Александр Курляндский

Собака Шара

Собака Шара родилась на экваторе. Поэтому одна ее половина, северная, покрыта густой рыжей шерстью. А со стороны юга кожа у нее нежная и розовая, как у поросенка. Представьте заросшую густой шерстью голову и грудь, и абсолютно голую заднюю часть. Спереди — лев, сзади — поросенок. Так выглядит Шара. Для врагов Шара — свирепый лев, а для друзей — ласковый и добрый поросенок.

И врагов, и друзей Шара встречает громким лаем и пронзительным поросячьим визгом. Друзья смеются, а враги бросаются врассыпную — кто этих карликовых львов знает? В таких случаях Шара просто корчится от смеха, чувства юмора ей не занимать. Достаточно взглянуть в ее глаза — и становится ясно: эта собака далеко пойдет! Мы с Шарой понимаем друг друга без слов. То есть я понимаю ее без слов, а она меня со словами. Я понимаю ее по глазам, хвосту, по тому, как она дышит, лает, высовывает язык, рычит. Целыми днями мы вместе. Каждый занимается своим делом. Я лежу на диване и смотрю в окно, а Шара сидит на полу перед своим любимым телевизором.

По вечерам мы играем в шахматы. Шара очень не любит проигрывать. Она играет неплохо, но хуже меня. У меня по шахматам первый разряд, а она всего лишь кандидат в собачьи мастера. Чтобы не обижать ее, я часто под даюсь. Если б вы видели ее радость. Она целует меня, облизывает с ног до головы. А если ее дела плохи, поджимает хвост и жалобно скулит.

— Вам шах! — говорю я.

Шара кладет мне на колени лапу. Это означает:

— Можно перехожу?

— Нет, — отвечаю я. — Ты уже перехаживала.

Но Шара кладет на колени вторую лапу и вздыхает. Это означает:

— Ну, пожалуйста. Последний раз.

— Ладно, — говорю я. — Самый последний.

Так мы разговариваем. Больше я не буду объяснять как, а просто приводить ее слова.

Когда я объявляю Шаре мат, она уходит в свою комнату и запирается на ключ. В последнее время Шара резко усилила игру. Я долго не мог понять в чем дело, пока не обнаружил пропажу учебника по шахматам. Он всегда стоял на полке, между «Правилами вождения парусников» и «Справочником юного артиллериста». Я решил, что его потерял. Но однажды обнаружил его в Шариной комнате зачитанным до дыр. Игра у нас проходит азартно. Мы кричим друг на друга, ругаемся. Если кто-то «съедает» фигуру, то съедает по-настоящему. Фигуры у нас съедобные. Из хлеба, рыбы, мяса и других вкусных вещей. К каждой игре мы заново их делаем. Я пытаюсь их мастерить из соленых огурцов, помидоров, моченых яблок. (Ужас как люблю все соленое и острое!) Но тогда Шара отказывается играть. Она предпочитает мясо, колбасу, кости. Мы долго спорили, пока не нашли выход. Я делаю ее фигуры, а она — мои. Чтоб каждый съедал то, что любит. Пешки я делаю из маслин. Я насаживаю их на палочки, палочки втыкаю в дольки огурцов — так у меня получаются пешки. Ладьи я вырезаю из редьки. Король у меня самый вкусный. Из копченой селедочки. Поэтому у него селедочная голова. Так мы замечательно жили себе да жили. И все у нас было хорошо, замечательно, расчудесно-распрекрасно.

Пока вдруг однажды… не появился ОН.