Макбет

Напряжённая тишина нарушалась только появлением Стэна, который заходил в комнату каждые несколько минут, забирая с собой нового претендента. Он был неизменно разговорчив и дружелюбен, что хоть немного разбавляло волнение, царившее в комнате. Каждый раз Стэн уводил очередного перепуганного студента с нещадно потеющими ладонями, вслед которому летели пожелания вроде «Удачи!» и «Ни пуха ни пера».

Малфой, разумеется, на своё прослушивание удалился такой развязной походкой, словно ему принадлежал весь мир. По крайней мере, он попытался — получилось у него всё-таки не совсем идеально. После этого список прошёл через фамилии, начинавшиеся на «Н», «О» и, наконец, на «П».

— Гарри Поттер? — позвал Стэн, в очередной раз заглядывая в комнату ожидания и встречая Гарри широкой искренней улыбкой. — Твоя очередь, малыш.

Он тоже ушёл, и Гермиона переместилась поближе к Джинни и Луне. На последнюю, казалось, никак не влияла атмосфера страха и волнения, царившая в комнате: она обводила однокурсников томным взглядом, словно рассматривала любимое произведение искусства или читала прекрасную поэму. Джинни вела себя более нормально, нервно улыбнувшись Гермионе, когда та села рядом с ними.

Количество парней в комнате продолжало постепенно сокращаться, пока, наконец, там не остались только девочки, которых вскоре начали по очереди вызывать на прослушивание. Фамилии, начинавшиеся на «А», пролетели незаметно, затем «Б», «В», и, наконец…

— Гермиона Грейнджер?

Она встала под искренние пожелания («удачи» от Джинни и «ни перьев ни пуха» от Луны) и направилась в соседний кабинет, чувствуя себя так, будто сердце в любую секунду проломит рёбра и вырвется на свободу. Это, кстати, можно было сделать с помощью заклинания — Гермиона точно помнила — его запретили и классифицировали как тёмную магию в 1767-ом.

Дверь комнаты ожидания щёлкнула за её спиной.

— Не паникуй, всё будет хорошо, — заверил её Стэн с дружелюбной улыбкой. — Ой, и не обращай внимания на Адриана, хорошо, дорогая? У него сегодня скверное настроение, одна пятикурсница даже расплакалась от того, как он на неё смотрел, бедняжка…

И с этими словами он открыл дверь.

Кабинет был довольно внушительных размеров, но не меблирован, кроме самого необходимого для прослушиваний, отчего комната казалась пустой. Прямо перед Гермионой стояли четыре широких парты, составленные вместе и представлявшие собой самодельную сцену. Режиссёры сидели на небольшом удалении слева, за пятой партой лицом к «сцене», а на столе перед ними были разложены длинные свитки пергамента.

Гермиона могла бы поклясться, что проклятие — то самое, которое позволяло сердцу проломить грудную клетку — использовалось на ней в эту самую секунду, если бы она не знала, что в Хогвартсе полно детекторов, реагирующих на тёмную магию. Но как же это проклятие называется?

— Гермиона, — ободряюще улыбнулась Меган, — спасибо, что пришла. Ты не могла бы подняться на сцену и произнести монолог? Стэн, передай ей, пожалуйста, чистый пергамент — он будет вместо письма.

Стэн выполнил просьбу, не упустив шанса показать Гермионе два больших пальца, после чего занял своё место за столом. Гермиона уставилась на сцену. Она могла это сделать. Она репетировала более чем достаточно. Она идеально знала монолог.

Проклятие Деширон, точно — от французского «душераздирающий», оно же было придумано неизвестным магом-французом. Возможно, каким-нибудь далёким предком Малфоя, ведь его фамилия имеет французское происхождение, а значит их семья жила когда-то во Франции. К тому же у этого рода весьма близкие отношения с тёмной магией, по крайней мере, по слухам, долетавшим до Гермионы и… И какого чёрта она думает о тёмных проклятиях и предках Малфоя в такой ответственный момент?!

Видимо, это была реакция на стресс. Она всегда делала то же самое, когда волновалась: воскрешала в памяти ненужную информацию, бесполезные факты и знания — и это действительно помогало: точные знания всегда успокаивали Гермиону перед лицом неизвестности.

Она глубоко вздохнула и забралась на «сцену» — здесь не было ступенек, только придвинутый стул служил этой цели. Подняв пергамент, который должен был олицетворять письмо от «мужа», Гермиона заняла начальное положение на сцене — в дальнем левом углу, как будто только что появилась из-за кулис — на мгновение прикрыла глаза и сделала глубокий вдох.

В эту секунду весь монолог развернулся в её сознании так ясно и отчётливо, как лекция по зельеварению. Сделать ударение на этом слове, выделить интонацией эту фразу, ускориться здесь, сделать паузу там, замедлиться в этом месте. Звучать скептически, недоверчиво, но в то же время восторженно и радостно; этот жест, это движение, это выражение лица. О чём думает леди Макбет? Что она чувствует? Чего желает?

Без сознательного усилия со стороны Гермионы её осанка поменялась, в глазах зажглась искра, и когда она открыла рот, слова сорвались с губ легко, естественно и плавно.

— Я встретил их в счастливый день…

* * *

Полчаса спустя она сидела в общей гостиной с Гарри — Рон всё ещё отбывал наказание у Снейпа — и неторопливо потягивала горячий шоколад из глиняной кружки, нервно прокручивая в голове недавнее прослушивание.

— Я звучала недостаточно властолюбиво, — взволнованно сказала она. — Надо было выделить жажду власти сильнее, и ещё я не смогла…

— Гермиона, — терпеливо прервал Гарри, — десять минут назад ты жаловалась, что звучала слишком властолюбиво, и сказала, что надо было уделить внимание другим аспектам монолога…

— Но я правда недостаточно сконцентрировалась на них, — тут же подхватила Гермиона, но, встретившись со скептическим взглядом Гарри, поняла, что сама себе противоречит. — Ладно-ладно, я перестану говорить о прослушивании. Но я всё равно считаю, что могла сделать лучше.

— Ты была прекрасна, — уверенно заявил Гарри. — У тебя отлично получалось, когда ты репетировала, и я не вижу никаких причин, чтобы это поменялось на прослушивании. Точка.

Гермиона была не согласна, пребывая в полной уверенности, что её выступление на репетициях было не более чем приемлемым, а уж во время прослушивания наверняка оказалось в разы хуже из-за волнения. Но она не стала спорить — это только окончательно рассердило бы Гарри.

— А когда Рон должен вернуться с наказания? — спросила она, меняя тему. Гарри нахмурился и взглянул на часы.

— Ну, он сидит там уже часа два… Думаю, всё зависит от настроения Снейпа, — пожал Гарри плечами. — Он может продержать его там хоть до утра…

Его прервало внезапное и весьма театральное появление Парвати. Ни на кого не глядя, она спешно прошла через гостиную к лестнице в спальню, закусив нижнюю губу, скрестив руки на груди и вскинув подбородок так, словно готова была расплакаться в любую секунду.

— Парвати! — выкрикнула Лаванда, вбежавшая в гостиную вслед за ней, пытаясь выбраться из тесного клубка студентов, чтобы успеть перехватить подругу у подножия лестницы. — Парвати, успокойся, пожалуйста…

— Это было ужасно! — всплеснула та руками, её голос звучал на пару октав выше, чем обычно, и она упрямо продолжала смотреть на то место, где стена переходила в потолок — поверх головы Лаванды. — Я забыла слова, и мой голос дрожал, и…

Её начало трясти. Лаванда сжала подругу в крепких объятиях и с отчаянием окинула взглядом гостиную, останавливаясь на Гермионе с молящим выражением, которое словно говорило «пожалуйста, подойди и помоги мне!». Гермиона вздохнула.

— Пойду проверю что с ней, — сказала она, обращаясь к Гарри, после чего кивнула Лаванде и поднялась с дивана. — Если она не успокоится, то будет реветь всю ночь…

Гарри понимающе кивнул, наблюдая, как Гермиона пробирается к тому месту, где Лаванда пыталась подбодрить Парвати, которая продолжала причитать.

— А потом тот парень из Слизерина — ну, помнишь, один из режиссёров — он ухмылялся и так кошмарно на меня смотрел, о, это было ужасно, Лаванда, я ни за что не получу роль!..

Гермиона подошла ближе и по-дружески положила ладонь на плечо Парвати.

— Да ладно тебе, не расстраивайся. Стэн сказал мне, что Адриан вёл себя так со всеми. Он даже довёл одну пятикурсницу до слёз…

— Я сама чуть не заплакала, — пожаловалась Парвати, и её всхлип заглушило плечо Лаванды. — Это было просто ужасно.

— Уверена, ты выступила совсем не так плохо, как тебе кажется, — заверила её Гермиона, хотя про себя подумала, что у любого, кто забыл слова и чуть не расплакался прямо на сцене, не было шансов. — Хочешь подняться в спальню? Мы можем обсудить всё там.

Пятнадцать минут спустя она оставила безмерно благодарную Лаванду и заметно успокоившуюся Парвати наедине с горячим шоколадом и последним выпуском «Ведьминского досуга» (безотказный приём) и вернулась в гостиную, застав Гарри, Джинни, Симуса и Дина за живым обсуждением какой-то темы.

— Проблема в том, что сложно понять, когда ты играешь хорошо, — говорила Джинни. — Может казаться, что всё идёт гладко, но мы же не видим себя со стороны, так что невозможно знать наверняка. Хотя, наверно, можно было бы попросить кого-то посмотреть на тебя, перенести воспоминание в Омут памяти и увидеть всё таким способом, вот только достать Омут довольно проблематично… Или можно использовать одну из этих магловских штук… Как они там называются? — Она изобразила, как подносит что-то к глазу и направляет это что-то на Дина. — У папы была такая штука несколько лет назад, он так и не понял, как она работает…

— Видеокамера? — предположил Дин, и Джинни воодушевлённо кивнула.

— Точно, она самая. Но она ведь не будет работать в Хогвартсе, так что об этом можно сразу забыть, — вздохнула она. — Я пыталась использовать зеркало, но это глупо, потому что приходится постоянно смотреть на себя, но ведь на сцене мы не пялимся в одну точку.

— Можно было бы отыскать какое-нибудь записывающее заклинание, — вслух подумала Гермиона. — Уверена, в библиотеке точно найдётся что-то на эту тему.

— Я поищу, если получу роль, — задумчиво произнесла Джинни. — Было бы полезно… Но хватит об этом. Гермиона, как твоё прослушивание?

— Ну, я думаю, что наделала кучу ошибок, — начала она, — но Гарри говорит…

— Я говорю, что она отлично держалась до прослушивания и что нет никаких причин думать, что всё резко изменилось, — твёрдо прервал её Гарри. — К тому же ты постоянно противоречишь сама себе.

— Только один раз, — защищалась Гермиона. — И вообще, я действительно звучала недостаточно властолюбиво…

Дин вздохнул, откидываясь на спинку кресла.

— Серьёзно, Гермиона, ты всегда так делаешь, когда возникает что-то важное.

— Как делаю?

— Рассказываешь, как ужасно всё прошло, а неделю спустя узнаёшь, что набрала триста баллов из ста и получила высочайшую оценку в истории, — пояснил Дин, многозначительно приподняв бровь, и его слова были встречены одобрительным смехом. Гермиона нахмурилась.

— Так происходит не всегда, — сказала она и мгновенно об этом пожалела, потому что слова прозвучали слишком по-ребячески. — Ладно, допустим, так бывает. Но я просто нервничаю и начинаю переживать, ведь когда-то я действительно могу всё испортить, и тогда…