Александр Курляндский

В ледяном плену

А я сидел в ледяном чулане и дрожал от холода. В другое время я бы восхищался голубизной и прозрачностью льда, чистотой ледяных полов, красотой сосулек на потолке. Но сейчас мне было не до восторгов. Очень уж было холодно.

Пар от дыхания превращался в туман, оседал на ледяных стенах, стены становились мутными, как стекла очков у неряшливого владельца, и скоро сквозь них ничего не стало видно.

Сидел я на жестком ледяном табурете, дивана здесь не было, даже ледяного, и вида из окна на ветви баобаба тоже не было, и любимого телевизора, и Шары. В этом сарае чуки хранили продукты. Здесь была их продовольственная база. Кругом висели, лежали, стояли оленьи туши, окорока, огромные рыбины, бочонки с икрой. Да, с голоду я не умру, а вот от холода… Двери в сарае не запирались, а заливались водой. Вода превращалась в крепкий, как сталь, лед. Ни один вор, ни один хищник не мог сюда проникнуть. Чудом я нашел в кармане своего строительного полушубка спички. Они остались от тех далеких времен, когда я ходил в походы, варил на костре уху. Особенно я любил подледный лов рыбы. Неважно, поймаешь ты или нет — кругом такая красота, такая тишина… Заснеженные деревья, морозный воздух… Так думал я раньше, когда мог сесть в машину и быстро выбраться из этой снежной красоты, вернуться домой в теплую квартиру, к своему любимому дивану, телевизору… Ну, хорошо. Спички — спичками, а зажигать-то нечего. Были бы дрова и камин… А лед не подожжешь спичками.

Тут я окончательно пожалел о своей миротворческой миссии. Ну, что мне не сиделось, не лежалось, не игралось в шахматы? За правду, видите ли, решил постоять. И что? Что мне эта правда? Хотите воевать — воюйте. Мне-то что? Меня не трогают. Все войны кончаются миром. Помирились бы и чуки с куками. Ну, убили бы одного-другого, пятого-десятого… сотого-двухсотого… Я-то здесь при чем? Не я же начал. Сидел бы сейчас у камина… Или наоборот… Прохлаждался бы у кондиционера, смотрел бы на пальмы, пил ананасный сок… Э-эх!

В самом теплом на свете строительном полушубке становилось холодно. Долго я не протяну. Надо готовиться к худшему. А жаль. Столько книг еще не написано, столько чая с вареньем не выпито, столько партий в шахматы не сыграно. И с друзьями, и вприкуску. И эту сказку… Кто теперь ее допишет… Кто отдаст деньги за домики, которые я завез… И Шара, бедненькая, с кем она останется? Кому она нужна?

Что-то упало и звякнуло об пол. Что это? Да это моя слезинка. Скатилась по лицу, превратилась в лед, упала и зазвенела.

Опять что-то звякнуло. Но это уже не слезинка. Звяканье раздавалось по ту сторону стены. Я нашел в кармане полушубка чудом оказавшийся там молоток и постучал по стене. Три длинных стука, потом через паузу еще три. Так отстукивают «СОС» — сигнал бедствия, «спасите наши души». Душа была одна, но очень мне дорогая, моя. Ее надо было спасать.

С той стороны стены так же постучали — три стука и три еще, после паузы. И я отчетливо услышал лай. Неужели Шара? Ах, собачка моя дорогая!

Там, за стеной, что-то происходило. Я слышал рычание, лай… все громче, все отчетливей.

И вот в стене образовалось маленькое отверстие, показался собачий язык. Потом еще и еще один. Собаки во главе с Шарой растапливали своим дыханием лед, вылизывали отверстие в стене, оно становилось все больше и больше. Я стал помогать им, растапливать своим дыханием лед с моей стороны. И вот уже в образовавшееся отверстие просунулась голова Шары.

— Собачка. Шареночек мой.

— Кур? Ты жив, жив? Не замерз?

Шара протиснулась ко мне, клочки шерсти остались на краях отверстия. Она прыгала вокруг меня, обнимала, целовала.

— Бежим, Кур!

— Но я не пролезу. Шара. Это отверстие слишком маленькое для меня.

— Ах, Кур. Почему ты такой большой?

Но вдруг, с другой стороны, раздался звук мотопилы, посыпались ледяные брызги там, где была дверь.

— Беги, Шара!

— Нет!

— Так надо.

Шара вылезла сквозь свое отверстие наружу, а я прижался к нему спиной, закрыл своим телом.

Распахнулась дверь, в глаза ударил свет. И появился ОН, мой заклятый друг.

— Здорово, старик. Ну, как ты? Не передумал? Мир-дружба, а? Или наоборот? Ну что тебе эти кукеныши? То есть чукеныши… то есть и те, и другие. Кто они тебе? Дети родные, племянники, мамы-папы? Что ты переживаешь? Плюнь! Слюной. Давай дружить, заживешь как в сказке.

— Я и так живу как в сказке…

— Это плохая сказка. Вон как ты замерз. Страшно смотреть. Нос как у Деда Мороза, на бровях иней, щеки белее бумаги. Брось. Будем жить как в хорошей сказке. Весь мир будет наш, все озеро!

Я промолчал.

— У меня к тебе деловое предложение.

Я опять промолчал.

— Что ты молчишь? Не хочешь. По лицу вижу — не хочешь. Не знаешь, что я хочу предложить, а не хочешь. Ну, как знаешь. Хозяин — барин. Не жарко тебе? А? Может, кондиционер включить?

И он противно засмеялся:

— Часа через три ты превратишься в ледяную статую, кусок льда. Скульптура «Девушка с веслом». Нет. «Писающий мальчик»… без весла. Ты этого хочешь? Да? Ну и замерзай, кретин!

Я понял — он прав. Вряд ли я выберусь отсюда сам.

— А что у тебя за предложение?

— Это — другой разговор. Мое предложение очень простое. Надо выстрелить из пушки.

И мой «друг» объяснил то, что вы все уже знаете.

Я понял, почему он обратился ко мне. Он не умел стрелять из пушки. Поэтому он вспомнил обо мне. Я рассказывал, что строил военные объекты. Скажу теперь по секрету — какие. Это были площадки для запуска ракет. Об этом мало кому известно, но мой друг знал про меня все. На то он и друг, хоть и заклятый. Он решил, раз я строил ракетные объекты, то уж из какой-то пушки я смогу выстрелить.

Ну, что мне было делать? Не замерзать же в ледяном чулане?

И я согласился.