Призрачный огонь

Когда капрал Дюшамбон пришел сменить его, охранник не стал задавать никаких вопросов. Он вернулся в постель, радуясь возможности поспать несколько часов. Как только он ушел, из тени появилась Констанция. Она позаимствовала у Корбейла шляпу, низко надвинутую на лицо.

- Подожди здесь, - сказала она. - “Никого сюда не впускайте.”

- А пленники будут еще живы, когда вы выйдете? - Тихо сказал Пьер Дюшамбон себе под нос.

Она уже вошла и ничего не слышала. Снова войдя в тюрьму, Констанция ощутила дрожь воспоминаний. Она будет страдать от этого всю оставшуюся жизнь. Но здесь не было ничего похожего ни на Черную дыру, ни даже на камеру в Квебеке. Стены были чистыми и побеленными, с зарешеченным окном на улицу и выщербленным земляным полом. Двое заключенных сидели на табуретах в углу и разговаривали на своем родном языке.

Они подняли головы, когда она вошла. Они, несомненно, были дикарями: головы выбриты, если не считать единственной пряди волос, лица ощетинились иглами и украшениями, а их голая кожа была разрисована кабалистическими узорами. Оба были крепко сложены, мускулы перекатывались через их руки, когда они двигались. При других обстоятельствах Констанция, возможно, наслаждалась бы этим зрелищем.

Она заколебалась. Она видела индейцев в лагере и вокруг форта, но всегда издалека. Корбейль презирал их как примитивных людей, хотя и понимал, что они нужны ему против англичан. Она никогда еще не была так близко. Была ли она в безопасности? Или они набросятся на нее и разорвут на части?

- “А почему вы заключены в тюрьму? Вы шпионили для британцев?”

Она заговорила по-английски, резко и без всяких предисловий. В то же самое время она двинулась вперед, чтобы видеть реакцию на их лицах.

Ни один из мужчин не был бы дураком, и оба должны были бы уметь контролировать свои эмоции, но услышать женский голос, говорящий по-английски с идеальным акцентом посреди ночи во французской крепости, было слишком большой неожиданностью даже для них. Выражение их лиц быстро стало оборонительным, глаза расширились. У одного из мужчин, как заметила Констанция, были глубокие карие глаза и черты лица, которые поразили ее.

По телу ее пробежала дрожь. Это было все равно что смотреть в зеркало или на портрет своего предка. Конечно… Она сделала еще один шаг вперед. Глядя на лицо индейца, она поняла, что ей нечего терять. Отбросив осторожность, она сняла шляпу. Светлые волосы, которые она собрала в пучок, рассыпались, обрамляя лицо, которое больше не было в тени.

Кареглазый индеец смотрел на нее так, словно увидел привидение. - Конни?”

•••

Констанция чуть не упала в обморок от потрясения. Внутренняя решимость, которую она всю жизнь культивировала в себе, сила воли, поразительная способность к лицемерию и отработанное умение противостоять самым враждебным ситуациям - все это исчезло - ничто не подготовило ее к этому.

Кареглазый Абенаки вскочил с табурета и обнял ее. Она посмотрела ему в лицо, такое странное и чужое, но в то же время такое знакомое. Там было все, что она помнила - его глаза сверкали, словно отблеск драгоценной детской невинности.

- “Когда я увиделА этот нож, то не поверила своим глазам. Я думала, ты в Индии” - прошептала она.

- “Я думал, что ты умерла.”

Она выпрямилась и встала, отойдя в сторону, чтобы лучше видеть его. Внезапно она разразилась неудержимым смехом. - О, Тео! Как же ты стал краснокожим индейцем?”

- “Как же ты оказалась на свободе во французском форте?”

- “Это долгая история.”

- “И моя тоже.”

Они снова замолчали, удивленно глядя друг на друга. Им так много нужно было сказать друг другу, что они не знали, с чего начать. Констанция взяла себя в руки. Она сунула руку под платье и вытащила маленький сложенный листок бумаги, который сунула ему в руки.

- “Ты должен передать это британскому генералу. В нем излагаются планы обороны форта.”

Тео даже не взглянул на него. - “Ты можешь принести его сама. Если ты нас выпустишь, мы сможем сбежать все вместе.”

Констанс заколебалась. Все было не так, как она ожидала, и все происходило слишком быстро. Она знала, что должна благодарить Бога за воссоединение с братом, несмотря ни на что. Она смотрела ему в глаза и хотела, чтобы между ними ничего не было.

И все же … что-то в глубине души подсказывало ей, что нужно действовать осторожно. Она сказала себе, что это был шок, но это была не вся правда. Воссоединение давно потерянных братьев и сестер могло бы стать поводом для радости, но это было нелегко и непросто. Он уже не был тем, кем был раньше, и она тоже. Она не могла просто броситься в его объятия, как будто последних трех лет не было, и доверить ему свою судьбу.

- “Если я пойду с вами, французы узнают, что я их предала, - сказала она.

- “Это не имеет значения.- Тео потянул ее за руку, подталкивая к двери. - Все, что меня волнует, - это то, что мы снова вместе. Теперь я женат, Конни. У меня есть сын. Абигейл и Калеб. Я хочу, чтобы ты познакомилась с ними, чтобы пополнить нашу семью.”

- “Разве ты не хочешь отомстить генералу Корбейлю?”

Тео уставился на нее, не в силах больше удивляться. - “Это ты прислала мне письмо? - Он быстро соображал. - “Так он здесь?”

- Спит в своей постели.”

- “Тогда пойдем прямо сейчас. Мы убьем его и сбежим прежде, чем кто-нибудь поднимет тревогу.”

Констанция чувствовала, что ночь движется совсем не так, как ей хотелось бы. Она удивлялась, как могла чувствовать себя настолько оторванной от собственного брата, мальчика, с которым она выросла. Но у нее уже не было никаких оправданий. Она последовала за Тео к двери.

- Подожди!- позвал его Моисей. Пока Констанция и Тео разговаривали, Мозес наблюдал за ними из окна, выходящего во двор. - Сейчас придут стражники.”

Тео подошел к двери сбоку. - “Мы возьмем их, когда они войдут.”

- Нет, - взмолилась Констанция. - “Вы заперты в крепости с пятью тысячами французских солдат. Один выстрел - и они все обрушатся на нас. Они убьют тебя как шпиона, а меня как предателя. Мы никогда не отомстим за себя Корбейлю.”

Тео помолчал. Его поразила нерешительность. Все инстинкты подсказывали ему, что он должен сражаться. Но он не мог не обратить внимания на умоляющий взгляд сестры.

За дверью послышались голоса. Констанция слышала, как капрал здоровается с охранниками и настаивает, чтобы они не шли дальше. Задвижка скользнула в сторону.

- “И что же ты предлагаешь?”

•••

У сержанта Бартье был нюх на неприятности. Если люди уклонялись от службы, если солдат брал больше своей доли пайка, если квартирмейстер пытался обмануть компанию, Бартье мог это сказать. Вот почему старшие офицеры полагались на него, а подчиненные боялись.

Он понял, что что-то не так, когда вошел в тюрьму. Дверь была заперта на засов; оба пленника сидели там, где он их оставил, на своих табуретах в дальнем конце комнаты. Но почему здесь присутствовала жена генерала? Почему охранник у двери был заменен капралом Дюшамбоном, печально известным нарушителем спокойствия? Волосы на затылке сержанта встали дыбом, и это было очень неприятно.

- Вам не следует здесь находиться, мадам, - сказал он Констанс.

Она повернулась к нему с властным взглядом. - “Может быть, вы хотите поделиться своим мнением с генералом? Он подумал, что это могут быть английские шпионы, и попросил меня проверить, говорят ли они на этом языке.”

У Бартье было много причин сомневаться в этом. Он быстро подсчитал в уме и пришел к выводу, что ни одна из этих причин не стоит того, чтобы беспокоить генерала посреди ночи. - “И что же вы узнали от них?”

Констанция пренебрежительно пожала плечами. - “Они настоящие дикари. Они такие же английские шпионы, как и я. Ты должен отпустить их.”

Бартье почувствовал укол недоверия. - Приближается вождь абенаки. Он сможет поручиться за них - или нет.”

Он запрокинул голову, глядя на Констанцию с выражением, которое обычно использовал для особо глупых офицеров. Показалось ли ему это, или между ней и пленниками пробежал взгляд? Неужели один из них едва заметно кивнул?

- Как вам будет угодно.”

Констанция вышла, оставив Бартье наедине с двумя индейцами. Он жестом указал им на ноги. - “Вверх.”

Тео встал. События вышли из-под его контроля. Он был ошеломлен. Почти сразу же после того, как Констанция вышла из комнаты, он начал задаваться вопросом, не приснилась ли ему эта встреча. Как еще они могли воссоединиться? Она была мертва.

Дверь снова открылась. Вошел индеец, одетый, как Тео и Моисей, со знаками абенаки. Он был сильным и широкоплечим, таким высоким, что ему пришлось пригнуться под притолокой. На мгновение его лицо было скрыто.

Когда он выпрямился, Тео испытал второе потрясение за этот вечер. Если раньше ему казалось, что он спит, то теперь он был в этом уверен. Другого объяснения не было. Сначала Констанция, а теперь... Малсум подошел к ним небрежными шагами. Он не изменился, если не считать еще нескольких шрамов. Нос у него был кривоват, вероятно, с тех пор, как они с Тео подрались в день смерти Мгесо. Он носил ту же самую ауру угрозы. Французские гвардейцы широко расступились перед ним.

- “Это те люди, которых мы нашли, - сказал сержант.

Малсум кивнул. Он кружил вокруг Тео и Мозеса, изучая их, как добычу. Тео не чувствовал себя таким беспомощным с самого первого дня в деревне абенаков. Он вспомнил, как Малсум пытал его товарища Гиббса и как долго несчастная жертва умирала. Теперь настала очередь Тео.

Малсум повернулся к сержанту: - Оставьте этих людей мне, - коротко сказал он по-французски.

Бартье с трудом подавил дурные предчувствия. Но ему было приказано связаться с вождем абенаков, и именно это он и сделал. Это был долг солдата - подчиняться приказам.

Но даже в этом случае он хотел уверенности. - “Это ваши люди? Мы нашли их слоняющимися по пляжу под утесами.”

Малсум презрительно дернул головой. - “Это абенаки. Они находятся под моей властью.”

Бартье сдался. Отдав честь, он оставил трех индейцев одних в тюрьме.

Малсум упер руки в бока и внимательно посмотрел на двух пленников. Выражение его лица было невозможно прочесть.

- Итак, - медленно произнес он, обращаясь к Тео. - “Я тебя знаю. Я вижу твою бормочущую душу. Курица Ахома превратилась в ястреба Сиумо.”

Тео ничего не ответил. Он должен был ожидать, что там будет Малсум. Это племя всегда было союзником французов. И Тео сдался сам, прямо во власть своего врага. Он бы заплакал от отчаяния, если бы не был слишком занят мыслями о том, как спасти свою жизнь.

- И ты тоже. - Малсум повернулся к Моисею. - “Сиумо - это бастаниак. Но ты покинул наше племя, чтобы сражаться с нашими врагами.”

- Сиумо - мой брат, - ответил Моисей.

Малсум хмыкнул. - “Пойдем.”

Он повел их через двор, привязав толстую веревку к их связанным рукам, как будто вел собак на бойню. Часовой окликнул их, но Малсум так свирепо зарычал на человека, что тот без дальнейших вопросов открыл ворота. Тео и Моисей последовали за ним между огромными бастионами угловых башен на выжженную землю перед фортом. Место убийства.