Моя дурацкая гордость

— То, о чем ты спрашиваешь, мало подходит для отчетной статьи.

Беккер прищурила один глаз и что-то записала в блокнот.

— А я не собираюсь отчитываться. Мы с Советником не обговаривали содержание заметок.

Она подмигнула, помахала указательным пальцем у меня перед носом и, напевая, пошла вперед.

***

Ночью я спал мало.

Долго не мог уснуть, размышляя о Беккер с ее писаниной, об эликсире Истины, о потайных этажах, которые мы так и не нашли, и об отметине на шее Бакурина. Вообще, мне было интересно, что за статью опубликует Иванна, и почему Главный Наблюдатель ведет себя как последнее чмо, применяя полузаконные штучки.

Руки чесались навалять Бакурину, хотя я понимал, как это глупо. У меня и поводов особых не было, потому что мы с Елизаровой не встречались, и, начни я раскидываться заявлениями типа «отвали от моей девушки», надо мной поржали бы в первую очередь Псарь с Хьюстоном, а потом уже остальные. Псарь вообще считал Елизарову блажью, а Хьюстон морщился, когда я говорил о сексе с ней.

Я перевернулся на живот и уткнулся в подушку, пытаясь задремать.

Если разобраться по всей совести, Елизарова нравилась мне с первого курса. Ну, то есть примерно с тех пор, как кто-то из однокурсниц мог понравиться. Она нравилась мне внешне, хотя тогда у нее вроде совсем не было сисек. Я точно не помнил, но до определенного момента Елизарова была никакущей, и тем не менее на парах, когда становилось скучно, я пялился на нее.

Когда все стали звать девчонок в Высоты, я тоже пригласил. Я же не лузер. Скорее, наоборот. Ну, начал с каких-то старших, которые громче всех визжали на матчах по крылатлону, потом мутил с однокурсницами, и большинство соглашались если не с первого раза, то со второго.

А потом я начал приглашать Елизарову, потому что у нее появились сиськи, и теперь уже не стыдно было показаться с ней на людях. А она начала меня посылать. Я звал других и сосался с ними в пабе «Двуглавый пегас» и в кафе «Половинки». Меня это не стремало, потому что если тебе уже восемнадцать, а ты еще не полизался с какой-нибудь пташкой у всех на глазах, сложно доказать, что ты не лузер и не малолетка.

Однажды я случайно увидел, как Елизарову засосал какой-то пятикурсник. С устным счетом проблем у меня никогда не было, и я быстро сообразил, что разница у них больше трех лет. Я еще подумал, что этот пятикурсник нашел в Елизаровой, и решил, что просто-напросто из взрослых девок ему никто не дает.

У меня вставал на Елизарову. Хотя не только на нее. Скорее на всех красивых девчонок в лифчиках. Тогда я часто думал о том, как бы добраться до дырки какой-нибудь пташки, для начала хотя бы пальцами, чтобы узнать, как оно вообще, и все они казались мне привлекательными. Особенно после того, как на одной из вечеринок Залесского старший брат Никиты Верейского Антон обозвал нас тормозами и сказал, что трахается с четырнадцати лет.

Я был уверен, что Елизарова посылает меня не по-настоящему. Будь я ей действительно противен, не стала бы со мной разговаривать, а она, наоборот, наскакивала всякий раз, когда находился повод. А я, особенно поначалу, тупел в ноль, стоило заговорить с ней, хотя виду не подавал; потом, конечно, придумывались сотни острот в адрес Елизаровой и десятки дерзких ответов, но все это потом, когда она оказывалась далеко.

На прогулку мы так ни разу и не сходили, зато дважды потрахались.

Я снова перевернулся на спину и зажмурился.

Наверное, стоило пригласить Елизарову куда-нибудь еще тогда, на День Осеннего Круга. Куда угодно. А то получилось так, что я ее отымел и все. Ну или позавчера надо было. Когда-то я реально хотел сходить на свидание с Елизаровой. Наверное, потому что подразумевал под свиданием секс.

Я посмотрел на часы: три ночи. Парни спали.

Страшно подумать, что один-единственный засос на шее Бакурина породил столько шлака в моей башке.

Я видел Елизарову голой, я видел почти голым Бакурина, плюс у меня хорошая фантазия, поэтому я с легкостью вообразил, как они закрылись в каком-нибудь кабинете, и как Елизарова, сидя на парте, раздвигала ноги.

Кулак с силой смял подушку, когда я повернулся на бок.

Меня все бесило. Бесило предположение, что Елизарова спит с Бакуриным. Бесило, что Елизарова красивая. Бесило, что она нравится мне. Бесило, что я не могу уснуть из-за того, что меня все бесит.

Я ревновал.

Эта мысль пришла в голову (бесила) и испортила мне все предстоящее воскресенье. И всю неделю. И я потратил целый день, чтобы избавиться от этой мысли.

Мне не было все равно.

***

Утром я, не выспавшийся и злой, отправился в ванную, включил холодную воду, умылся и уставился на себя в зеркало. Прошедшая ночь меня измотала, ненавижу бессонницу. Я надеялся, что утро вынесет из моей башки все поганые мысли об Елизаровой, но их, кажется, стало еще больше.

Прогноз варил очередную порцию Перевертыш-эликсира, но на приготовление требовался месяц, а значит, еще недели три у меня не будет возможности забраться в женские спальни.

Я попытался сравнить. Проанализировать.

Светку, как и Елизарову, я тоже хотел, но о ней я не думал так часто. Наверное, потому что Светка давала мне охотнее и без уговоров. Нет, ну я, конечно, лапал ее на перерывах, подъебывал намеками, подмигивал на парах (как это обычно делается, чтобы показать, мол, я о тебе помню, и вечером жду в пустой аудитории), но вот чтобы думать о Светке — такого не было. Ну, то есть не было такого, что я иду куда-нибудь с Псарем и ни с того ни с сего вспоминаю о Дубравиной. Хотя, пожалуй, дело в том, что мы учимся на разных факультетах, и Светка не маячит перед глазами, стало быть, думать о ней поводов особых нет.

Елизарова же мельтешила вокруг постоянно. Мало того, что мы изучали практически одни и те же предметы, так еще и вечером, и во время еды находились в непосредственной близости. Я на нее смотрел и, естественно, думал.

Как оказалось, удовлетворения от траха с Елизаровой хватало ненадолго. Уже на следующий день хотелось еще, а воспоминания о вчерашнем рождали новые мысли, и эта муть казалась бесконечной.

Я набрал в рот воды, прополоскал и выплюнул.

Я не мог избавиться от паршивого чувства, что мне нравится смотреть на Елизарову, на то, как она ложится на парту, растягивается на ней, и длинные волосы свисают с края. Она могла бы лежать так передо мной и с голыми сиськами.

Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

Меня грызло желание собрать всю команду и объявить, что нам нужен новый нападающий.

Охуенный анализ, Эмиссар.

Стук в дверь заставил меня очнуться.

— Эй, Эмиссар, ты там утопиться решил? Хватит дрочить, выходи давай.

Мы с Псарем разошлись в дверях, и я сел на свою кровать. Хотелось повидаться с Елизаровой, непонятно, правда, зачем. Да просто полапать ее для начала или подоводить.

Хьюстон всхрапнул, и я решил, что у меня есть еще время.

Вчера вечером, вернувшись в усадьбу после тренировки, я встретился со Светкой, и мы схлопотали наказание за «несоблюдение приказа номер один». Необходимость выяснить, как Главный Наблюдатель ловит нас, не совершая лишних телодвижений, становилась все явственнее, и мы с парнями решили заняться этим с утра пораньше. Но пока Прогноз проснется, наступит обед.

Я оделся, сказал Псарю, что скоро буду, и поперся в общую комнату. Спустя минут пятнадцать бесцельного шатания между креслами я наконец-то дождался, пока девчонки проснутся.

— Эй, Челси, Елизарова спит еще? — быстро спросил я, завидев на лестнице Чумакову.

— Не знаю, — пожала плечами та и начала красить губы, бухнувшись на диван.

— В смысле, не знаешь? Вы живете вместе.

— Ну и что? Ева не здесь ночевала, поэтому я не знаю, что непонятного? — она закатила глаза и посмотрела на меня как на отсталого.

Я вида не подал, пожал плечами и уселся в кресло. Потом встал и вышел из общаги, достал из кармана Поводырь, который весьма кстати прихватил из комнаты, и начал искать.

Елизарова нашлась около деканата.

— Елизарова. — Я добрался до нужного этажа быстро, миновав потайной ход.

— И тебе привет, Исаев. С тобой все в порядке? — Она выглядела уставшей. — Ты искал меня или просто?.. — Елизарова была в школьной форме, и на плече ее болталась сумка. — Исаев?

— Просто шел мимо, зачем мне тебя искать, мы и так постоянно видимся. Чумакова сказала, что ты где-то шлялась ночью, — грубо рубанул я, скрестив руки на груди.

Елизарова усмехнулась, зевнула и передернула плечами.

— И сейчас я очень хочу спать.

— Ну пойдем, поспим. — Я достал сигареты, заглянул в пачку и вернул их обратно в карман.

— Вряд ли, — коротко отбрехалась Елизарова и шагнула в сторону, чтобы обойти меня.

Дверь деканата открылась, и на пороге показался Меркулов.

— Все, Елизарова, свободна, — небрежно бросил он. — К завтрашнему дню напишешь отчет для Разумовской.

— Не указывай мне, — скривилась Елизарова. — Свой отчет напишешь сам.

— Следи за выражениями, Елизарова, — прошипел Меркулов, проходя мимо нее и заглядывая в вырез блузки. — А сиськи что надо. Даже жаль, что мы не воспользовались моментом. Елизарова. — И он пошел прочь.

Я выхватил палочку.

— Стоять, мразь. Стоять, я сказал.

— О, Исаев, я тебя не видел, — лениво протянул он, обернувшись. — Занял очередь с утра, чтобы вставить Елизаровой к вечеру?

Я бы размазал его, не будь рядом Елизаровой. Она схватила меня за руку, но я вырвался и запустил в козла заклятием, от которого гнойники должны вырасти на яйцах (наша с Псарем формула), после чего Елизарова психанула, и мы переругивались всю дорогу до общаги.

— Исаев. — Мы стояли у статуи Дворецкого Рубербосха, и Елизарова на одном дыхании выпалила: — Не будь ты таким треплом, у Меркулова не было бы дополнительного повода прохаживаться на этот счет, так что успокойся и не трать силы. И время. Сам виноват. А сейчас я иду спать.

— В мою кровать, — громко сказал я.

Елизарова с жалостью посмотрела на меня, заржала и быстро назвала пароль.

Я выругался.