Группа дополнительных занятий

– Ты чего, – прошептала Конла с пола, – ревешь, что ли?

Элин втянула носом влагу и сказала: ничего подобного.

– Брось, – сказала Конла и завозилась, села. Элин глянула искоса, из глаз тут же покатилось, и она предпочла смотреть над собою. – На кой он тебе сдался? Щекотун большой? Ну так найдешь себе еще больше, и не такого урода.

– Йоаннес вполне благообразен, – сказала Элин.

– И скотина при этом. Вышла б за него – всю бы жизнь это терпела. Если он еще не обженился, а уже думает, что ты ему в ножки должна бросаться и молчать...

– Вы много услышали.

– Подслушивали, – сказала Конла. Встала на колени, положила голову на одеяло. – Любопытно же. Он на этого нашего похож сильно. Благодетеля. Тоже облагодетельствовал, а потом... ну, ты знаешь. Тебе это надо? Чтоб тебя считали некрасивой и еще обязанной.

– Каковой же ему меня считать, если я некрасива?

Конла подняла голову, оглядела ее, как в первый раз. Подалась вперед, без предупреждения задрала рубашку, вдохнула воздух с живота.

– Ты хорошо пахнешь. Тебя ни с кем не спутаешь и ты знаешь много всяких штук, – сказала она уверенно.

– Боюсь, это не замена красоте.

– Что толку, если человек на морду приятный, а воняет и ведет себя, как засранец? С кем угодно можно жить, а с вонючкой или сволотой – нет. Это не скроешь.

– Специально для этой цели придумали духи, – сказала Элин.

Конла фыркнула и сползла на пол. Элин прикрыла глаза ладонью. Ощупала щеку. На ощупь она была такая же, как здоровая.

– Меня теперь никто не будет любить, – сказала она тихо. – Йоаннес любит. Конечно, своеобразно...

– И чего стоит его любовь? – спросила Конла с пола рассеянно, словно было ей не до того. Элин приподнялась на локте. Конла лежала на животе, болтала в воздухе ногами и разглядывала карту торговых путей. – Все говно получается от любви. Профессора тоже из-за любви прирезали, я так думаю.

Элин повернулась на бок, лицом к стене. Подтянула колени к животу.

Прошептала:

– Никто не будет меня любить, и я всегда буду одна.

– Что за чушь? Найдешь себе еще кого-нибудь. Не такого барана.

Не о нем мои печали, подумала Элин и потерла руку. Правую, за которую обыкновенно брала ее тетя, ведя к постели, и на которой оставалось масло. Элин потрогала и левую руку, и она была не такой мягкой.

Элин прерывисто выдохнула, прижалась к подушке виском, чтобы не бежало в ухо.

Конла долго сидела тихо, потом прошла на цыпочках и погасила лампу.

– Он в университете.

– То есть, он опять не придет?

– Отчего же. Возможно, он все-таки успеет к нам. Если побежит бегом.

– Лучше б не успел. Мы б сразу пошли.

– А сдавать ты потом как будешь, умник?

Элин сложила маятник в карман. У профессора Моленара еще одно занятие, чтобы явиться прямо к ним в руки. Перчатка лежала у Элин в ранце.

Будет забавно, если он в самом деле убил профессора Коппенса из-за любви. В книжках про скучающего графа большинство преступлений – из жадности и любви.

Они стояли у мужских туалетных комнат, потому что пошли проводить до них Нейла с Кенаном, и они там застряли. Как бы не засосало, беспокоилась Резель. Ферик тут же вспомнил, что есть такое шуточное заклятье – чтоб засасывало. У них в деревне его наложили на колодец, и всякий, кто к нему подходил, рисковал искупаться.

– Однако, шутки там у вас, – сказала Орифия. – Так ведь можно и шею свернуть.

Ферик сказал, что все равно смешно.

Еще одно занятие – и они все узнают. Элин притопывала ногой в такт беспокойным мыслям. Еще немного – и все будет ясно. И тогда... при лучшем раскладе – все будет кончено. При худшем – тот тип, который за нею ходил, очевидно, с желанием припугнуть, перейдет к смертоубийству в виде мести. Нужно будет спросить у профессора Моленара и про него.

В самом худшем случае – это кредитор, которому супруг тетушки, гореть ему в огнях серного озера, проиграл в кости, чего не имел. Куда там убийцам и расчленителям, долги – вот где страх.

– Если надо, я сделаю тебе личину, – сказала Резель. Она выглядела вполне бодрой, только слегка бледной и похудевшей. – Чтобы сбить всех с толку.

– О, я непременно воспользуюсь, если ситуация потребует, – сказала Элин. – Мне его компания совершенно не понравилась.

– Да, говно мужик, – сказала Конла, – зажал-таки папироску.

Нейла история про преследователя заинтересовала больше всех. Он выспрашивал все подробности, утомил Конлу, она на него рявкнула, и Нейл отстал, но для того лишь, чтобы в очередной перерыв переключиться на Элин.

Беспокоится, шепнула Резель ей на ухо перед занятием, когда расселись. Ой, положил на тебя глаз!

Чтобы взять меня в жены и получить герб, подумала Элин. Или для других выгод. Очевидно, сейчас между мужчиной и женщиной ничего не совершается без корыстных мотивов.

– Ты не переживай, – говорила Резель Элин на ухо, когда группа дополнительных занятий обрисовала ей вчерашнее происшествие. – Мальчиков много. Вот хотя бы Нейл, он взрослый, и... ну, на лицо, конечно... зато спокойный.

– Вы так старательно пытаетесь меня ему сосватать.

– Он просто какой-то... неустроенный. Он хозяйственный, знаешь? Помыл у меня все, маме помог, когда она пришла. Мама обрадовалась, что ко мне наконец-то ходят парни.

– Так забирайте его себе, – сказала Элин тогда, – и матушка будет рада.

– У меня пока мало приданого, – сказала Резель, – вот наделаю себе одежды и разного, тогда можно будет и подумать.

Нейл словно бы чувствовал, что говорят о нем, поглядывал на них и двигал массивной челюстью. Хоть уши прикрыл, подумала Элин. Зато спокойный и хозяйственный.

Потом они пересидели занятие у госпожи Деак, и юноши, за исключением Ферика, скрылись в туалетных комнатах, а все остальные остались ждать.

– Нужно будет сразу же сообщить страже, – сказала Орифия, – а то мне не нравятся эти подозрительные личности. Профессор Моленар ведь вам угрожал?

Элин кивнула. Подумала: почему это шли только за ней? С каких пор она единственная ответственная за расследование? И тут же ответила себе: потому что именно она имела глупость разговаривать с профессором Моленаром.

Застучала каблуком чаще.

– Ну что там наши молодые люди, – забеспокоилась Орифия. – Еще минута, и я решу, что их правда засосало.

– Иди проверь, – сказала Конла, взяла Ферика за плечо и чуть не впечатала лицом в облупившуюся дверь.

Ферик отбился, как мог, и взялся за ручку. Дверь отворилась – но без его участия, и оттуда вывалилась юношеская компания, и Кенан с Нейлом в их числе.

– Запор замучил? – посочувствовала Резель искренне.

– Да лучше б запор, – сказал Кенан, посмотрел на Нейла. Тот сказал виновато:

– Я очень давно не играл. И в наше время правила были другие.

– Ну-ка, ну-ка? – потребовала Конла.

– Да пацаны в орлянку резались, – сказал Кенан. – Ну и мы тоже.

– Деньги откуда? – сразу насупилась Конла.

– Не стоит беспокоиться, мефрау, – сказал Нейл, – это я обеспечил фонды.

– Вот и хватило б с тебя, – буркнул Кенан, – зачем сам полез?

– Как мы уже упоминали, мы много лет не видали этой игры, – сказал Нейл. – Когда-то мы не давала спуску ни одной фрейлине!

– О, бабка-то не промах, – сказал Ферик.

– Только рука у тебя не ее, – сказал Кенан. Нейл повесил виноватую голову. Кенан подытожил: – Еле отбили свое.

– В ножички надо было, – сказала Конла.

– Ну, – сказал Кенан, – в следующий раз. Так мы чего, идем?

– Профессора все нет, – сказала Элин, доставая маятник. Проверила. – Да, он все еще в университете. Не думаю, что он будет, скоро конец перерыва.

– Значит, мы пойдем к нему? – спросила Резель.

Отговориться бы, подождать еще денек. Но непонятно, чего ждать, и дождутся ли они, думала Элин, и в связи с новым ее нежеланным провожатым терять времени нельзя. Кто знает, что профессор Моленар ему наказал? Что он выкинет завтра?

Группа дополнительных занятий терпеливо ждала. Молчала и смотрела на нее – словно тихий островок в людском море, бурлящем около мужских уборных.

– Да, мы пойдем к нему, – сказала Элин. – Но нам следует подготовиться.

...Подготовка свелась к тому, что они просидели над домашними заданиями в библиотеке до темноты. Профессор Моленар все еще обретался по месту работы, как и госпожа Сметс.

Или ее бренные останки, подумала Элин, если профессор Моленар добрался до нее. Будем надеяться, что это ему не нужно, а нужен был только профессор Коппенс – что тоже ничего хорошего – и на этом он закончил свои кровавые похождения.

– Университет сейчас пообезлюдел, но нам все равно следует постараться не попадаться на глаза, – сказала Орифия.

– Лучше подкараулить его, когда будет выходить, – сказала Резель. – Тогда мы сможем быть все вместе. Внутрь-то войти сможет только один, да? Проходка одна.

– Правильно, лучше вместе, – сказала Конла. – Если он бешеный, мы ему быстро руки оторвем, числом возьмем.

– Только давайте без отделения конечностей от тела, – попросила Элин. – Иначе нам придется объясняться с представителями закона, почему у подозреваемого рук меньше, чем у каждого из нас, и мы все в его крови, хотя это он должен быть опасным убийцей.

Брат с сестрою с трудом согласились.

– Ни у кого больше нет ценных предложений? – спросила Элин. – Тогда нам следует выдвигаться, я не знаю, какое у него расписание, быть может, он уже закончил, и сейчас, если уж презрел свой долг перед нами, пойдет домой.

Они встали, задвинули стулья. Госпожа библиотекарь сказала:

– Уголовники, а занимаются, сердце радуется смотреть.

Браслет она так и не снимала, и потому была на себя не похожа.

Элин улыбнулась ей, кивнула благодарно и вышла первой. Она тоже уголовница теперь, за нею приходила стража и целый паладинский магистр. Не так она представляла свою студенческую юность.

На улице ей на щеку упало мокрое. Элин тут же втянула голову в плечи и приготовилась прикрываться ранцем от дождя.

– Ребят, снег, – сказала Резель.

Элин распрямилась, подняла голову. Из темноты в фонарный свет влетали мелкие снежинки и таяли, едва коснувшись одежды, рук или земли. Кенан ловил их на язык. Было тихо, голоса вдруг заглохли, словно под одеялом.

Совсем зима, подумала Элин.

Они шли в молчании, не торопясь, хотя нужно было бы поспешить. Элин говорила это себе и тут же забывала. Поглядывала на остальных. Подставила ладонь, и снежинка, подумав, легла ей на кожу. Совсем как мелкий дождь, только ленивый.

На набережной было еще оживленно, а над рекою словно стоял серый пар и поднимался до неба.

– Замерзнет – станем кататься, – сказала Орифия. – У всех есть коньки?

– У нас нету, – сказал Кенан. – Придумали тоже – по льду...

– Это весело, что ты! – сказала Резель. – Если хорошо замерзнет. В том году лед был серый совсем, ломался, я по мостам ходила, страшно.

– Зимы теплеют, – сказал Нейл, – мы помним еще, когда птицы замерзали на лету, теперь же этого не бывает.

– Да ладно, – сказала Конла, – мы видали сами.

– Это, наверно, в лесу, – сказал Ферик, – в городе-то натурально теплее. У нас уже, поди, снег вовсю.

Они взошли на мост. Элин поглядывала на реку и представляла, как они всей компанией будут мериться, кто катается лучше всех. Попыталась вспомнить, были ли ее коньки в одной из коробок, когда она их недавно перебирала. Кажется, нет... что же, нужно немедленно озаботиться. Деньги быстро уйдут на разные нужды, а остаться без коньков совсем не хочется. Тетушка каталась в молодости, она рассказывала, а потом перестала, и Элин бегала на реку с приятельницами и Йоаннесом.