Граница надежд

— А как же Огнян? — успела она спросить.

— Он справится сам.

— А ты?

— Со мной все ясно. Иди! — Он отпустил дочь, и она не стала задерживаться. Надела пальто и, стоя в дверях, снова посмотрела на него. Отец стоял в холле, глядя ей вслед...

Уже третьи сутки в штабе шла работа по подготовке к предстоящему учению. В последнюю ночь перед учением, когда все уже было готово, полковник Дамянов решил пойти к себе домой и отдохнуть.

Плохая погода его не смутила. Он подумал только о солдатах, на плечи которых ляжет основная тяжесть.

«Максимальное приближение к боевой обстановке, — улыбнулся он. — Да разве Огнян больше всех не боролся за такую постановку вопроса? Но несет ли она в себе неизбежный риск подлинных боевых действий? Можно ли добиться победы без риска?.. Нет!» Несмотря на прохладную погоду, Павел ощутил, как по спине стекают струйки пота. Он открыл входную дверь и пошел прямо на кухню. Повернул кран и плеснул в лицо ледяной водой. В спальне горела ночная лампа Венеты.

— Уже час ночи, — сказал Павел, но книга в руках Венеты не шелохнулась. Он начал раздеваться и тут услышал ее голос:

— Твоя пижама в другой комнате.

Павел разделся, погасил лампу и нырнул в постель к жене.

— Блаженная теплота, — вздохнул он и обнял ее. Венета зябко поежилась, прижала руки к груди. — Согрей меня! Я похож на глыбу льда, — прошептал Павел. — Это от погоды! — через силу ответила Венета.

— Обними меня!

— Уже поздно.

— До утра еще столько времени. Нам уже хватает немного сна, — провел он рукой по ее открытой шее, по плечам.

— Не будь ребенком, — повернулась к нему спиной Венета. Она вспомнила, с каким трепетом ждала Кирилла и мечтала о том, как проведет с ним ночь. Она отдала бы годы своей жизни, лишь бы это состоялось. Хотелось быть независимой, свободной. Она боялась показаться ему старше, чем на самом деле, боялась, как бы он не остался с ней из чувства снисхождения, лишь бы не разрушить их дружбу. Она прождала его всю ночь, но Кирилл не пришел. И днем его нигде не было. Сегодня вечером она решила пойти к нему домой, однако в последний момент испугалась и вернулась домой. Попыталась уснуть, но не спалось. Она была счастлива, что Павла в эту ночь нет. Не хотела, чтобы он видел ее в таком состоянии. Но Павел пришел.

— За что ты на меня сердишься? — попытался ее повернуть лицом к себе муж. — За то, что я не приходил трое суток? Потерпи еще немного. Мы еще надоедим друг другу, — поцеловал он ее, и она не стала сопротивляться, как это делала в последнее время.

— Что с тобой происходит? — спросила после долгого молчания Венета.

— Ничего особенного, — гладил пальцами ее волосы Павел. — Разве только то, что я люблю тебя немного больше, чем двадцать пять лет назад.

— Ты пьян.

— От работы.

— И ты решил разыграть небольшую комедию?

Он не ответил ей, только нежно прижал к себе, и она почувствовала, что он весь горит, что у нее нет сил оттолкнуть его...

Они не знали, сколько времени прошло. Павел подложил руку ей под голову и дышал равномерно, спокойно, как бывало во время летних отпусков, которые они проводили вместе. Тогда они любили друг друга до самозабвения и не замечали, когда наступал вечер. И сейчас Венета почувствовала в нем такой же порыв, но это ее не взволновало. Она допустила его к себе лишь по обязанности и немного из жалости.

«Я опустошена, — лихорадочно думала она. — А он ищет райские цветы в моем саду. Неужели он не видит, что от них остались лишь высохшие корни? Что я могу ему дать? Я никогда не любила его по-настоящему. Когда-то он освободил меня от деспотизма моего отца, и это дало мне счастье, но теперь... Он посягает на мою свободу. Хочет удержать меня возле себя, как нечто такое, что ему необходимо. Он любит, а я не люблю его...»

— И ты начинаешь седеть, — нежно ласкал ее волосы Павел. — И когда совсем поседеешь, все равно будешь прекрасна, все равно будешь моей.

— Давай спать, а? — едва сдерживаясь, чтобы не заплакать, сказала Венета.

— Столько ночей мы вдалеке друг от друга. Поговори со мной! Хочу слышать твой голос, хочу чувствовать, что ты рядом.

— Любил ли ты когда-нибудь другую? — спросила она, и сама испугалась своего вопроса.

— Когда мне исполнилось шестнадцать лет. Она была вдвое старше меня. Я любил ее за прекрасные волосы, за глаза. Я ее любил, а она и по сей день не знает о моих чувствах, — тихо засмеялся Павел.

— А я никого не любила, — прошептала Венета.

— Что ты сказала? — приподнялся на локте Навел.

— То, что ты слышал.

— Ты это серьезно?

— Говорю чистую правду. — Голос ее стал сухим, приглушенным. — Я думала, что мы проживем до конца такими же отчужденными, как до этого вечера, но ты разбил мои иллюзии. Я поняла, что ты действительно меня любишь, а мне нечем тебе ответить.

— Венета, ты меня с ума сведешь своими глупостями! Хватит уже! — полушутя, полусерьезно сказал он.

— И я так решила. Хватит. Ты еще молод, но уже достаточно зрел, чтобы все понять. Не могу тебе больше лгать. Лучше остаться одной, чем...

— Подожди, подожди, уж не поглупела ли ты с возрастом? — начал догадываться о чем-то Павел. — В последнее время я получал какие-то анонимки. До чего все глупо! Венета, приди в себя! — он встал на колени в постели. — Да ведь ты для меня все, понимаешь ли ты это? Все!

— Знаю!

— Сколько мы пережили вместе, а сейчас? — быстро, боясь даже поверить ее словам, говорил Павел.

— Нам лучше не говорить об этом. — Венета встала и надела халат. — Если бы это был кто-нибудь другой, я бы не решилась на этот шаг, но ты отнял у меня и последний шанс надеяться на то, что я смогу жить с тобой, не любя тебя. Нет, другой мужчина и не прикасался ко мне, — она потянулась за сигаретой и закурила. — Больше я ничего не могу тебе сказать.

Павел стоял полуголый рядом с кроватью. Поискал свои вещи, но в темноте не смог найти. Он не стал зажигать лампу: не хотел видеть ее лицо в этот момент. Он, как слепой, передвигался от стула к стулу и наконец нашел свою одежду. Нащупал ремень, подтяжки, потом холодные пуговицы кителя. Обессиленный напряжением, он одевался машинально, как бы по привычке. Когда увидел в своей руке фуражку, он осознал: все, что он услышал, правда. Всего в нескольких шагах от него в темноте сидела Венета, его жена. Ему больше нечего было сказать, не о чем было спрашивать. Он открыл гардероб, стал искать пистолет, но не нашел его.

— Где мой вальтер? — спросил он ошеломленно. Не получив ответа, он еще раз провел рукой по пустой полке и добавил: — Может быть, в штабе. Я, вероятно, забыл...

Павел вышел. Куда же ему идти? Он спустился на третий этаж, и в глаза ему бросилась белая эмалированная табличка с фамилией Огняна. Нажал кнопку звонка. Дверь открылась, и он увидел лицо женщины.

«Развратник, — мысленно выругал он Огняна. — А перед нами выдает себя за святого».

— Подполковник Сариев дома? — спросил он.

— Его нет, дядя Павел, — ответила женщина, и он узнал Сильву. — Двери были открыты, и я вошла. И мне он нужен.

Павел переступил порог, не дожидаясь приглашения. — Ничего не понимаю!

— Вчера папа и дядя Драган, как всегда, ссорились. Их вражда погубит Огняна, а он и не подозревает этого.

— Ничего не понимаю! — повторил Павел и опустился на стул. — В этом доме есть что-нибудь выпить?

— Я сделаю чай, — предложила Сильва.

— Послушай, дитя мое, я спросил, нет ли чего выпить.

— Сейчас посмотрю, — проговорила она и ушла на кухню. Вскоре вернулась с бутылкой ракии и рюмкой.

«Хорошие дети, — глядя на нее, думал Павел, — хорошие, но мы их портим». — Он налил себе и выпил ракию одним духом. — А тебе?

— Я устала.

— Сейчас ты хозяйка в этом доме. Я твой гость. Своим отказом ты обидишь меня...

Смущенная его манерой держаться, Сильва принесла еще одну рюмку, и Павел налил ей.

— За тебя, за твои мечты! — Они чокнулись, и она еще больше удивилась, когда он поцеловал ее в щеку. Губы его горели, а глаза помутнели и слегка подпухли. — А что касается твоего отца и Драгана, они как-нибудь сами разберутся.

— Дядя Павел, — начала Сильва, решив, что сейчас наступил самый подходящий момент.

— Прошу тебя, принеси мне стакан воды, — нежно сжал он ее плечи, а потом снова налил себе, — и сделай крепкий турецкий кофе, — добавил он ей вслед. — Такой, какой только твоя мать умела готовить. — Павел выпил прямо из бутылки. До него доносился звон посуды, но он забыл, что Сильва здесь, что он находится в чужом доме. В его сознании возникла какая-то мелодия, и Павел начал напевать тихо, задумчиво.

Когда Сильва вернулась с кофе, он спал, приткнувшись головой к стенке. Она его не разбудила. Поставила поднос на стол и вышла. Лучи пробуждающего солнца проникли в комнату, но вскоре набежавшие облака затянули все небо.

Какая-то неведомая сила привела Огняна Сариева в полк, и в голове у него все перемешалось. Приказ об отстранении его от командования полком все еще стоял у него перед глазами, а прошлой ночью он словно бы разговаривал с кем-то другим, только не с Граменовым, который подписал этот приказ. Он пошел вместе с генералом только из уважения к его званию, а расстались они как люди, у которых есть что-то общее. Огнян не мог себе объяснить, почему Граменов ему поверил. Они говорили о солдате, о болезни его матери, и он почувствовал, что генерал близок к обыкновенным людям, к самой жизни. Но когда Граменов сказал несколько слов о нем самом, когда Огнян ощутил в его голосе ту отцовскую заботливость, которая тронула его сердце, он забыл свою обиду за то, что его отстранили от должности, и был готов следовать за генералом куда бы тот его ни повел.

И другое заметил Огнян. Генерал не только беспокоился о его здоровье, он стремился отправить его как можно дальше от этой заварухи, чтобы самому укротить лавину, а уж тогда все начать сначала, как бы переписывая события начисто.

Огняну не хватило остатка ночи, чтобы все обдумать, но в одном он был убежден: раз он уцелел после того, как подвергся облучению, то еще несколько дней не станут для него роковыми. Многое ему подсказывало, что в данный момент он наиболее необходим здесь, пусть даже и вне танкового полка. Инстинктивно он ощущал, что надвигается что-то такое, что представляет угрозу всей их жизни, созданной с таким трудом. Он все еще шел ощупью, но шел в одном направлении, искал и был уверен, что откроет главное — истину.

От своего отца он знал, что, когда вокруг Велико Граменова складывалась трудная и сложная обстановка, тот стремился взять все на себя. Отец Огняна считал это слабостью, а Огнян принимал это как вызов всему миру. В ту ночь генерал решил отдалить его от опасностей, но ведь Огнян не трус. С поля боя бегут только слабые...

Огнян поспешил к себе на квартиру. Ему захотелось успеть до рассвета выкупаться, побриться, как он это делал каждое утро, и он даже придумал, с чего начать, как помочь генералу.

Огнян не успел сделать и сотни шагов, как фары чьей-то машины ослепили его. Он поднял руки, чтобы закрыть глаза от яркого света, и увидел палку и широкие плечи своего отца, который пытался выйти из машины.

Предчувствие не обмануло Огняна. Бледное лицо Драгана, его глаза подсказывали, что случилось нечто такое, что вывело отца из состояния призрачного спокойствия. Огнян невольно сопоставил отца с Велико Граменовым. Один — инвалид, больной человек, другой — закаленная бурями скала, которая не поддалась времени. Но оба они внушали уважение.