Прощаться не будем!

После выписки, по распоряжению товарища Тевченкова, я должен был прибыть на официальное награждение в кремлевский зал. Пятого июня, в день моей выписки, я прощался с моими спасителями и в частности с моим новым другом медсестрой Наденькой. Мы обменялись адресами в надежде, что будем дружить семьями. После долгого прощания, она подарила мне поцелуй, на который я ответил взаимностью. Вскоре она помогла мне надеть парадный мундир, со всеми регалиями. Я прихватил свою трость и помахав рукой, вышел из госпиталя в сторону Кремля.

И не успев пройти буквально пятьсот метров, как ко мне подъехала черная, роскошная машина. Из нее вышли двое в гражданской форме одежды и представившись сотрудниками госбезопасности, любезно предложили меня подвести. Я без задних мыслей сел к ним в машину, ссылаясь на то, что это Александр Владимирович прислал ребят, чтобы те меня доставили на награждение. Положившись на это ошибочное мнение, я вскоре об этом очень сильно пожалею. Генерал-лейтенант Зубов, да-да тот самый Зубов, узнав про то, что я выжил после штрафбата, и про то, что я сдружился с членом военного совета фронта был в дикой ярости. Он сфабриковал на меня уголовное дело, в котором находились все мои деяния, совершенные за годы войны. Это и измена родине и пособничество врагу. Зубов уже входил в большую сферу влияния Берии, занимая должность заместителя начальника пятого отдела, второго управления центрального аппарата НКВД СССР (пятый отдел — это отделение при управлении НКВД занимающийся оперативным розыском агентуры противника, предателей и пособников немецко-фашистских оккупантов).

Он все-таки добился своей справедливости, и пришив мне две серьезные статьи, довел дело до суда. В этой ситуации мне не помогли ни Кулагин ни тем более Тевченков. Александр Владимирович нес службу сначала в НКВД, а после формирования «СМЕРШ» в апреле 1943 года, перешел под крыло товарища Абакумова. Я веду к тому, что даже такие высокопоставленные знакомства не дали положительного результата. После избрания мне меры пресечения, я был лишен всех наград, званий и был отправлен этапом в Северо-Уральский исправительно-трудовой лагерь, что в Свердловской области на целых тринадцать лет.

Глава четвёртая

«С чистого листа»

Разговаривали мы более суток. Мне дико понравилась манера Москвитина, и его человечность, проявленная ко мне, которой так не хватало в этих стенах. Он так же был несколько шокирован, тем что мне пришлось пережить за эти двенадцать лет, исписав более двадцати страниц интересующими его фактами моей прошлой жизни. Вскоре капитан убрал в свой портфель протоколы допросов, и доставая оттуда же некий документ, передал мне для ознакомления.

— Что это гражданин капитан? — спросил я, прищурившись на лист бумаги, — у меня плохо со зрением!

Москвитин молча подошел к окну, открыл форточку и сделав несколько глубоких вдохов повернулся ко мне и произнес:

— Это ваше освобождение капитан Петровский! Вы полностью реабилитированы с восстановлением всех наград и званий. Я вас сердечно поздравляю Алексей Александрович!

Его слова прозвучали как гром среди ясного неба, на что ответить я ничего не смог, а только лишь утирал слёзы.

— Видите ли, после смерти товарища Сталина, были арестованы все верхи бывшего правления. В том числе и Берия, и Абакумов. Кстати сейчас на месте заместителя председателя ГБ генерал-полковник Кулагин, вы ведь знакомы с ним? Так сказать, пользуясь случаем по амнистии, он меня и направил к вам, сообщить о вашем освобождении! И посему собирайтесь, мы вылетаем в Москву!

В этот момент мне хотелось обнять и расцеловать его, но учитывая мою слабость и мягко скажем неопрятность, останавливали меня. Капитан в резкой форме, приказал начальнику лагеря привести меня в порядок: отмыть, побрить, постричь. Вскоре надзиратели, подхватив меня под руки, отвели в баню, потом в лазарет. На улице уже ждала машина. Москвитин посадил меня на заднее сиденье, где лежал большой бумажный сверток, а сам сел за руль. Нажав на педаль газа, мы уехали на аэродром.

— Алексей Александрович, там пакет внизу! Вскройте его и переоденьтесь! Не гоже в таком непотребном виде к генералу ехать! — сказал он, глядя на меня через зеркало заднего вида.

В пакете была новая дорогая форма с золотыми капитанскими погонами, со всеми моими орденами и медалями. Вцепившись руками в этот китель, и ни веря в происходящее, я завыл во всю глотку что есть силы. Москвитин даже резко притормозил, после чего сказал:

— Поплачь капитан, поплачь легче станет! Ты пережил такой ад, что… (на мгновение он замолчал, потом продолжил) с этого дня у тебя новая жизнь! Сейчас мы приедем к Кулагину, он хочет тебя видеть, а потом поедешь домой, к жене! — сказал он, и снова запустив двигатель, мы тронулись вперед.

На следующий день мы прилетели в столицу, где нас встретил помощник Кулагина, уже полковник Гайсаров. После дружеских объятий, мы приехали на Лубянку. В роскошном кабинете бывшего начальника госбезопасности Абакумова, ожидал лично генерал-полковник Кулагин.

После нескольких минут ожидания, секретарь разрешила пройти нам в кабинет.

— Молодец Москвитин, справился с заданием! Свободен! Гайсаров ты тоже! — произнес Александр Владимирович, улыбаясь глядя на меня.

Офицеры удалились из кабинета, оставив нас вдвоем. Кулагин запер дверь на засов, по-моему, даже отключил телефон и подойдя ко мне взял за плечи. Глядя на него, у меня затряслись губы и покраснели глаза.

— Всё Алексей, всё закончилось! — сказал он, подмигивая глазом. Не сдержавшись, я обнял его что есть силы.

— Где вы были тогда, Александр Владимирович? — заикаясь, спросил я.

— Не могли мы раньше тебя вытащить оттуда, не могли! Зубов гнида, слишком хорошо сидел!

— А где он сейчас, товарищ генерал-полковник?

— После ареста Берии, почти весь его аппарат и окружение были отданы под суд. В том числе и твой ненаглядный Зубов. Тот вообще кадр, каких мало. Оказал сопротивление при задержании и был убит в перестрелке. — ответил Кулагин и проследовал к себе за стол.

— Присаживайся! — добавил он, доставая из-под стола ломтики лимона на блюдце, рюмки и бутылку армянского коньяка. Он разлил напиток до краёв и поднеся мне рюмку произнёс:

— Ну что сынок, за возвращение с того света?

— За возвращение! — ответил я, и мы разом опустошили рюмки.

Закусив лимончиком выпитый коньяк, Александр Владимирович, подошел к своему сейфу и приоткрыв дверцу, спросил:

— Алексей, а ты Тевченкова Александра Николаевича не забыл еще?

— Как же можно, товарищ генерал-полковник! Хороший человек. А что с ним? — корчась от выпитой рюмки и закусанного лимона, спросил я.

— Да вот в тот раз не вышло, а теперь… мы посоветовались с ним и решили. В общем вот капитан! — ответил он, и подойдя ко мне взял мою ладонь и с размаху вложил золотую звезду героя, — поздравляю тебя, сынок!

— Но я ведь не заслужил? Я ведь враг народа, зэк! — несколько опешив, отвечал я.

— Да был зэк! Это всё в прошлом, а теперь ты капитан советской армии! Награда дождалась тебя!

— Служу Советскому Союзу! — произнес в голос я, поглядывая на блестящую золотом звездочку с красной колодкой.

— Ну вот и все, капитан Петровский! Задание выполнено, мы с тобой рассчитались! Сейчас Москвитин отвезет тебя на вокзал и лично посадит на поезд до Саратова! С ним сподручнее, я ему полностью доверяю!

— Спасибо за все, Александр Владимирович! — ответил я, но больше сказать ничего не смог, а только лишь банальное, армейское, — Разрешите идти?

— Бывай капитан!

Пожав друг другу руки, я удалился в приемную, где меня уже ожидал капитан Москвитин. После, он отвез меня на Киевский вокзал, где мы и попрощались.

Поезд Москва — Саратов, на всех парах мчал меня к моей двенадцатилетней мечте, которая вот-вот свершится. Я был полон волнения, от того что совсем скоро начну новую жизнь.

«Возвращение домой»

Всю ночь в поезде я провел без сна. Ворочался с боку на бок. Меня терзали мысли, о предстоящей встречи с родными людьми. Волнуюсь. Ей-богу, волнуюсь.

Рано утром подъезжаем к станции Саратов-1.

После суточной поездки, я наконец-таки прибыл в родной край. Сойдя с поезда и опрокинув взгляд на окружающую обстановку, я стал замечать каждую мелочь, каждое новшество. Красные знамена, висевшие у входа, будто горели кровавым цветом, на палящем, июльском солнце. Асфальтированная дорожка, которая вечно была разбита. По правую руку поставили киоск с табаком и свежей прессой. Удивительно как все изменилось с тех пор. Вокруг гуляли люди, встречая и провожая кого-то. Были и такие вроде меня, кто возвращался из мест не столь отдаленных.

Втянув носом этот сладкий воздух свободы, я подхватил свой чемодан и опираясь на трость направился на остановку. Еле запихнулся в переполненный трамвай, который все же отвез меня на ту самую съемную квартиру, где я оставил своих любимых. Рассматривая по дороге улицы и счастливые лица людей, я понимал, что мне придется жить по-новому. Приучать себя умываться по утрам горячей водой, спать на чистых постелях, менять форму на костюм, ходить с женой по театрам, кино, ресторанам. Всему этому мне приходилось учиться заново.

Трамвай остановился в аккурат на остановке по улице Петропавловской, где я с чемоданом и тросточкой грациозными движениями сошел у дома. От дикого волнения и переполняющей радости я закурил, остановившись у порога своей квартиры. Моё сердце колотилось настолько сильно, что вот-вот выпрыгнет из груди. Я перебирал в голове все слова, все объяснения, которые должен был сказать домашним, но к сожалению, так ничего и не придумал.

Докурив «Беломор», я наконец зашел в дом. Дверь из-за жары была открыта, только лишь заделана кружевной занавеской. Стоял дурманящий запах домашних блинчиков, от которых у меня сводило скулы. Аж слюнки потекли. Молча поднимаясь по лестнице на второй этаж, я старался преподнести сюрприз. Шел исключительно на запах, который раздавался из кухни. Там кроме блинов готовилось еще что то, а у плиты крутилась молодая девушка в косынке.

Я прислонился головой к дверям и разглядывал эту прекрасную девушку, ни сводя с нее глаз. Ее стройное тело облегал фартук, в котором она возилась с тестом. Пробивавшиеся из-под косынки её светлые локоны падали на глаза, и она своей красивой и тонкой рукой пыталась их спрятать обратно. Лицо и руки ее были испачканы в муке.

— Здравствуй Ксюш! — не выдержав паузы, выпулил я фразу. — Я вернулся!

Она дернулась от страха и повернулась ко мне, схватив в руки половник.

— Вы кто? — спросила она с испуганным видом.

Улыбка моя резко изменилась.

— А вы кто, простите? — спросил я, нахмурив брови.

— Анна! Хозяйка квартиры, а вы по какому праву врывайтесь как к себе домой?

— Так я и ворвался к себе домой, для начала! — ответил я, и приглядевшись в ее до боли знакомое лицо, продолжил. — А мы с вами нигде ранее не встречались?

— Откуда мне знать? Я вас впервые вижу! — в резкой форме последовал ответ.