Я увожу к отверженным селениям. Том 1. Трудная дорога

Григорий Александров
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: Дети рождаются ночью. Рита родилась днем. Вечером умерла ее мать. Семнадцатого августа тысяча девятьсот сорок первого года Рите исполнилось тринадцать лет. В этот теплый воскресный день именинница впервые за всю свою короткую жизнь не дождалась подарка от отца. В пятнадцать лет Рита, прочтя похоронную, узнала, что ее брат, Павел Семенович Во робьев, в боях за свободу и независимость нашей Родины пал смертью храбрых. Сколько времени? Почему так темно? Пал смертью храбрых. Где тетя Маша? Холодно... Снег на дворе...

Книга добавлена:
21-01-2024, 10:24
0
177
65
knizhkin.org (книжкин.орг) переехал на knizhkin.info
Я увожу к отверженным селениям. Том 1. Трудная дорога

Содержание

Читать книгу "Я увожу к отверженным селениям. Том 1. Трудная дорога"



Вы видите на ее шее бледную, прерывистую, вдавленную поло су? Юристы называют такую полосу странгуляциоппой бороз дой. Эта борозда является вещественным доказательством того, что подсудимая пыталась повеситься. Серьезна ли была ее по пытка? Я полагаю, что нет. Но если даже и серьезна, то возни кает другой вопрос: почему Воробьева решила уйти из жизни?

Мне бы хотелось верить, что у ней заговорила совесть, что она осознала всю тяжесть преступления и решила искупить его

76

трусливым бегством из нашего светлого советского мира. Но скорее всего это была симуляция самоубийства, чтобы ввести в заблуждение и разжалобить суд. Однако советский суд не удастся ввести в заблуждение никаким врагам. На предвари тельном следствии в ней на короткое мгновение просыпаются рудиментарные остатки совести. Вся ее совесть и раньше была рудиментом, таким же ненужным, как слепая кишка. И все ж е подсудимая признает свою вину, делает вид, что раскаивается, но сообщников своих не выдает. А здесь, в зале суда, забыв о своих добровольных признаниях, заявляет, будто никаких по казаний на предварительном следствии она не давала, а распи салась только потому, что была... поражена смертью тети. И

этого ей показалось мало. Она ссылается на мертвую тетю как на свидетельницу, смеется над судом, прекрасно понимая, что Ломтеву мы не можем вызвать в зал суда. И этим еще раз плюет на могилу близкого человека и на советское правосудие.

Довольно, граждане судьи! Y меня нет слов, чтоб высказать свое отвращение к действиям подсудимой. Но в суде главное не чувство, а справедливость. Мой коллега, уважаемый защитник, конечно, в очень затруднительном положении. С одной сторо ны, он — адвокат, и его священное право и обязанность изыс кивать смягчающие вину обстоятельства для своей подзащит ной. С другой — он патриот, достойный гражданин Родины и как таковой не может вместе со мной не разделять негодование к подсудимой. Но я уверен, что чувство патриотизма восторже ствует в нем и защитительная речь моего уважаемого коллеги будет беспристрастной и объективной. И все же мне жаль ад воката, на долю которого выпала неблагодарная роль защит ника такой закоренелой преступницы. Если бы спросили меня не как прокурора, а как советского человека, чего заслуживает подсудимая, то я бы ответил кратко: расстрела. Но советский закон, самый гуманный и справедливый закон в мире, к со жалению, не предусматривает смертной казни для таких, как Воробьева. Преступление, совершенное ею, квалифицируется по статье пятьдесят восемь пункт десять Уголовного Кодекса как антисоветская пропаганда и агитация. В военное время закон предусматривает смертную казнь за свершение этого пре ступления. Но подсудимой еще не исполнилось восемнадцати


лет, а поэтому она не может быть расстреляна. Заканчивая свое выступление, я прошу вас, граждане судьи, во имя справедли вости и милосердия, за разбитый бюст великого вождя, за шан таж, вымогательство и разврат, за поругание могил близких приговорить подсудимую Воробьеву к двадцати годам лишения свободы и к поражению в правах, после отбытия меры наказа ния, сроком на пять лет. Ваш гуманный приговор с радостью и чувством удовлетворения встретит советская общественность.

И если бы поднялись из гроба ее отец, тетя, брат, они аплоди ровали бы вашему приговору или, скорее всего, вместе со мной потребовали казни виновной, казни скорой, жестокой, мучи тельной!

Прокурор удовлетворенно вздохнул, тщательно вытер вспо тевшее лицо, бросил на Ригу последний уничтожающий взгляд и не торопясь сел на место. Защитник нерешительно встал, шумно, с присвистом вздохнул, неловко потоптался на месте и заговорил просящим, неуверенным голосом.

— Сс-чч-п-тааю выс-выступление го-государственного обви нителя пра-правильным. Я нне с-согласен с ссним в одном, ммоя под-защитная еще ммолода. Окна свер-ши-ила пре-сс-тупление, но ммо-жет ееще ис-спра-а-виться. В с-со-ветских ла-а-герях нне ппа-а-ка-зыва-а-ют зло-зло-умыш-ленников, а-а ии-с-сп-рав-ляют.

По-о-этому про-о-шу дать Во-о-ро-бье-вой два-а-дцать лет ли-ли-ше-ния сво-о-боды, нно нне к-а-а-к нна-ка-зание, а ка-ак ме-ру ввос-ии-та-ния. Я на-а-деюсь, что Вво-робьева пос-ле дд-вад-ца-ти ле-е-т пп-е-е-ре-восиитания в-мес-те сс на-ми ббу-дет ст-т-ро-ить сс-вет-лое бу-уу-ду-щее ко-омму-низ-ма.

Последнее слово защитник произнес нараспев. Судья, вы держав небольшую паузу, обратился к Рите.

— Подсудимая Воробьева! Суд предоставляет вам право сказать последнее слово.

Последнее слово... И больше ничего не будет. Тетя Вера...

Зачем она сияла меня?.. Двадцать лет... Я не выдержу... Не вер нусь... Куда возвращаться?.. К кому?..

— Подсудимая! Вы используете свое право на последнее слово? или отказываетесь от него? — терпеливо спрашивал су дья. Недолго выждав, судья облегченно вздохнул. Подсудимая добровольно отказалась от последнего слова и никто не в праве упрекнуть в чем-либо судыо. Процессуальные нормы соблюде ны, нарушения закона нет.

78

— Суд удаляется на совещание, — громко объявил судья.

— Я скажу последнее слово, — неожиданно для всех раз дался звонкий девичий голос. В боковой комнатушке, пышно названной залом суда, появилась Домна. Судья, прокурор и за щитник на мгновение растерялись. Воспользовавшись их заме шательством, Домна заговорила: — А виноват мой брат Ким Пантелеевич Киреев. Брат об манул Риту. Он сказал ей, что мой бывший отец, директор заво да номер сто девяносто восемь, освободил Риту от работы...

— Гражданка Киреева! К судебному разбирательству ваше заявление не имеет никакого отношения. Суд окончен, и мы...

— Выслушайте меня! — перебила Домна Ирисова. — Вы можете мне не поверить, и какая вера сумасшедшей? Мой па почка сумел уговорить врача, чтобы он дал мне такое заклю чение... Но вы, товарищ прокурор, поверите мне. Ваш сын Се нечка ухаживает за мной. Он влюблен в меня, и вы это знаете.

Три дня назад я потребовала, чтобы он рассказал вам всю правду о том, как я и

К и м

устроили день рождения, как мы пригласили Воробьеву, как меня споил ваш Сенечка, а Воро бьеву — Ким. Мой брат не позволил Сенечке переспать со мной.

Он дал ему по физиономии. Но зато Сеня, перед тем, как Ким отколотил его, помог Киму затащить Риту в отдельную комнату.

Сеня слышал своими ушами, что Ким договаривался передать Риту, после того, как сделает с ней все, Виктору Каинову, сыну начальника ОРСа, а Каинов, в обмен за Риту, даст ему Зиму Краснову. Я сводила Сеню к своей тете, Долматовой. И она рас сказала, что утром, пятого марта, она видела Риту Воробьеву в спальне Кима. Рита была почти голая, избитая в кровь. Я знала, что Сенька трус, что он не посмеет рассказать вам правду. Я

сказала ему, а передо мной он ходит на задних лапках, чтоб он спрятал меня в диване, который стоит в вашем домашнем ка бинете. «Если ты не поговоришь с отцом в моем присутствии, — пригрозила я ему, — то не показывайся мне на глаза». Сенька выполнил мой приказ. Когда вы вернулись с работы, он рас сказал вам все как было, а вы ответили: «Щенок! Не суйся в дела своего отца! Я лучше тебя знаю, что мне делать». Сенечка захныкал, стал просить, чтобы не строго наказывали Риту, а вы выгнали его из кабинета. Позднее, когда все в вашем доме за снули, Сенька выпустил меня.

79

Пока говорила Домна, в комнате стояла тишина. Никто не попытался перебить ее. Прокурор дышал тяжело и часто, как загнанная лошадь. Забыв об отутюженном носовом платке, прокурор тыльной стороной ладони вытирал обильно струящийся пот и бросал в сторону судьи умоляющие взгляды. Ирисов за гадочно молчал. Пусть помучается подлец... Будет знать, как подсиживать меня... Юридически — я прав. Официального заяв ления в суд не поступало... Судебный разбор окончен...

Мало ли что наговорит публика после суда... Киреева не свидетельница... И пришла она поздно... заседатели? Они у меня вот где сидят! — судья незаметно сжал кулак. — Пусть попробуют пикнуть... Свидетели?.. Сами как миленькие за лож ные показания сядут... Конвой?.. А что конвой? — им-то какое дело... Секретарша?.. Она — особа молчаливая... Защитник?.. Ну, этот человек божий и каждого скрипа боится... Заикнется — и попрут его, косноязычного, из адвокатуры... Где устроится?..

— дворником?.. Воробьева?... Господи, да разве девчонка не знает и сама, что она не виновата... А Домна?.. Ну и молодежь пошла... Стараемся для них же, а они разоблачают нас... Сами напаскудили, их грешки прикрывают, — и на тебе благодар ность... Ай да Домна! — не девица, а печка настоящая!.. Ну хватит...

— Я предлагаю вам покинуть зал суда, гражданка Киреева, — не повышая голоса, приказал судья.

— Я не уйду! — выкрикнула Домна.

«Без спички пожар наделает», — подумал Ирисов.

— Конвой! Удалите из зала суда посторонних, — громко распорядился судья.

К Домне подошел рослый милиционер и взял ее за руку.

— Пустите меня! Я хочу попрощаться с Ритой! — попро сила Домна.

Милиционер нерешительно посмотрел на судью.

— Я требую очистить зал суда от посторонних, — возвысил голос судья.

— Прости меня, Рита! Они бандиты! Я — такая же. Но прости меня! — голос Домны звучал все глуше и глуше и на конец смолк где-то вдалеке.

— Суд удаляется на совещание.

80

В его голосе не было ни волнения, ни гнева. Он буднично и просто объявил перерыв заседания суда.

— Товарищ Охрименко! Ваше мнение о наказании подсу димой Воробьевой?

— Я согласен с мнением прокурора... Только, товарищ Ири сов, поймите меня правильно... Эта Киреева, она уж больно того... складно врала, — заседатель судорожно погладил лысы-ну и опустил глаза.

— Во-первых, Киреева — не свидетельница. На нее не ссы лался ни защитник, ны подсудимая Воробьева. Мнения посто ронних людей, случайно попавших в зал суда, судом не учиты ваются. Во-вторых, Киреева сделала свое заявление после пре ний сторон и даже после того, как подсудимая категорически отказалась произнести последнее слово. По существующим процессуально-правовым нормам социалистического законода тельства суд не имеет права рассматривать какие бы то ни было новые факты после того, как произнесено последнее слово подсудимого, или если он без уважительных причин отказался произнести последнее слово. В-третьих, в распоряжении суда имеется заявление родных Киреевой, что их дочь, Домна Пан телеевна, которая незаконно пыталась давать так называемые показания, страдает психическим заболеванием. К заявлению приложена справка врача-психиатра. Справка удостоверяет, что гражданка Киреева Домна Пантелеевна страдает параноидной формой шизофрении и нуждается в стационарном лечении. Со гласно букве и духу закона, показания невменяемых душевно больных не рассматриваются судом. Я признаю, что сделал гру бую ошибку, потому что не вынес до сих пор решения о при нудительном лечении гражданки Киреевой. Сегодня, после окон чания разбора дела подсудимой Воробьевой, мы рассмотрим поступившие документы на гражданку Кирееву. Я надеюсь, что она будет помещена в психиатрическую больницу, где ей ока жут своевременную квалифицированную медицинскую по мощь. Если желаете, можете ознакомиться с упомянутыми мною документами.


Скачать книгу "Я увожу к отверженным селениям. Том 1. Трудная дорога" - Григорий Александров бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка » Самиздат, сетевая литература » Я увожу к отверженным селениям. Том 1. Трудная дорога
Внимание