Приговоренные к приключениям

Вот тут повар был полностью согласен. Мягкий, матовый блеск лезвий, не потускневших от времени, ничем иным, кроме чуда, не мог оказаться. Самое настоящее чудо!

— Вот этот сантоку, — старый антиквар бережно дотронулся до костяной рукоятки ножа, украшенного иероглифом, залитым алой краской, — зовется Сигурэ. А этот, — на сей раз сухая старческая ладонь коснулась рукояти ножа с черным иероглифом, вырубленным в стали, — носит имя Зангецу. Владейте ими с гордостью, Варфоромэ-сама!

«Ну все, — пронеслось в голове Варфоломея, обалдело сжимающего в руках сверток, — на кухне я непобедим!»

Так и случилось. Два сантоку словно бы пели над разделочной доской неслышную песню, превращая все, к чему прикасались, в изящнейшую, почти кружевную нарезку. Варфоломей заказал для Сигурэ и Зангецу кожаные ножны, которые во время работы носил на поясе. Коллеги немного поудивлялись такой прихоти, но быстро привыкли. Все были довольны.

Ну, почти. Кроме Костыля, с которым вышла нестыковка. Да ладно, прямо скажем — полный облом вышел с Костылем, но в этом-то ножи были не виноваты. Просто погорячился, вспылил. Вот еще, терпеть хамство от какого-то... Варфоломей вспомнил, как вдогонку ему звучали выстрелы и невольно поморщился. Ощущение было новое, но совсем неприятное, и повторять этот свежий экспириенс почему-то не хотелось.

— Лад-дно, — прошипел он. — Двигаться над-до, а то дуба врез-зать н-недолго.

Двигаться, конечно, было надо, и двигаться очень быстро, но… куда? Все дело в том, что родных у Варфоломея не было, а жил он прямо на втором этаже «Кодзики», в небольшой квартирке, которую своему шеф-повару предоставил владелец ресторана. Теперь, похоже, дорога туда была заказана прочно и надолго.

Он шел по узкому и темному переулку, чувствуя, как одеревенели ноги и онемело от холода лицо. Кругом были только бетонные заборы — «Кодзики» располагался в довольно специфическом месте, где еще недавно была обычная столичная промзона. Интересно, что при этом отбоя от посетителей не было. Правда, соваться сюда без машины нечего было и думать, но на метро здешние завсегдатаи не ездили.

Вывеска, сверкнувшая неоном, царапнула по затуманенному холодом сознанию. Еще шаг… второй… Что? «Моби Дик и все-все-все»? Стоп. Это что, бар? Здесь? Что за дурацкое название?

Варфоломей помотал головой, поморгал, но таинственный кабак исчезать и не подумал. Втиснувшись между двух бетонных заборов, он подмаргивал неоном и манил тяжелой дверной ручкой, похожей на медную.

— А, да к черту! — выдохнул бывший повар, махнул рукой и дернул ручку на себя. Дверь открылась легко и удивительно бесшумно. А потом закрылась за спиной беглеца, разом отрезав его от холода и пурги, и погружая в тепло, пахнущее хорошим трубочным табаком с нотками старого карибского рома.

— Добрый вечер, — выдавил сквозь сведенные губы Варфоломей. Впрочем, губы свело, похоже, совсем не от холода.

Во-первых, напротив двери под высоченным потолком висел скелет огромного кашалота, к которому какой-то веревкой был прикручен еще один скелет — человека с деревянной ногой. В зубастой пасти кашалот держал ржавый гарпун.

Во-вторых, помещение бара представляло собой дикую мешанину стилей, эпох и странных вещей. В середине зала гордо возвышался обломок стены из закопченного красного кирпича, с каким-то чудом сохранившейся на ней табличкой: «Садовая, 7». Рядом, небрежно привалившись к стене, стоял деревянный резной буфет викторианской эпохи, на дверце которого кто-то чем-то острым накорябал короткое матерное слово.

Часть столиков в зале была стоячими, точно в классических советских пивных — даже с крючками, приваренными снизу, чтобы вешать на них авоськи и сумки. Зато пара длинных столов была сделана из какого-то темного от времени дерева, отполированного локтями бесчисленных поколений выпивавших. Выглядели эти столы совершенно неподъемными, будто они вросли грубыми ножками глубоко в пол.

Все это диким калейдоскопом пронеслось перед глазами Варфоломея. Но тут его взгляд упал на бармена, и бывший шеф-повар почувствовал, что ум потихоньку заходит за разум.

Наполовину скрытый барной стойкой из полированного алюминия, с приваренным спереди жестяным дорожным знаком «Route 66», на неожиданного гостя с интересом глядел крепкий старик. Худое лицо, изрезанное глубокими морщинами, было украшено роскошным орлиным носом и растрепанной седой бородкой а-ля «испанский конкистадор после недели похода с Кортесом сквозь джунгли». На голове у старика красовалась кожаная, ветхая, как Ветхий Завет треуголка с пучком перьев. «Совиные», - почему-то пришло в голову Варфоломею, который в птичьих перьях разбирался примерно так же, как в сортах съедобных лишайников.

Глядел старик оценивающе, вытирая руки о полотенце, висевшее на плече.

— Погодка-то нынче как разыгралась, — гулким дребезжащим басом сказал он.

— Что? А… да… разыгралась… — в голове у беглеца тем временем разыгралась самая настоящая свистопляска, в которой самым разумным сочетанием была одна и та же повторяющаяся мысль: «Куда я попал-то?!?»

— Выпьете? — донеслось от стойки. Стук хайбола прозвучал, как удар молотка судьи, объявлявшего смертный приговор. Делать было нечего.

Фараон

С вывеской нам нынче, конечно, повезло не очень. С другой стороны, теперь мне хотя бы не нужно было гадать, откуда взялся скелет кашалота. Моби Дик, значит, да еще в компании с капитаном Ахавом, судя по деревяшке вместо ноги. Ну-ну. Помню, как-то раз наш кабак стал называться «Девять принцев в янтаре». Название — черт бы с ним, хуже было то, что все эти девять неведомых мне принцев (и принцесс, кстати) действительно оказались замурованы в глыбы янтаря и расставлены по всему залу. Дело было где-то в Англии эпохи Кромвеля, и нас чуть не сожгли за колдовство. И за невыразимо мерзкий эль, в который превратилась вся выпивка без исключения.

— Повар, значит, — сказал я Варфоломею, который уже пришел в себя, порозовел и теперь оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть детали, которые ускользнули от его взгляда из-за плохого освещения. Ничего не поделаешь, половина ламп в зале не горела, а вторая мерцала, как в фильме ужасов. — Нечасто к нам повара попадают.

— Как и посетители, я думаю, — вздохнул лысый и погладил свои ножи, улыбаясь чуть рассеянной улыбкой кулинарного маньяка. — Бежать мне надо. Подальше и побыстрее.

— Не надо, - я покачал головой и поглядел на электронные часы над дверью, которые показывали четырнадцать минут первого. Потом я посмотрел на свои «Сейко» — как и ожидалось, там мигали цифры «23:44». И, наконец, я полез в карман кожаных штанов и вытащил золотой «лонжин». Щелкнул крышкой и глянул на стрелки. Без минуты полночь.

— Ты бы придержал стакан, — улыбнулся я Варфоломею. Тот удивленно поднял брови.

— Зачем? Что…

И тут оно случилось.

Свет окончательно погас, кабак затрясся, как при семибалльном землетрясении, а хайбол с недопитым «Синим Дымом» (я уже решил, что буду называть этот коктейль именно так — если, конечно, мне удастся еще когда-нибудь его смешать) взмыл в воздух и вылился гостю на рубашку. Что и требовалось доказать, а ведь я предупреждал. Стойка под моими руками превратилась в полированный камень. С треском разгорелись свечи.

Варфоломей смотрел на меня, открыв рот, его глаза были похожи на плошки, будто у собаки из сказки «Огниво».

— Что… тут… — начал он. Его голос сорвался на писк. Мужик оказался молодцом — шумно выдохнул, потом закрыл глаза, потер бритую голову, посидел так с минуту и попробовал снова.

— А с коктейлем что случилось? Я так понял, сначала вы… ты… «Кровавую Мэри» хотел смешать?

Вопрос мне понравился. Правильный был вопрос. Терпеть не могу паникеров, от них одно расстройство и битая посуда.

— Хотел, — с достоинством ответил я. — И смешаю, дай срок. Но пока что мне с ним не тягаться, мать его за ногу и об угол.

— С кем? — поинтересовался наш (теперь уже точно наш) повар. — Он — это вообще кто?

— Мануанус Инферналис, — мрачно сказал я. Дождался, пока на лице Варфоломея проявится очевидный вопрос, и уточнил:

— Адский Рукожоп.