80 лет назад, или 880 год нашей эры. Выходит, что в районе Сакаэура одновременно жили сатсумонцы и население охотской культуры. Такие случаи сосуществования в одном месте двух культур на Хоккайдо крайне редки. В то же время при раскопках жилищ № 11 и № 12, имеющих соответственно абсолютный возраст 1060 год и 990 год нашей эры и являющихся типично охотскими, в форме глиняных сосудов наблюдается сильное влияние культуры сатсумон. Дальнейшие раскопки дадут много ценных документальных материалов для восстановления истории развития человечества. Между тем Т. Фудзимото сетует: несмотря на то, что важность археологических исследований в Сакаэура очевидна, ограниченность средств сдерживает темпы работ. «Если продолжать и дальше такими же темпами, то и за 500 лет не раскопать эти жилища», — заключает с грустью японский археолог.

После Монбетсу характер природных ландшафтов резко меняется. Исчезают яркие сочные краски окружающих пейзажей, дубовые и тисовые рощи, заросли дикого винограда и зонтичных. Ландшафт становится монотонным. Вдоль морского берега однообразно тянутся низкие песчаные холмы и отмели, заросли бамбуковой травы. Не стало видно полей картофеля и свеклы. Поселки встречаются редко, и архитектура их меняется. Дома выглядят скромнее, они более низкие, приземистые и серые. Население занимается здесь главным образом животноводством и рыбной ловлей.

Как бы в напоминание о том, что мы едем на север, пошел мелкий холодный дождь — первый за всю неделю нашего путешествия по Хоккайдо. Асфальт быстро становится мокрым и скользким. За руль «Тоёты», как более опытный, сменяя Тосихико Кипути, садится Харуо Ойи. Предосторожность не лишняя — по обочинам шоссе то и дело встречаются разбитые, искореженные автомашины, а на окраине Монбетсу их особенно много. Убедительное наглядное предупреждение водителям.

По пути несколько раз останавливаемся для осмотра поселении Сакаэ, Омубиро, Отосибэ, Кавадзири-Кита-Тяси, Эсасп, Мэиасидомари, Томаринаи, Опкороманай, Коэтой. Жилища этих поселений имеют ряд отличительных особенностей. Меняется форма самих полуземлянок, конструкция очагов, характер вещественного материала.