Мучимые ересями

Чизхольм был одной из этих «других земель», по крайней мере до тех пор, пока отец Шарлиен не занял трон. Чизхольмская аристократия крепко ухватилась за рычаги власти, когда «не совсем мятежный» союз из его самых могущественных аристократов вынудил прадеда Шарлиен, Ирвейна II, «милостиво даровать» Хартию Терайаса. По словам Мерлина, условия, налагаемые на Корону в Терайасе, были похожи на условия так называемой «Великой хартии вольностей[7]» на Старой Земле, за исключением того, что они были существенно более ограничивающими в отношении прерогатив Короны.

Ситуация, вероятно, всё ещё не была бы непоправимой, если бы не печальный (по крайней мере, с точки зрения Короны) факт, что её дед, Ирвейн III, был благонамеренным, но слабым монархом. Шарлиен как-то сказала Кайлебу, что её дед мог бы стать действительно превосходным мелким бароном где-нибудь в холмах, но он был настоящим бедствием в качестве правящего короля. Вместо того чтобы вернуть себе утраченные отцом позиции, Ирвейн III искал компромисса, а не конфликта. Его ужасала мысль о том, во что обойдётся открытая война его подданным, и отказывался навязывать её им в защиту королевских прерогатив… и поэтому он увидел, как аристократия ещё больше вторгается во власть короля. К тому времени, как он умер, вельможи низвели его до положения не более чем говорящей головы.

Однако, к сожалению (по крайней мере, с точки зрения крупных магнатов), они не совсем завершили этот процесс к моменту его смерти… а отец Шарлиен, король Сейлис, оказался сделан из более прочного материала. Тот факт, что он дорос до юношеского возраста, наблюдая за унижением собственного отца, продолжающего постепенно терять почву под ногами, вероятно, имел какое-то отношение к этому, но он также знал, что фракционность среди «его» знати грозила расколоть Чизхольм на враждующие фрагменты. Эта гражданская война могла быстро вызвать все те кровопролития и ужасы, которые его отец променял на власть Короны, отчаянно пытаясь их избежать… если бы только он не поставил себе задачу предотвратить её. Что он и сделал, найдя двух мужчин, в чьей поддержке нуждался для выполнения этой, казалось бы, безнадёжной задачи. Марек Сандирс был главным советником и доверенным лицом Сейлиса, но королю так же умело помогал его будущий шурин, герцог Халбрукской Лощины.

Ирвейна III лишили всего, что дворяне считали источником власти, но он сохранил свой статус главы государства… а Корона сохранила право созывать — и распускать — Парламент. Когда старый король умер, и кронпринц Сейлис вступил на престол, закон Королевства потребовал созыва Парламента для утверждения нового монарха и принесения ему клятвы верности.

Конечно, каждый знал, что это всего лишь формальность, но они ошибались. Никто из аристократических хозяев Ирвейна III не понимал, что Сейлис и его друг Марек Сандирс потратили последние десять лет жизни короля Ирвейна, планируя тот день, когда состоится этот созыв. Вместе с несколькими очень тщательно отобранными и завербованными членами Палаты Лордов они направили новый Парламент в направлении, которого никто другой не ожидал, и сделали это так тихо и так умело, что намеченные ими жертвы даже не подозревали о том, что их ожидает.

Этот первый Парламент короля Сейлиса теперь именовался в большинстве чизхольмских историй «Парламентом Любви». По всей видимости, это произошло потому, что все были настолько увлечены их энтузиазмом по поводу харизматичного нового короля, что с радостью согласились на «скромные изменения», о которых он попросил. Главным из этих «скромных изменений», хотя Сейлис и Зелёная Гора старались спрятать его как можно глубже в кустах, было формирование ядра небольшой постоянной армии. Это конкретное предложение было обосновано растущей угрозой со стороны Корисанда, и — согласно тем же официальным историям — Парламент с радостью поддержал такую дальновидную просьбу. На самом деле, члены Палаты Лордов видели в ничтожной санкционированной численности новой «королевской армии» лишь то, что они давали своему юному монарху блестящую новую игрушку, с помощью которой он мог развлекать себя вместо того, чтобы вмешиваться в серьёзные дела управления Королевством.

Однако некоторые игрушки бывают более опасны, чем другие, и, прежде чем вельможи осознали их опасность, король и горстка его доверенных советников создали настоящую королевскую армию, которая была гораздо больше, чем ожидала знать, и подчинялась непосредственно и исключительно Короне. А кроме того, была независима от феодальных поборов, на которые были вынуждены полагаться прежние монархи.

«Им следовало бы назвать его «Парламентом Идиотов»», — едко подумал Кайлеб. — «Не то, чтобы я возражал против того, что они были идиотами, но как, во имя Господа, они могли позволить ему выйти сухим из воды?»

На самом деле, у него было довольно ясное представление о том, как именно это могло произойти. Военные традиции Чизхольма были настолько отсталыми по стандартам великих королевств материка, что всё ещё полагались на феодальных рекрутов в тех редких случаях, когда требовалась армия. Так было всегда, и дворяне Сейлиса настолько привыкли мыслить в терминах тех же самых феодальных рекрутов — которых контролировали они, а не Корона — что им никогда не приходило в голову, что постоянная профессиональная армия может представлять реальную угрозу.

К несчастью для них, они ошиблись. Королевская Чизхольмская Армия, возможно, и не была особенно большой по меркам материковых государств, но всё же она была большой в достаточной мере. И все её солдаты были добровольцами, вышедшими из рядов простолюдинов. Это делало их драконом другого цвета по сравнению с мобилизуемыми крестьянами, которые заполняли ряды традиционных рекрутов. Помимо всего прочего, у них была сплочённость, осознание себя слугами Короны и добровольными членами чего-то гораздо большего, чем когда-либо достигали обычные дворянские рекруты. Более того, у них было очень хорошее представление о том, кто скорее всего будет стёрт в пыль в ходе любой борьбы между конкурирующими фракциями их лучших друзей, что, вероятно, помогало объяснить, почему они были так невосприимчивы к льстивым аристократическим уговорам или угрозам, когда дворянство, наконец, проснулось и поняло, что происходит.

С помощью хитроумной комбинации Сейлиса, настроившей дворянские фракции друг против друга и помешавшей им объединиться против него, в то время как Зелёная Гора ловко управлял финансовыми делами Королевства, а Халбрукская Лощина командовал Армией, король разбил три самые могущественные из этих фракций, одну за другой, в течение шести лет после вступления на трон. Другие фракции, ставшие мудрыми благодаря несчастью своих товарищей, в конце концов объединились против него и попытались перекрыть финансирование Армии используя свой контроль над Парламентом, вместо того чтобы столкнуться с ним в бою. Но пока они смотрели на полевые кампании Халбрукской Лощины, они проглядели довольно тихие, но в конечном счёте более смертоносные действия Зелёной Горы в Здании Парламента. До тех пор, пока традиционно запуганная Палата Общин внезапно не бросила вызов своим законным лордам и хозяевам и не встала на сторону Короны под предводительством Зелёной Горы. Хуже того, союз Сейлиса и Зелёной Горы был тихо заключён с немалой частью мелкого дворянства (которое возмущалось самовозвеличивающей монополией вельмож на власть точно так же, как и Корона), объединившейся с Палатой Общин. Вместо того, чтобы лишить Армию финансирования, Парламент фактически проголосовал за увеличение её численности!

Через десять лет после возложения Короны король Сейлис сделал себя хозяином в своём собственном доме. В ходе этого процесса он создал прецедент союза Короны с Палатой Общин, который поддерживался во время правления Шарлиен. Чизхольмская аристократия была далека от того, чтобы смириться с постоянным сокращением своей власти, но она, по крайней мере, научилась зачаткам благоразумия. Тот факт, что при Сейлисе Чизхольм постепенно становился всё более могущественным и процветающим, вероятно, помог ей проглотить болезненное лекарство, которое он, Зелёная Гора и Халбрукская Лощина впихнули в её коллективное горло. К сожалению, эта власть и процветание также представляли угрозу для планов князя Гектора Корисандийского, что объясняло субсидирование Гектором «пиратов», которым в конечном итоге удалось убить Сейлиса.

Наиболее недовольные из знати Сейлиса публично оплакивали смерть своего короля, одновременно строя тихие планы о том, как разобраться со своей новой королевой-ребёнком, как их собственные прапрадеды разобрались с королевой Исбель. Но если Сейлис был убит, то Зелёная Гора и Халбрукская Лощина всё ещё были живы, а дочь Сейлиса оказалась даже более способной — и, когда это было необходимо, безжалостной — чем он сам… как вскоре обнаружили герцог Трёх Холмов и его союзники.

Не было сомнений, что аристократия сохранила в Чизхольме большую долю политической власти, чем её черисийские коллеги в Теллесберге, но эта власть была резко ограничена. И она была лишь тенью того, чем продолжало наслаждаться дворянство в большинстве других государств Сэйфхолда. Тем не менее атрибуты его господства, бывшего четыре поколения назад, сохранились в украшениях Здания Парламента и процедурах, и Кайлеб постоянно напоминал себе, что чизхольмская традиция королевской власти была моложе — и, вероятно, слабее — чем черисийская.

«С другой стороны, мы создаём всевозможные новые традиции, не так ли?» — подумал Кайлеб. — «И — пока, по крайней мере — Элана и Зелёная Гора держат ситуацию в своих руках. Возможно,» — его губы непроизвольно скривились в улыбке, — «по крайней мере, отчасти потому, что эти люди действительно не хотят видеть, как Шарлиен возвращается домой, чтобы самой разобраться с какой-нибудь… непокорностью!»

Как всегда, мысль о доказанных способностях его жены была глубоко утешительной и… пробила его дрожью одиночества. Для него всё ещё было чудом, что кто-то стал для него настолько глубоко, почти болезненно, жизненно важным за столь короткое время. И не только на прагматическом уровне. На самом деле, если он собирался быть честным с самим собой, уже в основном не на прагматическом уровне, совсем уже нет.

Он оглянулся через плечо туда, где за его спиной ехал Мерлин в мундире новой Имперской Черисийской Гвардии. Воронёные доспехи остались на месте, так же, как и чёрная форменная куртка, но золотой кракен на нагруднике Мерлина теперь плавал по сине-белому щиту дома Тейт в форме воздушного змея. Подразделение личной охраны Шарлиен носило такую же униформу, за исключением того, что на их мундирах вместо кракена красовался думвал Чизхольма.

— Впечатляет, не правда ли? — тихо сказал император, кивнув головой в сторону здания, маячившего перед ними, и Мерлин фыркнул.

— Как и Храм, — столь же спокойно заметил он. — Обёртки не так важны, как их содержимое.

— Это одна из тех мудрых сейджинских поговорок? — с усмешкой спросил Кайлеб.