Группа дополнительных занятий

– Вы мыслите на перспективу, что похвально, – сказала Элин, – но я предлагаю собраться. Что мы будем делать?

– А что мы можем, кроме того, что уже наметили? – проговорила Орифия. – Каким-то образом надо его допросить.

– Чует, – сказал Кенан. – Начал от нас бегать.

– Поэтому нужно взять его в месте, где он нас не ожидает, – сказала Элин. – На работе или дома. Лучше, конечно, в университете, на людях, там он, надеюсь, побоится на нас нападать.

– А если его там нет? – спросил Ферик. – Скрывается где-нибудь. Если б я кого-нибудь убил – я б пересидел шум в лесу. Был у нас писарь...

Элин движением иноземного посла, который срывает покров с присланных даров, желая удивить правительницу, выдернула из кармана перчатку. Потом тем же движением вытянула за цепочку кристалл. Вложила его в перчатку, сжала, сказала: сейчас все будет.

– У нас есть проходка, – сказала Конла. – Кстати о навестить на месте. Зря, что ли, наша мастерица старалась?

И верно, подумала Элин, достала кристалл. Дала ему успокоиться, понаблюдала, как он начинает раскачиваться помалу. Прислушалась к себе.

– Да, он где-то в университете... там, как и тут, бывают занятия допоздна.

– Счас, докурим и пойдем, – сказал Кенан и затянулся.

– Я не могу прямо сейчас, – сказала Элин, прижала карман локтем. – Мне нужно домой, кое-что занести.

– К моей старушенции приехала племяшка, – сказал Ферик, – так что у меня свободная ночь. Я спать, а вы как хотите.

– Кто же пойдет к Резели? – спросила Орифия.

– Так она уже, считай, здорова, – сказал Ферик. – Нечего разлеживаться, пусть начинает шебуршать.

– Тем не менее, – сказала Орифия. – Дружеское участие ничто не заменит.

– Мы сходим, – сказала Конла, – отметимся у себя только.

Элин мяла перчатку и думала, что у людей, у которых не все в жизни гладко, и им бы употребить все силы на себя и свое благополучие, отчего-то находится время помочь товарищам в нужде.

Впрочем, думала она, поглядывая на Орифию и сильнее и сильнее прижимая карман локтем, и у обеспеченных всеми благами хватает сердца. У Элин в свое время не хватало.

– Это не твой там оголец? – спросил Кенан, показав окурком.

Элин мысленно сказала в свой адрес несколько нелестных слов, сбежала по ступеням, придержав карманы.

Йоаннес Барт стоял у самой ограды. Уже без цветов. Элин слегка приободрилась, замедлила шаг и подошла.

– Прощаешься с бывшими соучениками? – спросил нежданный – и незваный – визитер.

– Что заставило тебя думать, что я бросаю учебу?

– Мы ведь говорили не далее как сегодня, моя роза, – сказал Йоаннес, потянулся к ней. Элин не подалась вперед, стояла на месте. Йоаннес взял ее под локоть, попытался привлечь к себе, но Элин стояла твердо, и получилось, что он только подергал ее за руку

– Ты говорил, – напомнила Элин.

– Воля супруги должна быть в согласии с волей супруга, – сказал Йоаннес.

Элин оглянусь на крыльцо. Не нашла группу дополнительных занятий, заозиралась. На всякий случай отошла по жухлой траве подальше к заднему забору, обходя засохшие грязевые лужи. Йоаннес следовал за нею, не забывая расписывать, как чудесно им будет жить.

– Давай поиграем в игру, мой милый, – сказала Элин. Протянула ладонь. – Дай же мне свою руку, я покажу.

Йоаннес помялся, потом улыбнулся и протянул руку. Сказал:

– Я тоже задумал разные игры для нас. Но, конечно, не здесь.

– В эту можно играть где угодно, – сказала Элин, натянула ему на руку перчатку профессора Моленара. Взяла кисть в ладони, прижала себе к груди. – Слышишь? Сердце бьется. Должен чувствовать даже одетой рукой.

– Я чувствую, – сказал Йоаннес.

– А теперь говори, пожалуйста, все, что идет на ум.

– Мне идет на ум сегодняшний вечер, – сказал Йоаннес Барт. – Как я приведу тебя к родным, как они радушно тебя встретят...

– Конечно, радушно, ведь это они придумали внезапную свадьбу.

– Я так и знал, что ты все раскусишь, любовь моя, – сказал Йоаннес и попытался сместить руку на ее бюст. – Но разве же это не благолепно? Они так за тебя болеют, хотят дать приют, кров, свое расположение... взамен всего ничего – герб и знакомства. Они все спрашивали, с которой Алдеринк у тебя дружба. Ты ведь пригласишь ее к нам? Конечно, пригласишь... пусть увидит, что мы тебя содержим, не отказались от попавшей в беду сироты, облагодетельствовали. Пусть расскажет всем, и ты уж не молчи, это самое малое, что ты можешь сделать.

– А как же та девица, с которой вы миловались? – спросила Элин спокойно.

– Ну надо же мне с кем-то общаться! – Йоаннес дернулся было, но Элин стиснула его руку и не пустила. – Ты будешь устраивать сцены ревности? Ты сама тут крутишь с кем хочешь. Это должно прекратиться. А Карина... а что тебе до нее? С нею ничего не было стоящего, но будет. А ты не станешь мешать. Ты прошла проверку, понимаешь? – Он распахнул счастливые глаза. – Ты не оставила меня, хотя я изо всех сил тебе намекал, и вел себя, как хотел. Ты меня не бросила, и не бросишь впредь, Карина там или нет. Это не я придумал, я правда хотел, чтобы ты сама порвала со мною, тогда избежали бы пересудов, как так я оставил бедную девочку в нужде. А ты осталась, и я теперь так рад. Матушка сказала, что лучшей супруги у меня не случится, и я понимаю, что так и есть.

И ведь не врет, подумала Элин. Стиснула его кисть сильнее. Рука через перчатку была горячая. Элин спросила:

– Хорошая супруга – это которая терпит все твои выходки? Даже те, что ты устраивал специально, чтобы ее оттолкнуть?

– Да! – обрадовался Йоаннес. – Ты всегда быстро схватываешь. Я буду делать, что хочу, а ты останешься со мною. Матушка все придумала! Я по глупости не видел преимуществ, а потом она открыла мне глаза. И я к тебе привык, не хочу тебя менять.

– Но при этом хочешь делать все, что заблагорассудится, без опасности, что однажды не найдешь меня дома?

– Да, – сказал Йоаннес просто. – Мужчине нужна свобода. А ты... ты понимаешь это. Ты все терпела. И правда, где я найду лучшую жену? Ты моя роза, моя единственная...

Не врет, думала Элин удивленно. Не врет, потому что магия перчатки покалывает кожу, а у Йоаннеса не хватит мозгов, чтобы избежать заклятия. Роза. Единственная.

– Ты меня любишь?

– Люблю, – сказал Йоаннес. – Хочу, чтобы ты была моей. Как мы заживем! И все будут говорить, что мы поступили благородно, и ты всем будешь это рассказывать. Матушка говорит, что это будет прекрасно смотреться. Присоединим твой герб к нашему... Ты уже уведомила преподавателей, что уходишь?

– Нет, – сказал Элин, – и не собираюсь.

– Это невозможно, – сказал Йоаннес, – ты не можешь больше здесь находиться. Это неприлично, у тебя не должно быть таких знакомств, какие ты составила здесь.

– Ревнуешь? – спросила Элин.

– Это была только мина, – сказал Йоаннес. – Игра, чтобы вывести тебя из себя. Зачем бы мне тебя ревновать? Будем честны: кто на тебя посмотрит?

Элин выпустила его руку. Придержала перчатку, дав пальцам выскользнуть. Йоаннес потер кисть и сказал:

– Ну что ты, расстроилась, моя дорогая? Пойдем же, я, наконец, предъявлю тебя семье.

– Я никуда с тобою не пойду, – сказала Элин негромко. – И если ты отчего-то решил, что наша помолвка действительна, спешу развеять твое заблуждение.

– Что ты такое говоришь...

– Считай себя освобожденным ото всех обязательств в отношении меня, – сказала Элин. – Если тебе когда-нибудь приходило в голову, что они у тебя есть.

– И чем же я был тебе обязан? – спросил Йоаннес, сощурившись. – Ты никогда ничего не просила.

– Я ничего не просила и у них, – Элин махнула рукой назад, вышло в сторону корпуса для практических занятий, – и тем не менее, они как-то поняли, что человеку, когда трудно, надо помочь! Представляешь? О, нет, конечно, это для тебя недоступные материи.

– Я так и знал, что тебе от меня нужно только одно!

– Да ничего мне от тебя не нужно! – возмутилась Элин. – Проверки... проверил? Тебе требуется такая, кто ничего не просит, молчит, знает о твоих гулянках, но никуда не девается?

– Да, – сказал Йоаннес растерянно. – Это и есть хорошая жена. Ты, верно, все еще не понимаешь, моя любимая, я предлагаю быть вместе, теперь – по-честному, насовсем. Ты доказала, что ты можешь быть моей, теперь же успокойся.

Элин сжала кулаки. Йоаннес сделал шаг назад и сказал:

– Да, я признаю, я где-то перегнул, но я правда хотел, чтобы ты оставила меня, а ты почему-то не сделала этого шага. Ты сама виновата, не находишь?

– Дай же мне тебя ненавидеть! – крикнула Элин. На нее обернулись курившие, гулявшие и пинавшие комья грязи. – Просто оборви все сам и дай мне тебя возненавидеть и поносить мысленно и вслух! Не любишь – оставь и дай оставленной думать о тебе так, как ты заслужил! Не смей дергать от себя и к себе, никогда, никогда не поступай так с женщинами! Решил освободиться – порви сам и прими на себя слезы, гнев и ненависть! Что ты за слизняк!

– Ты забываешься, – сказал Йоаннес. – Если ты думаешь, что можешь так говорить со мною...

– Я все могу, – сказала Элин сквозь зубы, – ты меня измучил! Не нужна, не готов любить и почитать, как положено – уходи, будь ублюдком, прими на себя эту ношу!

– Нужна, – сказал Йоаннес. – Но если ты намерена и впредь устраивать подобные сцены, я могу это пересмотреть.

– Ты меня пугаешь?

– Предупреждаю.

– Не рано ли начал? Ты мне никто.

– Не разбрасывайся, – сказал Йоаннес Барт, – такие, как ты, не в позиции быть разборчивыми.

И махнул рукой себе у щеки.

В следующий миг по этой же щеке прилетела пощечина. Кто-то крикнул задорно. Элин тяжело дышала и трясла зудящей рукой.

– Ах ты... – задохнулся Йоаннес и шагнул к ней, отводя руку.

И чуть не полетел на землю, отшатнулся от удара в грудь, и от еще одного – в плечо. Конла шла на него и била кулаком под ключицу – не била даже, а пихала с силой, от которой Йоаннес Барт колыхался, как парус. А Кенан подошел сбоку и взял его за горло.

– Стойте, стойте! – воскликнула Элин. – Не надо.

– А вдруг надо, – сказала Конла, не оборачиваясь.

– Отпустите, – сказала Элин. – Я вас прошу.

Кенан разжал пальцы.

И даже требующей правды нити не понадобилось, подумала Элин. Сам сказал, что на уме. То, что она говорила и себе. И то, что нельзя сказать человеку вслух, потому что даже непроходимый дурак догадался бы, что тут располагается больное место.

Йоаннес Барт тер шею, стриженые брат с сестрою почти закрывали его от Элин.

– Не стоит, – сказала она, положила ладони им на плечи. – Он не стоит возможных неприятностей.

Они молчали, а плечи под куртками были твердые, как булыжники крепостной стены.

– Иди, – сказала Элин. – Передай родителям, что устраивать репутацию благодетелей им придется за чей-то еще счет.

Йоаннес Барт бросил сипло бранное слово и поспешил к воротам.

Элин легко погладила по сиротским курткам и сказала:

– Благодарю. Это было лишнее, но благодарю. Я... пожалуй, откланяюсь. Признаться, мне нехорошо.

– Не лишнее, – сказала Конла.

Элин слабо улыбнулась. Внутри было тихо-тихо, словно в портовом квартале после эпидемии.

– Вы подслушивали, – сказала она устало.