Часы Застывшего Часа

Вулкард стоял на балконе, совсем как и тогда. И так точно был он сегодня наряден: в золотом кафтане с самоцветным оплечьем, в шапке-короне и с Державным скипетром в руках. Он был совершенно спокоен и даже умиротворен, хотя и сюда добирался грохот восстания, а его далекие яркие всполохи видел и человеческий глаз.

— Здравствуй, Язар, — безмятежно поздоровался Вулкард. — Ты пришел служить мне или пришел меня убить?

— Для человека, ожидающего смерть, ты слишком спокоен, — ответила Иварис голосом Язара. — Ты поэтому нарядился? Хочешь произвести впечатление на богов?

— Я не намерен умирать, — возразил Вулкард. — Хотя и признаю, мне нечего противопоставить твоей божественной силе. Что ты сделал с Набахом?

— Я освободил его.

Вулкард сжал скипетр крепче. Он прислушался к своим чувствам, однако не смог понять, правдивы ли эти слова.

— Тогда почему ты не открыл врат?

— Набах тяжело ранил меня, и я умираю. Мне недолго осталось пробыть в человеческом теле. Я могу сделать лишь одно: разбить ворота или убить тебя.

— Ты сделал неверный выбор, — Вулкард разочарованно покачал головой. — Но раз уж ты здесь, заходи.

Он отступил в глубину дворца, и балкон опустел. Тогда же массивные створки парадных дверей беззвучно отворились. Иварис решительно переступила порог.

Она шли длинными пустынными коридорами, освещенными редко расставленными золотыми канделябрами. Они горели разрозненными пятнами, свет их не смешивался и с расстоянием уступал темноте. В этом полумраке на стенах покоились портреты бывших царей Бризариона. Мужчины и женщины, старики и почти еще дети, но все они непременно изображались с Державным скипетром в руках. И первым в этом ряду был сам Полонир. Он выглядел миролюбивым и добродушным, и сложно было поверить, что такой безобидный на вид человек низверг последнего наследственного монарха и переписал законы всей страны. Но больше того Иварис поразили его карие глаза и бледная голубоватая кожа. Он не имел в лице грубости этезианцев, но сочетал признаки не двух, а множества народов. Чем дольше Иварис вглядывалась в него, тем меньше признавала. Даже его стеганный черный дублет по статусу в лучшем случае подходил барону. Никаких украшений Полонир не имел, а только за пояс заткнул не самый примечательный серебряный меч.

И разительно отличался от предшественника Хладослав — второй маг-царь, потомственный бризарец, высокомерность которого просматривалась во всех его чертах. На всех посетителей дворца он взирал с презрением, словно не мог смириться, что такие ничтожества ныне разгуливают в его высоких чертогах.

Почти все цари-маги происходили из народа, которым правили. Иные правители походили на сумасшедших, от изображений которых глаз отворачивался сам. Другие, как Седогор, притягивали к себе внимание глубиной мудрого взгляда, радушными улыбками и мягкостью опрятных бород.

После Полонира портрет Вулкарда уже не казался неуместным в этом ряду. Внешность он имел иноземную, но не самую странную, наряды носил пышные, но не вычурные до безобразия. И в полутьме коридора Иварис узнала руку мастера, которой был написан его портрет.

У картин, опершись на алебарды, дежурили четырехаршинные серебряные стражи. Големы мало отличались от людей, особенно от раболепно преданных своим господам солдат. Сейчас они дремали, но Иварис чувствовала притаившуюся в них магию.

Вулкард не натравил на нее големов и не попытался остановить иным колдовством, которое, как в бурлящем котле, клокотало в его дворце. Лишь последний страж, стоящий у его собственного портрета, вдруг пошевелился и обратился к ней голосом царя:

— Следуй за мной.

Громыхая по мраморному полу, он сопроводил гостью в зал, в котором Вулкард еще недавно беседовал с Неберисом. Барельеф левой стены изменился: вместо Степенного океана он повторял картину из галереи полуальва, на которой Яра удерживали цепи Граньяриса. Здесь эта сцена выглядела еще правдоподобней и пугающей, чем на холсте. Иварис было неприятно на нее смотреть, и она поспешила отвести взгляд. Царь по-прежнему оставался в парадных одеждах и только снял шапку. Второе кресло пустовало. Хрустальный шар молчал, а на пьедестале подле него лежало очиненное ястребиное перо.

Голем оперся на алебарду двумя руками и застыл у двери. Вулкард жестом предложил Иварис присесть, но она встала между ним и витражным окном и с вызовом сложила руки на груди.

— Ты позвал меня для разговора?

Он посмотрел в пустоту хрустального шара и ответил не сразу.

— Если бы я мог убить тебя, то не стал бы медлить.

— Тогда почему промедлить должен я?

Конечно же, Иварис не могла сокрушить царя Бризара в его собственном дворце. Но она подыгрывала ему, догадываясь, что заблуждение, в котором он пребывает, вызвано не одним лишь ее обликом.

— Царь нашей страны должен быть не только могущественным магом, но умелым политиком и дальновидным стратегом. Изучению магии я посвятил много лет, а война — это сама моя жизнь. Но вот указы прежде я лишь подписывал, тогда как составляли их всегда мои советники, — он вынул из-за пазухи свернутый пергамент. — На этот раз мне пришлось действовать самому, ведь мой первый советник оказался моим первым врагом. — Иварис внутренне напряглась и на мгновение утратила внешнюю невозмутимость. Вулкард удовлетворенно улыбнулся, затем продолжил. — Все так, Язар, ты меня правильно понял. Меня предал единственный друг, мой наставник, мой спаситель… Только Неберису я доверял, только с ним делился сокровенными надеждами и мечтами. Вместе мы через многое прошли. Вместе мы заняли трон и свергли Седогора. Ты удивлен? — Вулкард усмехнулся. — Право, старик был слишком силен, чтобы кто-то из нас мог сразить его в одиночку. Но с годами он стал мягкотелым. Эта слабость его и погубила. — Он помолчал. — А ведь меня неблагодарные подданные даже зовут жестоким. Как же так получилось, что и ко мне в душу забрался предатель? Неберис пришел ко мне в полночь, утверждая, что именно ты замыслил меня убить. Но я не мог понять, зачем тебе это? Для чего богу место царя? И тогда я понял. Ты думал, что пришел в Бризарион по своей воле. Но это Неберис тебя приманил. Он раскрыл твою сущность и неожиданно сделал своим должником. Для свержения Седогора я заручился помощью лесного духа, а он в свою очередь привел бога. Пресветлый Эсмаид, сколько же он лгал! — Вулкард взмахнул руками. — Но теперь мне известна правда. А еще мне известно, что ты не лишен благородства, Язар. И пускай Неберис не был твоим другом с малолетства, но, может быть, ты захочешь его спасти.

Царь поднялся и протянул гостю пергаментный сверток. Он продержал его мгновением дольше, чем требовалось, чтобы его передать. Затем неохотно разжал пальцы и тяжело вздохнул. Иварис прочитала вслух:

— «В ночь на четвертое Хомиана месяца Покоя 11089го Лета Эсмаида я, Вулкард Жестокий, тридцать второй царь-маг Бризариона составил сию схиму. В ней я обязуюсь помиловать Небериса и впредь ни поступком, ни словом не приближать его смерти. Ответом же прошу Язара, сына Эсмаида, покинуть его нынешнее смертное тело и умереть. А дабы меня судили по справедливости я вручаю беспристрастному Йерею свое имя, и вручаю сию схиму».

В конце письма, предоставляя Йерею это право, Вулкард подписался на языке Имурьи — повелителя и летописца мира слов.

— И ты полагаешь, я на это соглашусь? — изумилась Иварис.

— Я на это рассчитываю, — признался Вулкард. — И, прежде чем ты примешь решение, я хочу тебе кое-что показать.

Он махнул рукой, и барельеф левой стены начал изменяться. Золото Граньяриса потускнело мрамором, цепи четырех стихий проступили сильнее и приняли вид темного серебра. Яра обратился Неберисом. Он стоял на коленях, а его распушенные длинные волосы свисали слипшимися колтунами на прежде красивое лицо. Казалось, он провел в заключении много дней, так что даже пышная мантия уже не могла скрыть его худобы. Облик его был изможден, лицо осунувшееся, угловатое. Под его глазами залегли черные провалы, а сами прежде лучившиеся ярким светом глаза поблекли. Невидящим взором Неберис взирал в одну точку на полу перед собой и не шевелился.

Плачевный облик брата ужаснул Иварис. Не раздумывая, она кинулась к нему. Вулкард поспешно вскочил.

— Стой или он умрет! — предостерег он. Иварис остановилась и бросила на него исполненный ненависти взгляд. Тот улыбнулся. — Да, теперь я вижу истинное лицо бога огня. Как жаль, что ты не мой союзник… — Он безмятежно указал рукой на пленника, словно скульптор на свою работу. — Эти прекрасные цепи из орба — еще один подарок Полонира. Они удержат даже самого могущественного мага и подчиняются только царю. Они как голодные пиявки забирают магические силы своей добычи. Мне необходимо их кормить, дабы поддерживать защитную магию всего дворца. Конечно же, Неберис был последним в списке жертв до тех пор, пока не предал меня. И сейчас кандалы Полонира почти его допили. Но как я и говорил, если подпишешь схиму, ты сможешь его спасти.

Вулкард протянул ей перо. Она понимала, что не сумеет его убить, даже если его слова всего лишь блеф, а Неберис в цепях очередная иллюзия. Она попыталась найти подсказку в глазах брата, но они молчали. Конечно, Вулкард мог сначала убить его и уже после составить схиму. Смесь страха и гнева не позволяла ей мыслить разумно. Иварис пыталась нащупать эту разумную нить и прислушивалась к инстинктам. Они утверждали, что Вулкард не лжет. А все-таки она сомневалась.

— Я хочу убедиться, что Неберис еще жив, — заявила она.

— Пожалуйста, — легко согласился царь. — Только не приближайся к нему.

Он шевельнул пальцами, и цепи ослабли. Неберис провалился вперед и вздрогнул, когда цепи натянулись вновь. Он поднял голову и растерянным взглядом стал бегать с Иварис в облике Язара, к Вулкарду и обратно.

— Язар? — изумленно спросил он. — Ты открыл ворота? Или сражение уже окончено?

— Сражение почти окончено, — поправил его Вулкард. — Прямо сейчас мои солдаты подавляют последние очаги мятежа.

— Тогда зачем ты здесь, Язар?

Глаза Небериса лихорадочно блестели, а в словах звучали отчаяние и грусть. Его мало беспокоило собственное положение, но известие о провале восстания, казалось, ранит его сильнее колдовских цепей.

— Вулкард пощадит тебя в обмен на мою жизнь, — ответила Иварис. — Он подписал схиму…

— Не соглашайся! — прохрипел Неберис. Он хотел это выкрикнуть, но голос его подвел. — Ты должен открыть ворота. Уходи! Даже пропитанный моей силой дворец не удержит тебя. Может быть, в этом и есть замысел Вулкарда, — он посмотрел на царя.

— Я не стану препятствовать Язару, если он пожелает уйти. Более того, он волен убить меня в любой момент. Все, чего Язар лишится в таком случае — одного друга. Но зато освободит от тирании свой народ.

Вулкард говорил с насмешкой, словно подначивая Иварис поступить именно так. Неберис изумленно посмотрел на сестру.

— Так убей его! — он дернул руками, породив громкий звон. — Почему ты медлишь?!

— Потому что прежде он убьет тебя.

Неберис отрывисто выдохнул, пораженный этим слабым доводом. Но что-то в поведении Язара его настораживало, что-то неестественное сквозило в его движениях, в его словах. Кандалы Абимора по-прежнему сковывали ему запястья. Неужели он одолел альвариха, даже не снимая их? Неберис видел Державный скипетр и знал, что тот сейчас пуст. Без надзора Набаха Вулкард оставался беззащитен, и Язар мог легко заколоть его своим мечом. И этот старый меч, — зачем он принес его, когда среди артефактов башни мог выбрать себе куда более грозное оружие? Но тут взгляд Небериса упал на пальцы Иварис. Он не мог видеть колдовского кольца, да и смотрел не на ту руку. Но почему-то его брови сблизились, и сузились глаза.