В постели со Снежной Королевой

— Никто. Лет пятнадцать назад он был моим женихом. Но это не важно… Он сказал правду — про твою жену?

— Зачем ты ходила к его матери? При чем тут его мать?

— Калерия Львовна — полковник, работает в органах… — пробормотала Алена. — Понимаешь, я…

— Зачем тебе все это понадобилось? Что ты хотела узнать обо мне? Я ничего не понимаю… — Он схватился за голову.

— Рома, я была в Векшине.

— Где?! О господи… — Голос у него пресекся. — Я ни-че-го не понимаю…

— Я тоже ничего не понимаю! — жалобно произнесла Алена. — Ты так и не ответил — Борис сказал правду о твоей жене?

— Какую правду… У меня теща — сумасшедшая, она всегда меня ненавидела!

— Нет, я не про то — Виктория в самом деле наложила на себя руки?

— Откуда ты знаешь про мою жену? Про Векшин? Что заставило тебя идти к какой-то там полковнице?..

— Давай по порядку… Я сейчас все тебе объясню, — набралась решимости Алена. — Все началось с нашей первой встречи. Ты пришел, и мы стали говорить про то, какие кому сны снятся…

И Алена подробнейшим образом рассказала все — про революционера Калясина, справочник о городах Подмосковья, подругу Серафиму, которую распирала жажда деятельности, и прочее…

— …понимаешь, я догадалась: если Калясина убили в Векшине, то и похоронили его скорее всего там же. Векшин — городишко маленький, там оказалось всего два кладбища — старое и новое. Разумеется, мы с Серафимой отправились на старое… Мы очень легко нашли могилу Калясина — ты так подробно описал все! И я начала догадываться, что дело не в Калясине, а в ком-то другом, кого похоронили рядом с ним… Мы с Симой стали искать и обнаружили на склепе рядом…

— Мою фамилию, — с горечью закончил Роман. — Это семейный склеп Макаровых. Макарова — девичья фамилия Вики. Моя дражайшая теща помешана на семейных ценностях! Разумеется, Вику похоронили там. Но почему ты не меня спросила о Вике, а отправилась к какой-то чужой тетке?

— Потому что мы договорились не копаться в прошлом друг друга… — пробормотала Алена.

— Так это ты решила! Ты, а не я!

— И ты никогда не рассказал бы мне о Вике?

— Конечно, рано или поздно рассказал бы! Мне скрывать нечего. Это вот ты…

— Что — я?

— Ничего… — угрюмо произнес он. — Мало того, что оказалась замужем, так еще какие-то бывшие женихи… Ну, а этому Борису что от тебя надо?

Алена пожала плечами. Потом сказала равнодушно:

— По-моему, Калерия Львовна хочет его женить. Вспомнила обо мне… Решила, что я наилучший вариант. Особенности человеческой психологии — раньше она меня отвергала, а теперь лучше меня никого не видит!

Они помолчали.

— Рома…

— Что?

— Рома, расскажи мне о ней. О Вике.

— Зачем? — мрачно отозвался он.

— Затем, чтобы я ничего не придумывала больше.

— А ты мне, ты — все рассказала?

— Все. Больше никаких женихов не будет…

Селетин подошел к окну, посмотрел на засыпанный снегом парк. Потом сказал, не поворачиваясь:

— Что тебя интересует?

— Вы… вы долго прожили вместе? — нерешительно спросила Алена.

— Достаточно долго. Четырнадцать лет.

— Четырнадцать! — ахнула Алена. Эта цифра показалась ей огромной.

— Я любил ее. Не верь этому дураку… — с трудом произнес Роман. — Не было у меня никаких любовниц — это все фантазии моей дражайшей тещи…

— Зачем же Вика тогда наложила на себя руки?

— Я не знаю. Она была очень славным созданием. Славным и… и слабым. В общем, официальная версия, что самоубийство произошло на нервной почве, вполне меня устраивает. Она могла плакать, если долго идет дождь. Если ей казалось, что кто-то недобро посмотрел на нее, она потом неделю могла себя изводить, думая, что же в ней не то… А в декабре ей всегда было скверно. Декабрь — самый темный месяц в году. Вике всегда не хватало солнца. А вот летом у нее всегда было прекрасное настроение. Она тогда могла рассмеяться из-за любого пустяка!

— Бедная… — прошептала Алена. — Ты… ты ее кому-нибудь показывал?

— Она ходила к психотерапевту, но ничего особенного тот не обнаружил. Обычная сезонная депрессия. В декабре бывает у многих. Поэтому всех так поразило, что она решила уйти из жизни. Никто не ожидал…

«Атараксия! — вспомнила Алена странное слово. — В наше время никак нельзя без нее! Если бы Вика знала про атараксию…»

— Может быть, у Вики были неприятности на работе?

— Она не работала. Несколько лет назад окончила курсы ландшафтного дизайна — вот и все. Я не заставлял ее ничего делать, она была абсолютно свободна.

— А дети? — спросила Алена. Об этом она не могла не спросить. Селетин нахмурился, но тем не менее ответил довольно спокойно:

— Детей она не хотела. Не хотела — и все. Ни ее, ни мое здоровье тут ни при чем.

— А ты?

— Что — я?

— Ты хотел детей?

— Какая разница… — пробормотал он, продолжая смотреть в окно. — Теперь уже нет смысла все это обсуждать.

— Теперь все ясно, — сказала Алена. — И ты стал приходить в этот парк каждые выходные!

— Глупо как-то… — неохотно согласился он. — Я ведь и уехал отсюда потому, что хотел забыть о прошлом. Уехал, но все время возвращался! Сидел здесь, у пруда, — сам не знаю почему! И что самое странное — даже голову боялся повернуть в сторону этих окон. Мне казалось, что если я посмотрю — то увижу в окне ее. Вику…

У Алены холодок пробежал между лопаток.

— А в конце декабря, когда прошел ровно год после ее смерти, я все-таки взглянул на окна. И мне показалось, будто я увидел чей-то силуэт… — бесстрастно продолжил Роман. — Мне показалось, что это она, Вика, — наблюдает за мной. И тогда я решил зайти…

— А в твоей бывшей квартире — я.

— Да, ты. Я сначала даже твоего лица не увидел. Так странно: смотрел — и не видел. А потом ты стала играть на рояле, и у меня в душе что-то перевернулось. Все-таки музыка, она… Ну, да ты знаешь!

Алена подошла к нему сзади, обняла. Но он не отозвался — неподвижный, холодный, окаменевший, все продолжал смотреть на зимний парк.

— Я пойду, — сказал он тихо.

— Куда?

— Домой. Я позвоню тебе. Завтра.

— Рома, миленький, прости меня! — взмолилась она, корчась изнутри от нестерпимой жалости — к нему, к бедной Вике, ко всему миру.

— Все хорошо, ты ни в чем не виновата. Просто…

— Хочешь, я тебе сыграю?

Он повернулся. Его глаза были странно серьезны, неподвижны.

— Не надо. Ты ведь не хочешь, чтобы я заплакал? По-моему, нет ничего хуже, когда мужчины плачут.

И он ушел.

Оставшись одна, Алена принялась обходить квартиру. Прикасалась к стенам, к дверным ручкам — точно слепая… Теперь, когда стало окончательно ясно, что Виктория была женой Романа (боже мой — целых четырнадцать лет!), что она действительно жила здесь, и самое главное — умерла, Алена чувствовала себя совсем растерянной.

Дурак Бугров назвал Рому Синей Бородой! Нет, а Калерия-то Львовна… Ведь обещала, что Борису — ни словечка! А Рома…

Алене было так жаль Селетина, что у нее просто сердце разрывалось. И она еще посмела затеять это глупое расследование, втянуть совершенно посторонних людей… Все для того, чтобы вновь вытащить на свет божий чужую боль!

Она включила телевизор — чтобы хоть как-то отвлечься.

— …но заместитель министра так и не сумел объяснить, откуда у его жены недвижимость в Подмосковье. Мы провели собственное расследование, и наша съемочная группа выяснила следующее… — вешал с экрана правдолюб Никита Ратманов. Некоторое время Алена внимательно слушала его. Ратманов — бритый, в огромных очках, был очень некрасив, но тем не менее обладал «обаянием интеллекта», как сказала бы Сима. Он разоблачил замминистра с женой, потом министра, потом пошел еще выше…

— Господи, и как только не боится! — усмехнулась Алена и выключила телевизор.

Села за рояль, хотела сыграть «Фантазию» Шумана, но тут ее поразила новая, неожиданная мысль, которая до того просто не приходила в голову.

А что, если Селетин сам себя обманывает? И вовсе не ее, Алену, он любит, а Вику, свою покойную жену? А Алена — лишь некая ее замена, проекция, голограмма, оказавшаяся именно там, где он привык видеть Вику?..

Она вскочила и подошла к зеркалу. Темные волосы, светло-карие глаза, строго сжатые губы… Безусловно, на Вику она не была похожа. Ни одной общей черты, ничего общего! Алена хорошо запомнила тот портрет на векшинском кладбище — портрет безмятежно улыбающейся женщины с васильковыми глазами. Да и судя по рассказу Селетина, Вика была женщиной эмоциональной, с часто меняющимся настроением, могла легко заплакать, легко рассмеяться.

«Нет, он не увидел ее во мне — глазами, он услышал ее — через музыку!» — догадалась Алена.

Это и было то самое, что тревожило ее с самого начала знакомства с Селетиным, — то, что он так стремительно полюбил ее, с такой готовностью сделал предложение — словно знал ее, Алену, уже давно. Он стремился к Вике — возлюбленной, которую потерял.