В постели со Снежной Королевой

* * *

…Февраль начался с морозов — таких сильных в Москве давно уже не было. В выпусках новостей это было главной темой для обсуждения — сколько лет назад были подобные холода, да когда они закончатся, и закончатся ли — поскольку на Земле начался период глобального потепления, а глобальное потепление почему-то связано именно с такими вот непереносимыми морозами, от которых даже троллейбусы на улицах ломаются!

Роман, конечно, позвонил Алене на следующий день — они поговорили довольно спокойно, ни в чем друг друга не обвиняя, но с того самого времени между ними словно что-то пробежало — какая-то тень. Смутный силуэт той, что год назад ушла из жизни… Алена уже не могла не думать о Вике, о том, что, возможно, Селетин видит в ней, Алене, свою жену.

Разумеется, она не поверила Борису, что это Роман довел свою жену до самоубийства. Он ничем не напоминал Синюю Бороду из сказки — потому что был мягким, добрым, нежным, очень спокойным человеком — такие не способны на сознательные злодейства. И потом, он любил Вику — это же очевидно!

Но именно то, что он любил Вику, и мучило теперь Алену!

«Нельзя ревновать к мертвым!» — не раз повторяла она себе, но чудовище с зелеными глазами ходило за ней по пятам…

В один прекрасный день снова позвонил Борис.

— Не бросай трубку, пожалуйста… Я должен тебе кое-что сообщить.

— Опять? Послушай, Бугров, ты ведешь себя непозволительно!.. Если ты еще раз…

— Замолчи! — вдруг закричал он. — Я сейчас дам тебе один адрес — ты должна по нему съездить.

— Какой еще адрес? — возмутилась она. — Никуда я не поеду! Интриган! И передай, пожалуйста, Калерии Львовне…

— Адрес матери Виктории Селетиной, — не обращая внимания на ее вопли, хладнокровно произнес Борис. И Алена моментально замолчала.

— Чей адрес? — растерянно спросила она.

— Матери Виктории. Ее зовут Ларисой Викторовной. Лариса Викторовна Макарова… Она хочет с тобой поговорить.

— Она?

— Да, она! — сердито произнес Борис на том конце провода. — Она уже ждет тебя. Лови такси и поезжай!

— Я не поеду, — сказала Алена с ужасом. — Зачем? Я не поеду!

— Дело твое. Я просто продиктую тебе адрес, а ты уж сама решай — ехать к ней или нет…

И она поехала. Потому что не могла не поехать: ведь все, что было связано с Викой, не могло оставить ее равнодушной!

В районе Звездного бульвара Алена довольно долго плутала, пока не нашла нужный дом — но к тому моменту замерзла так, что от холода не чувствовала ни рук, ни ног.

…Дверь (квартира, как известно, начинается с двери, а эта дверь была очень хороша — чуть ли не кожей обита, что ли?..) ей открыла немолодая, очень подтянутая дама, которой могло быть как семьдесят, так и пятьдесят — столь безупречно-тщательно она выглядела. Одета она была в кофейного цвета брючный костюм, который очень шел ей. Светлые прямые волосы дамы были коротко подстрижены, а в ушах качались длинные тяжелые серьги, явно старинной работы.

Дама долго смотрела на Алену тяжелым, внимательным взглядом, а потом без лишних слов пустила в квартиру.

— Я — Алена…

— Я знаю. Я ждала вас. Я — Лариса Викторовна.

Квартира была тоже непростой — дорогой наборный паркет, бронзовые светильники, массивная старинная мебель… Лариса Викторовна провела промерзшую до костей Алену в кабинет, усадила на кожаный диван шоколадного цвета.

— Чаю?

— Нет, спасибо, — поспешно отказалась Алена, чувствуя себя очень неловко в присутствии этой дамы.

— Простите, Алена, а кто вы по профессии?

— Я? Пианистка. Занимаюсь исполнительской деятельностью… — про то, что в данный момент она работает в ресторане тапером, Алена благоразумно решила не сообщать надменной хозяйке квартиры. — Окончила консерваторию…

Лариса Викторовна моментально преобразилась, словно ей сообщили нечто важное — то, что существенно могло повлиять на эту встречу.

— Пианистка… Боже мой! Как приятно встретить по-настоящему интеллигентного человека! — Она едва не разрыдалась.

— Да, я пианистка… — испугалась Алена. — А что такого?

— Не обращайте внимания… — Лариса Викторовна прижала к глазам платок. Только сейчас Алена почувствовала, что перед ней — несчастная женщина, потерявшая дочь. — Господи, Алена… вы бедное дитя!

«Бедное дитя» тридцати четырех лет тоже едва не разрыдалось.

— Лариса Викторовна, вы… о чем вы хотели со мной поговорить?

— О нем! Об этом человеке, разумеется! — с раздражением и тоской воскликнула та, тряхнув головой — сережки замерцали волшебным блеском. — О моем бывшем зяте.

— Лариса Викторовна, я не так давно знаю Романа, но он показался мне… — торопливо произнесла Алена, но Лариса Викторовна перебила ее:

— Он — волк в овечьей шкуре, вот он кто! Я с самого начала была против их брака, но Вика никогда меня не слушалась… И чем все это кончилось? Перед тем как с ней все это случилось, она позвонила мне и стала кричать, что он подлец и что она точно знает, что у него другая женщина. Как я жалею, что не поехала к Вике сразу же! Потому что на следующий день она… Нет, не могу… — Лариса Викторовна выбежала из комнаты.

Алена осталась одна. Убитой горем матери нельзя не верить. Если Лариса Викторовна сказала, что накануне своей смерти Вика звонила ей и обвиняла Романа, — то, значит, так оно действительно и было.

Через некоторое время Лариса Викторовна вернулась, заметно успокоенная, благоухающая валериановыми каплями.

— Простите… — сдержанно сказала она. — Так вот — вы, Алена, не должны верить Роману Аркадьевичу.

— Он показался мне порядочным человеком.

— Порядочным! — фыркнула та. — Это только личина… Вика с ним совсем сошла с ума. Видели бы вы, что с ней творилось в последнее время!

Алена молчала в смятении. Она и верила Ларисе Викторовне, и в то же время — нет, помня то, как описывал ситуацию Роман. Судя по всему, и у Ларисы Викторовны, и у Романа была своя правда. Только вот чью сторону принять Алене?..

— Он — технарь. Сухой и безвкусный, как коржик из отрубей. Я с самого начала говорила Вике, что ей с ним будет тяжело. Как говорится, в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань… Помню первые годы их совместной жизни: Роман Аркадьевич приходил грязный, с сорванным голосом, злой, голодный — с какой-нибудь стройплощадки… Он ведь работал и инженером в тресте, и прорабом… не дай бог! Вы же представляете, Алена, — на этих площадках сплошной мат-перемат. Сейчас, конечно, он в начальники выбился, но не в этом дело. Да и вообще, даже не в том, что он технарь… — с тоской произнесла Лариса Викторовна. — Есть люди, которые никого и никогда не сделают счастливыми, потому что думают только о себе.

— Роман Аркадьевич не показался мне эгоистом, — тихо, но решительно возразила Алена.

— Сколько вы с ним знакомы?

— С декабря.

Лариса Викторовна засмеялась иронично, и этот смех был ответом Алене.

— Блажен, кто верует… — внезапно прервав смех, пробормотала она. — Мой покойный муж, отец Вики, всегда так говорил. Он был известный хореограф — работал в Мариинке, потом мы переехали в Москву, его пригласили в Большой. Вика хотела стать балериной, вы знаете? — рассеянно заметила хозяйка дома.

— Нет. А почему не стала?

— Данных не было. Ну и терпения, самоотречения… Ведь это адский труд на самом деле. Вика очень тесно дружила с Ирмой, хотя Ирма лет на пять ее младше…

— С кем, простите?

— С Ирмой Ивлевой! — Лариса Викторовна даже как будто немного обиделась на Алену. — Вон ее портрет, кстати…

Алена оглянулась — в самом деле, на стене, среди картин и других портретов, было улыбчивое и нежное личико известной танцовщицы, которая недавно рассказывала по телевизору о необходимости атараксии.

— Я никогда не работала, — призналась Лариса Викторовна. — На мне был дом. Я растила Вику, ухаживала за Андреем Бенедиктовичем — он тоже был как ребенок… Всегда в работе, о жизни ничего не знал совершенно… Не знал, сколько стоит колбаса, ни разу в жизни не ездил в метро — можете себе представить?.. — Лариса Викторовна приложила платок к глазам. — А теперь я совершенно одна. Ирмочка, конечно, заходит, но очень редко…

Алена молчала, не зная, что сказать этой женщине.

— Не губите себя! — сурово воскликнула Лариса Викторовна. — Забудьте вы этого человека, вычеркните из своей жизни!

— Я подумаю над вашими словами… — неопределенно ответила Алена. Ей было очень жаль эту несчастную, одинокую женщину, но тем не менее обещать ей что-то Алена не собиралась.

— Подумаете… — с горечью повторила Лариса Викторовна. — Знаю я, о чем думает женщина в подобной ситуации! Она думает — да, с женой у моего мужчины были нелады, да, его все критикуют за скверный характер — но со мной все будет иначе! Он будет любить меня и не позволит себе тех грубостей, которые позволял себе по отношению к бывшей жене. Я такая особенная, и поэтому он со мной будет особенно нежен! У нас все, все будет по-другому!.. — возвысила она голос. А потом закончила с горечью: — Но это самообман, Алена. Романа Аркадьевича уже не переделать.

Алена посмотрела на часы.

— Мне пора, Лариса Викторовна. Извините…

— Вы мне не поверили, — пробормотала та в замешательстве. — Понимаю — образ злой тещи, у которой во всем виноват зять… Но это не так! Я повторяю: все последние годы их совместной жизни Вика была словно не в себе. Она… она страшно переживала, у нее была какая-то тайна, которой она из гордости или, может быть, из упрямства не хотела со мной делиться!

— Почему вы решили, что эта тайна связана именно с Романом Аркадьевичем? — невольно вырвалось у Алены.

— А с кем же еще?! — печально рассмеялась Лариса Викторовна. — Она нигде не работала, она почти ни с кем не общалась… Только он, этот человек, был рядом с ней! И, уж поверьте матери — Вику изводили так, что у нее рассудок начинал мешаться… Ее довели, вы понимаете! — довели до самоубийства. А эти ее последние слова о том, что он изменял ей…

Алена молчала. Какая-то безнадежная тоска вдруг снова начала овладевать ею — как до встречи с Селетиным. Когда ничего не хочется и ничего не радует…

— Я несколько раз говорила со следователем, я писала заявления, я обошла кучу инстанций… Я хотела доказать, что это мой зять виноват в смерти Вики. Нет, конечно, не он сам заталкивал в нее эти таблетки — но именно он был той причиной, из-за которой она погибла! К сожалению, в тот день Роман Аркадьевич был на работе, его видел не один десяток людей… Доказать ничего не удалось, — шепотом закончила Лариса Викторовна. — Поэтому я хочу спасти вас, пока не поздно… Не верьте этому человеку. Не верьте!