Принц со шрамом

— Не беспокойтесь, миледи, — он отстраняет одну из своих рук и приподнимает мой подбородок. — Он умер, делая то, что хотел.

Я выдыхаю с неверием, закатывая глаза, чтобы остановить слезы.

— Что, будучи мучеником?

Он улыбается.

— Защищая Вас.

Мой желудок сводит судорогой, и я вдыхаю, мое лицо скривилось от того, как тяжело прозвучали эти слова.

— Знаете, — шепчет он, его хватка крепчает вокруг моих пальцев. — Я не уверен, кто хуже, люди, которые убили его, или те, кто не хочет чтить его память.

Он колеблется, убирая другую руку, чтобы вытереть одинокую слезу, которая стекает по его щеке.

— По крайней мере, мятежники заботятся о своих.

Мои нервные окончания напрягаются, и я наклоняю голову.

— Откуда ты это знаешь?

Пол отпрянул назад, провел рукой по своим рыжим волосам, избегая моего взгляда.

— Сара.

Глубокий голос прорезает напряжение, и я оглядываюсь, чтобы увидеть дядю Рафа, стоящего в коридоре, одна рука в кармане, другой он опирается на трость.

Я улыбаюсь.

— Дядя, я как раз шла к тебе.

— Миледи, — бормочет Пол, спеша по коридору.

Он не поворачивается и не здоровается с моим дядей, и это не проходит незамеченным: Раф смотрит в спину Пола, когда тот удаляется по коридору.

— Ты планируешь заставлять короля ждать весь день? — спрашивает он.

У меня внутри все переворачивается от отвращения, но я шагаю дальше, понимая, что сейчас, как никогда, важно действовать осторожно. Если он узнает, что я делала прошлой ночью, я не уверена, как он отреагирует.

В лучшем случае, он назовет меня предательницей и отречется меня от семьи.

А в худшем? Я даже не уверена.

Тревога бурлит в моем нутре, пока я пробираюсь к нему, я боюсь, что когда я подойду слишком близко, он почувствует запах Тристана на моей коже. Заметит разницу в моей походке или новый ритм моего сердца, кричащего о том, что принц Фааса владеет моей душой и телом.

Мне до боли хочется найти его, даже сейчас, и чувство вины от этого зарубцовывается в горле, пока не разбухает.

Когда я достигаю его, я жду... хотя чего именно, я не знаю. Может быть, осознания того, что кто-то пытался покончить с моей жизнью всего за день до этого. Может быть, признания того, что я не в порядке.

Но оно так и не приходит.

И когда мы входим в столовую, и он провожает меня за длинный стол, за которым не менее двадцати мест, а над нами сверкают нарядные хрустальные люстры, я просто чувствую пустоту.

Майкл сидит во главе стола, одетый в дорогие вечерние одеяния, на его лице улыбка, и отвращение накатывает на меня; самое сильное, какое когда-либо было.

— Леди Беатро, Вы прекрасно выглядите, — говорит Майкл, когда слуга отодвигает стул, позволяя мне сесть.

Я оглядываюсь и улыбаюсь, благодаря их, а Майкл гримасничает.

— Ваше Величество, приятно видеть, что Вы хорошо себя чувствуете.

Дядя Раф почти сразу же начинает рассказывать ему о созыве встречи с Тайным советом, и пока я сижу и слушаю, делая маленькие глотки воды из своего стакана, я понимаю, что он вошёл в ту же роль, что и его сын, советуя королю. А это значит, что он не собирается в ближайшее время возвращаться домой. Интересно, как моя мать справляется в одиночестве, хотя я сомневаюсь, что она хоть раз подумала обо мне после моего отъезда.

На стол приносят первое блюдо, и мой кишечник ворчит, не в силах переваривать пищу, когда мои внутренности так рвутся и метаются. Я ерзаю на стуле, чтобы боль между ног пронзила меня и напомнила, что Тристан был рядом. Что ему не все равно, даже когда кажется, что никого больше не заботит мое состояние. Странно, что одно воспоминание о нём приносит мне утешение, но я приветствую его, желая, чтобы хоть что-то не давало мне сломаться и разрушить все, ради чего я приехала в Саксум.

Я прочищаю горло.

— Это правда, что у вас нет достойной службы для Тимоти?

Слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю их остановить, и дядя бросает на меня острый взгляд, его вилка останавливается на полпути ко рту.

Майкл, который отпивал из своего бокала, ставит его обратно на стол и смотрит на моего дядю, а затем снова на меня.

— Все верно. Мы думаем, что без неё будет лучше.

Злость бурлит в моих венах, как лава.

— Он заслуживает почестей за свою службу.

— Мятежники воспримут это как победу, — вклинился мой дядя. — Мы не можем дать им такого удовлетворения.

Я выдыхаю, мой позвоночник выпрямлен.

— У них уже есть победа. Они убили человека, который выполнял свою работу, защищая меня.

— Сара, хватит, — говорит мой дядя.

Я наклоняюсь вперед, пока мои ребра не ударяются о край стола.

— Когда он лежал на грязной земле, схватившись за мои запястья и борясь за воздух, это я держала свои руки по локоть в его груди, пытаясь заставить его сердце биться. Это я молила Бога, чтобы он пощадил его, чтобы вернул всё, как было... — мой голос надламывается, и мой кулак хлопает по столу. — Чтобы забрал меня вместо него.

— Он не должен был даже разговаривать с тобой, — говорит Майкл.

Я поворачиваюсь к нему, моя челюсть сжимается.

— Не беспокойтесь, Ваше Величество. Теперь он больше никогда этого не сделает.

Глаза Майкла расширяются от моей вспышки, его челюсть напряглась. Я закрываю рот дрожащей рукой, тошнота подкатывает к горлу.

— Простите, если вы меня извините. Я чувствую себя довольно плохо. Думаю, мне нужно прилечь,

— Сара, — снова начинает дядя Раф.

Я протягиваю руку, чтобы остановить его.

— Я в порядке, дядя. Полуденный отдых всё исправит.

Вскочив со стула, деревянные ножки которого скребут по полу, я бросаю салфетку на пол и выбегаю из комнаты, боясь, что если задержусь еще хоть на мгновение, то наговорю такого, чего потом не смогу забрать обратно. А это последнее, чего я хочу.

Но мне не стоит беспокоиться, потому что за мной никто не идет.

——————

Костер давно потух, и я сижу перед ним, а в груди саднит от грусти.

Шейна так и не пришла.

Я злюсь. И, честно говоря, немного боюсь, что девушка, которую, как мне казалось, я знала, на самом деле женщина, о которой я ничего не знаю. Полагаю, это правильно, учитывая, что она мало что знает обо мне.

Взглянув на коричневые напольные часы, тикающие на дальней стене, я вздыхаю, решив сосредоточиться на том, что я могу контролировать — узнать больше о туннелях.

Подушки дивана скрипят, когда я встаю и прохожу из гостиной к своей свежезастеленной кровати. Опустившись на колени, я заглядываю под раму матраса, рука тянется, пока я не нащупываю угол небольшого сундука. Я тяну его к себе и открываю крышку, глубоко вздыхая, когда достаю черный костюм, который я надевала, когда пробиралась ночью в Сильву, чтобы забрать украденные деньги из сейфа моего дяди и отдать их в руки Далии.

Я раздеваюсь догола, надеваю черные панталоны и черную тунику с длинными рукавами, затем сажусь на край кровати и зашнуровываю ботинки. Когда я подхожу к зеркалу и укладываю локоны в пучок на затылке, чувство спокойствия рассыпается по моим плечам: впервые с момента прибытия в Саксум я ощущаю себя самой собой.

Не все женщины созданы для пышных платьев и причудливых корон, сверкающих на свету.

Некоторые из нас предпочитают анонимность, которая приходит вместе с тенями.

Просунув руки в черный плащ, я накидываю капюшон на голову, захватив пальцами края и потянув, пока он не скрывает мое лицо из виду.

А затем я выхожу за дверь, уже зная, что там не будет нового охранника, чтобы следить за происходящим. Когда Ксандера нет, я — всего лишь запасной вариант.

У меня сжимается живот, когда я направляюсь к ближайшей потайной двери, и мой желудок начинает трепетать, когда за углом раздаются голоса, звучащие так, словно они направляются в том же направлении. Я разворачиваюсь и бегу как можно тише в конец коридора, прячась за дальней стеной, чтобы они меня не увидели.

Шейна. Мое сердце замирает. И Пол.

Я вскидываю брови, и мои внутренности сворачиваются от непонимания, гадая, что они делают вместе и почему скрываются в коридорах поздно ночью.

Когда они открывают потайной ход и входят в туннели замка, мой желудок опускается на пол. Я следую за ними, держась достаточно далеко, чтобы они не заметили моего присутствия. Проходит десять минут, прежде чем они достигают конца туннелей, небольшой каменной лестницы, ведущей к маленькой двери, которая открывается наружу, и они выходят, шепча слова слишком тихо, чтобы я могла их расслышать.

Я снова следую за ними, вступая в прохладу облачной ночи и понимая, что мы находимся посреди леса. И я понятия не имею, куда они собираются идти.

41.Тристан

Это очень интересный поворот событий, когда мой брат слушает мои слова как Евангелие, и еще одно доказательство того, что он действительно сошел с ума.

Если бы я не был так зациклен на воспоминаниях о том, как моя Маленькая Лань обхватывала мой член, возможно, я бы нашел немного юмора в иронии о мальчике, который всю свою жизнь говорил мне, что я не стою грязи на его ботинке, а теперь он спрашивает меня, что ему делать.

Конечно, все это — результат моего тщательного манипулирования его галлюцинациями. Я увидел слабое место и набросился на него. Мятежников много, и их число растет с каждым днем. У меня много фракций, скрытых от посторонних глаз. Мы везде, даже в тех местах, о которых вы и не подозреваете. Но я не идиот, и если есть возможность укрепить наши шансы, я всегда ею воспользуюсь.

Вот почему я вчера вечером легкомысленно предложил, чтобы Тимоти не хоронили должным образом — Эдвард мог бы использовать это, чтобы поколебать мнения о короле. Люди не очень хорошо относятся к тому, что с их собственными людьми не обращаются с уважением.

— Брат, прости, что беспокою тебя, но я не знал, куда еще обратиться, — я качаю головой, вышагивая так, словно эти мысли терзают мой разум.

— Хватит, Тристан. Я занят, — огрызается он, откинувшись в кресле и попыхивая сигарой.

— Речь идет об отце, — шепчу я, оглядывая комнату, как будто кто-то может подслушать.

Это привлекает его внимание, и он садится вперед, его брови поднимаются.

— Он сказал тебе что-то еще? Снова пришел к тебе во сне?

Я колеблюсь несколько долгих мгновений.

— Да. Но... я не знаю.

— Скажи мне, — шипит он.

— В моем сне... король Андалайзии послал войска к нашей южной границе.

Майкл вцепился в корни своих волос.

— Что? Ты думаешь, они хотят развязать войну?

Глубоко вздохнув, я качаю головой.

— Я не знаю, Майкл. Возможно, это ерунда. Блять! — я пинаю деревянную ножку стула. — Мне кажется, что я схожу с ума.

— Нет, — он встает на ноги, обходит стол, пока не оказывается передо мной. Он крепко сжимает мое плечо. — Ты не сошёл с ума. Мы не сумасшедшие.

Я киваю, проводя ладонью по губам.

— Он сказал, когда?

Пожимая плечами, я смотрю на него из-под бровей.