Граница надежд

С холодной пастью этого подвала Кирилл познакомился восемнадцать лет назад. Тогда он привел нескольких своих друзей на чердак, чтобы там поиграть и посмотреть на город с высоты. Один из мальчуганов толкнул какой-то кирпич в стене, и тот упал. К их величайшему удивлению, в образовавшемся отверстии они нашли совсем новенький пистолет, завернутый в белый платок, и несколько коробок с патронами. Обрадованные находкой, дети с криком спустились по лестнице во главе с Кириллом, который держал пистолет в руке.

Но радость их была кратковременной. Не успели они спуститься, как в дверях их встретил Щерев. Увидев оружие, он разогнал детей и, не обмолвившись ни словом, привел Кирилла в подвал. Кирилл навсегда запомнил, как жестоко дядя избил его. Когда мальчик пришел в себя и попросил пить, дядя направил на него лампу. На губах Кирилла запеклась кровь, вокруг было темно, а в стороне от болезненно режущего глаза луча света двигалась какая-то тень.

— Знаешь ли ты, что это такое? — спросил осипшим голосом дядя, поднеся пистолет к носу мальчика.

— Пистолет.

— А знаешь ли ты, для кого он предназначен?

— Нет.

— Для тебя! — Дядя схватил его за плечи и поставил на ноги. Таким Кирилл никогда не видел дядю. — Когда вырастешь, отомстишь за смерть своей матери и своего отца! — крикнул он.

Скованный ужасом, Кирилл дрожал от охватившей его лихорадки.

— Хочу пить! — попросил он, но дядя, не слушая его, приказал:

— А теперь повторяй за мной!.. «И если я проговорюсь где-нибудь о том, что видел и слышал, то пусть я умру и никто даже не узнает, где моя могила», — говорил Щерев, а Кирилл с остекленевшими от ужаса глазами повторял эти слова. Потом дядя снова оттолкнул его, мальчик опустился на землю, подполз к его ногам, обнял их и прошептал сквозь слезы:

— Дядя, мне страшно!..

С этого все и началось. Подвал превратился в страшное место, где ребенку делались внушения. Неуклонно и методически Щерев воспитывал в нем зверя, чтобы, когда придет время, направить его против своих противников. Из кошмара этой постоянной дрессировки Кирилл запомнил только одно: он обязан отомстить за смерть своих родителей.

«Ты должен стать мстителем, — учил его дядя. — Как меня они не смогли разоблачить до сих пор, так и о тебе никто не должен знать: кто ты, где действуешь и во имя чего. У нас пока нет сил для открытой борьбы, но мы должны нагнать на них ужас, чтобы они дрожали перед нами даже во сне. Тогда и народ заговорит! Тогда он последует за нами...»

...Кирилл удивился, увидев, что руки его не прикованы к железным кольцам на полу и нагайка не гуляет по его спине, как это обычно бывало. Только прожектор стоял почти у самого его лица и слепящий свет до боли резал глаза.

— Ты забыл, почему жив до сих пор? — донесся до него голос дяди.

Кирилл не ответил, только попытался прикрыть глаза рукой.

— Я был уверен, что ты уже почувствовал свою силу.

«Ты сильный! И душа у тебя сильная, и рука. А твои устремления... Всегда, когда ты со мной, я ощущаю, как взлетаю над землей вместе с твоими мыслями, твоими мечтами», — вспомнил он шепот Венеты, и боль в глазах будто стала меньше мучить его, а цементный пол показался теплее и повеяло запахом земли.

— Теперь мне уже не нужно ни бить тебя, ни уговаривать. Приговор будет один: за предательство — смерть, за продолжение нашего дела — жизнь. Выбирай! Я не тороплюсь!

Кирилл жалел теперь, что не дождался вечера в каком-нибудь баре. Там он еще раз подумал бы над тем, как сохранить и укрепить то, что могло сделать его человеком, а не инструментом в руках другого. Он мечтал о свободе. Жаждал любви, дружбы, доверия. Неужели из-за того, что предопределил ему дядя, он до конца жизни будет лишен всего человеческого?

— Где ключ от квартиры полковника Дамянова? — спросил после паузы Щерев.

— В кармане брюк, — после паузы ответил Кирилл.

— А ты уверен, что все еще не проболтался о чем-нибудь той бабе?

— Уверен. — Кирилл вспомнил глаза Венеты, какими они были в то утро, застывшую в них тревогу и свое собственное решение рассказать ей обо всем.

«Другого пути у меня нет. Только она... Разве этого недостаточно, если веришь одному человеку, готов отдать ему все, чтобы превратиться вместе с ним в единое целое? Нужно ли мне что-нибудь еще? Ничего, ничего... — Кирилл поднялся. От удара у него болели грудь, голова, но об этом он даже не думал. — Один пистолет, и дорога для меня будет открыта».

— Сейчас там нет никого. Я тебе его принесу. Но больше не рассчитывай на меня, — сказал он, пытаясь нащупать ручку двери.

— Твоя одежда там, в углу. — Голос дяди заставил его вздрогнуть. — И без глупостей! Я тебя все равно найду, куда бы ты ни пошел.

Кирилл оделся. Тяжело скрипнула в его руках задвижка, и день встретил его ярким светом.

— Жду тебя здесь! — напомнил ему Щерев. Кирилл впился пальцами в перила лестницы, стараясь поскорее выбраться наружу, чтобы оказаться насколько можно дальше от этого зловещего места.

С самого раннего утра несколько солдат стояли перед штабом полка. Они не пошли завтракать, и никто не знал, чего они ждут. Они были возбуждены и нетерпеливы. Дежурный по штабу, краснощекий сержант, остановился на каменной лестнице и с любопытством рассматривал их. Наконец он не выдержал и сказал:

— Здесь нельзя стоять! — Он спустился на ступеньку ниже. — Уже приходят офицеры, и будет неприлично, если они столкнутся с вами. В конце концов, чего вам надо? — прямо спросил он, надеясь выведать у них хоть что-нибудь.

— Не беспокойтесь! Мы не собираемся устраивать бунт, — засмеялся низкорослый, очень смуглый солдатик. — Командира ждем, подполковника Сариева. Родился у меня мальчик, так хочется мне с друзьями отметить это событие.

Солдаты прыснули со смеху. Засмеялся и сержант. Он знал соленые солдатские шуточки и не сердился на солдат. Спустился к ним, поправил пояс у низкорослого солдатика и, посмотрев ему в глаза, проговорил:

— Я тоже пошел бы с вами выпить за здоровье наследника, но командира нет.

— Вчера он ушел с генералом, а сегодня еще не пришел? — спросил один из солдат.

— Больше он сюда никогда не придет, — весело ответил сержант. — Ну а что-нибудь другое вас не интересует?

— Кофе с ромом! — обнажил в улыбке зубы низенький солдатик, а сержант еще шире улыбнулся.

— Тебе его подать сейчас или когда тебя посадят под арест? — спросил он.

Коротышка-солдат вышел вперед. Он хотел что-то ответить сержанту, но тут чей-то голос зарокотал за его спиной:

— Сержант Накев, что тут за ярмарка? — Это был подполковник Симеонов.

— Они ждут командира, товарищ подполковник, а я... — попытался объяснить сержант, но Симеонов прервал его:

— Что такое? Так вот как вы выполняете приказ? Вы спите, сержант Накев, спите!.. Разойтись! — приказал подполковник, но тут заметил среди солдат рядового Бураджиева. Сначала он даже не поверил своим глазам. — А ты здесь откуда?

— Мы сбежали из госпиталя, — ответил солдат.

— Что ты сказал?.. — переспросил Симеонов. — Вы сбежали?

— Это не совсем так, но... Доктор Граменова отпустила нас под свою ответственность.

— Кто? — удивлению Симеонова не было границ.

— Дочь генерала. Разве вы ее не знаете? Она работает врачом в госпитале. Ведь мы здоровы, товарищ подполковник...

— И явились в надежде заработать похвалу?

— О какой похвале может идти речь? — удивился солдат. — Если вас, здорового, запрут там вместе с умирающими, то и вам нелегко придется. Мы пришли прямо к командиру.

Симеонов больше не мог сдерживать свой гнев.

— И вы решили вместе с друзьями устроить демонстрацию? — крикнул он, и сам вздрогнул от своего голоса. — Я командир. Хотите ли вы сказать еще что-нибудь?

Бураджиев недоуменно посмотрел на Симеонова, словно увидел его впервые.

— Мои товарищи пришли вместе со мной. А кто наш командир, мы знаем. Мы его ищем.

— Что, что? Ну-ка повторите! — подошел к нему Симеонов.

— Мы солдаты, товарищ подполковник, но никто не может заставить нас изображать из себя больных.

— Накев, да это же бунт! — развел руками Симеонов, беспомощно оглянувшись на сержанта. Постояв минуту в нерешительности, он снова закричал, и его голос перешел на фальцет: — Арестовать их! Сейчас же, сию же минуту! — В своей ярости Симеонов не заметил подошедшего начальника штаба полка.

Солдаты демонстративно сняли пояса и построились в колонну перед растерявшимся сержантом.

— Идемте, товарищ сержант, — сказал ему Бураджиев. — Лучше быть арестантами, чем лжецами. — И он сделал первый шаг. Остальные нестройно зашагали следом. На площадке перед штабом остались лишь Симеонов и начальник штаба полка.

— Поторопился! — с укором сказал начальник штаба.

— Или я, или он! — посмотрел на него помутневшим взглядом Симеонов и скрылся в мрачном коридоре штаба. Теперь он спешил не упустить удобный момент, пока в полку еще не улеглись страсти. В голове его все еще была какая-то тяжесть после ночной попойки, но он вспомнил о словах Щерева и о своем решении.

«Еще немного, еще совсем немного!» Ободряя самого себя, он поднял телефонную трубку.

— Триста двадцатый, — сказал он телефонисту и стал терпеливо ждать. Из трубки послышалась музыка, потом какое-то нестройное пощелкивание и затем уже голос военного прокурора. — Товарищ полковник, вас беспокоит подполковник Симеонов. Хочу зайти к вам по неотложному делу.

Согласие военного прокурора его окрылило. Он побежал по коридору, отчитал одного из солдат при штабе за то, что тот путается у него в ногах, и, только постучав в дверь комнаты, в которой находился военный прокурор, почувствовал, как колотится его сердце.

«Сейчас или никогда!» — решил Симеонов.

Прокурор был утомлен. Он варил себе кофе в походном электрическом кофейнике и в который уже раз перечитывал показания тех, кого до этого момента успел допросить.

— Что-нибудь новое?.. — спросил он, наливая кофе в пластмассовую чашку.

— Бунт! — одним духом выпалил Симеонов.

— Какой бунт? — удивился полковник. Он находился здесь с рассвета и ни о чем подобном до сих пор не слышал.

— Солдаты сбежали из госпиталя. Необходимо ваше вмешательство. Совершенно ясно, кто их подстрекает.

— Интересно... — покачал головой прокурор и отпил глоток кофе.

— Вы единственный человек, который может предотвратить дальнейшее брожение. Я не имею права молчать. Хочу быть чистым перед своей совестью, перед партией...

Прокурор с интересом его слушал. В его практике давно уже не встречался такой любопытный случай. Он вынул чистые листы бумаги и положил их перед ошеломленным подполковником.

— Благодарю вас за доверие, Симеонов. Опишите все подробно. И не стесняйтесь. В конце концов некоторые вещи начинают проясняться. — Он отошел к умывальнику и наполнил кофейник водой. — А где же солдаты сейчас? — спросил он, вытирая руки.

— Под арестом! У меня не было другого выхода! — поднялся Симеонов, понимая, что прокурор не совсем искренен с ним.

— Правильно, все правильно! — снова усадил его на стул полковник. — Пишите! Опишите все так, как было. Я тотчас же вернусь. — Надев фуражку, он вышел.